Будучи членом Президиума ВСНХ, я постоянно занимался крупнейшими стройками и, конечно, был в курсе всех этих дел. Поэтому я стал подробно отвечать на заданный вопрос.
Сталин слушал некоторое время, потом прервал меня:
— Товарищ Гинзбург, меня сейчас особенно беспокоит обеспечение страны и промышленности топливом. А шахты Донбасса, да и не только Донбасса отстают с планом добычи угля. Товарищи объясняют это в первую очередь отсутствием самого элементарного жилья для рабочих. Что Вы можете сказать по этому вопросу? Какие у Вас есть предложения? Я понимаю, что трудно дать исчерпывающий ответ по такому непростому делу, но хотелось бы услышать хотя бы общие соображения.
Я ответил, что жилищный вопрос действительно очень остро стоит перед угольниками. Но, пожалуй, самое главное заключается в том, что завтра этот вопрос встанет не только перед теми, кто добывает уголь, но и перед всей страной, поскольку заканчивается сооружение гигантов тяжелой индустрии, и мы должны уже сейчас готовить жилье, создавать нормальные бытовые условия. Если этого не сделаем, укомплектовать промышленность квалифицированными рабочими кадрами будет невозможно. А в перспективе ведь придется через какие–то 10–12 лет сносить временные деревянные здания и приступить к капитальному строительству новых, социалистических городов.
Сталин слушал внимательно, не перебивая, а когда я закончил, сказал:
— Мне нравятся высказанные Вами мысли как предварительные замечания. Необходимо подготовить предложения, которые можно было бы обсудить.
Мы разработали в ВСНХ предложения об организации стандартного деревянного домостроения, они были доложены Сталину и одобрены им при следующей встрече у Орджоникидзе…
И вот через восемь лет после той первой случайной встречи я официально был вызван в Кремль, в кабинет Сталина, примерно за полчаса до установленного времени, пройдя через всю пропускную процедуру, я оказался в приемной вождя. Его личный секретарь А. Н. Поскребышев приветливо поздоровался со мной. Я сел в указанное им кресло и стал ждать…
Наконец, меня пригласили в главный кремлевский кабинет. Помнится, что кроме Сталина там находились В. М. Молотов, М. И. Калинин, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, А. И. Микоян, А. А. Андреев, Л. П. Берия, Г. М. Маленков и, кажется, М. Ф. Шки- рятов.
Подойдя ко мне, Сталин поздоровался за руку. Ладонь его руки была такой же небольшой и мягкой. На нем был ставший уже традиционным полувоенный френч и мягкие грузинские сапоги. Но внешне Сталин несколько изменился: появились седина и на бледном лице морщины у глаз. Выглядел он усталым и несколько озабоченным. Попыхивая трубкой и пристально глядя мне в глаза, Сталин сказал:
— Мы решили предложить Вашу кандидатуру, товарищ Гинзбург, на должность народного комиссара по строительству. Как Вы относитесь к этому предложению?
Стараясь подавить охватившее меня волнение, я ответил:
— Конечно, для меня — большая честь стать первым наркомом по строительству. Я высоко ценю оказанное мне Ваше доверие, товарищ Сталин, доверие Центрального Комитета партии и понимаю, какая на меня возлагается большая ответственность. Ведь требуется незамедлительно собрать наркомат из отдельных «кирпичиков», разбросанных по промышленным отраслям, и на этой основе организовать сложный инженерный и хозяйственно–экономический аппарат. Я постараюсь приложить все свои силы, опыт и знания, чтобы достойно справиться с порученным делом. Но как коммунист хочу напомнить, что в феврале нынешнего года партколлегия, отметив как несправедливое и ошибочное решение парткома комитета по делам строительства о моем исключении из ВКП(б), заменила его строгим выговором. Так что у меня имеется партийное взыскание.
После этих моих слов Сталин коротко заметил:
— Члены Политбюро ЦК знают об этом, товарищ Гинзбург. Вот Вы на новом высоком и ответственном посту всем и докажите, что и это наказание было чересчур строгим и тоже ошибочным.
Затем меня пригласили за стол и началась беседа с членами ЦК и правительства. Мне задавали разные вопросы, в том числе и по организационным делам, включая и такой: нужно ли, по моему мнению, сохранить как самостоятельный государственный орган Комитет по делам строительства при СНК СССР? Я предложил его упразднить, передав функции комитета Наркомстрою в целях создания единого органа, представляющего строительную отрасль нашей экономики.
Был затронут и такой вопрос: какие у меня соображения по поводу выполнения монтажных и специальных работ в строительстве?
Я ответил, что вопрос этот представляется мне довольно сложным. Ведь при передаче строительных организаций Наркомстрою промышленные наркоматы, очевидно, постараются наиболее ценные и опытные кадры монтажников оставить у себя. Поэтому было бы неразумным решать организационный вопрос Наркомата по строительству дважды: сначала по общестроительным организациям, а потом — по специальным и монтажным работам. Вот почему целесообразно с самого начала возложить на Наркомстрой не только общестроительные, но и монтажные и специализированные работы.
Мои соображения были одобрены. Прощаясь со мной, Сталин сказал:
— Не пройдет и двух лет, товарищ Гинзбург, как все утрясется. Правительство и ЦК окажут Вам необходимую помощь в укомплектовании наркомата кадрами монтажников. Желаем успехов.
16 июня 1939 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР я был назначен народным комиссариатом по строительству.
Вопрос: Как Вы встретили Великую Отечественную войну и с чего как нарком по строительству начали свою деятельность по перестройке Наркомстроя СССР на военный лад?
Ответ: Уже сравнительно задолго до фашистского нападения мы чувствовали приближение войны, чувствовали, что для нас наступают тяжелые годы. Наша партия, руководство, в целом государство принимали соответствующие меры, чтобы встретить агрессора достойно, во всеоружии.
Кое–где у нас сейчас бытуют такие мысли, что мол, большевики, наше руководство не готовились к войне, пустили все на самотек и именно поэтому Гитлер, совершив вероломное нападение, так быстро углубился в пределы СССР, дошел до Москвы, а потом до Волги и Кавказа. Считаю такое утверждение совершенно неправильным.
То, что делалось в период наших пятилеток, то, что мы почти на пустом месте создавали свою крупную современную индустрию, оборонную промышленность, перечеркнуть или забыть просто невозможно.
Вместе с тем мы обязаны были не забывать о бдительности, о повышении мобилизационной готовности страны, о всемерном укреплении боевой мощи Красной Армии. Ведь в течение только первых двух пятилеток наш народ построил одних только крупных предприятий не менее шести тысяч! Это и авиационные заводы, и машиностроительные и станкостроительные, и тракторные, и шарикоподшипниковые, и автомобильные, и танковые, и по производству боеприпасов, и многие другие. Поэтому все сводить только к нашим неудачам, ошибкам, упущениям совершенно неправильно. Это однобокое, искаженное представление.
После моего назначения народным комиссаром по строительству СССР я постоянно и много размышлял, как организовать этот новый наркомат. Прежде всего думал о людях, о кадрах строителей, которых знал довольно хорошо. Необходимо было обеспечить их правильный подбор и расстановку. Это первое.
Второе. Стоял вопрос: как управлять строительством. В конце концов я пришел к выводу для себя на основе опыта, предыдущего опыта, накопленного мною, что строительство — слишком динамичная отрасль. Она не может канцелярски управляться, это безнадежное дело — превратить строителя в канцеляриста. Исходил я и из того, что нужно иметь минимальное количество денег в управлении.
Все это я положил в основу организации Наркомстроя. Подбирая людей — квалифицированных кадровых строителей, понимал, что надо иметь и хороших юристов, и хороших бухгалтеров, и хороших экономистов, и хороших машинисток. Аппарат должен быть не раздутым и слаженным. Большой аппарат вреден. Он чаще всего плодит бумаги, которые мало кому нужны…
Словом, в наркомате получился синтез людей, любящих и знающих свое дело. Бумаг было мало, и люди не бездельничали и каждый четко отвечал за свой участок. Даже каждая машинистка знала, что опечаток у нее не должно быть…
Вас интересует: где меня застало известие о начале войны? В конце воскресенья 22 июня 1941 г., после напряженной трудовой недели многие сотрудники наркоматов, в том числе и я, уехали за город, в дом отдыха. Рано утром, когда большая часть отдыхающих еще спала, я ушел побродить по парку вдоль Москвы–реки. Возвращаясь с прогулки, услышал настойчивый звонок телефона, находившегося в пустой комнате дежурной. Я взял телефонную трубку и сразу узнал взволнованный голос первого заместителя Председателя Совнаркома СССР Николая Алексеевича Вознесенского. Он сообщил мне, что немецко–фашистские войска вторглись на нашу территорию и открыли боевые действия против СССР. Вознесенский попросил сейчас же оповестить о начале войны других наркомов, находившихся в доме отдыха, и чтобы все они немедленно прибыли в Кремль.
