— Да брось ты! Его приятели — грузчики из гастронома нашего. Не знаю, сколько стоит пистолет с глушителем, только сроду у него копейки лишней не водилось. Что зарабатывал — пропивал, мне иногда давал. Я его подкармливала. Нет, я не в претензии, тут все на нем держалось, все мое хозяйство. Болит душа, Сань, и за него болит.
— Но как бы то там ни было, их соединяла идея смерти.
— Одно дело языком трепать, а другое — задушить. Его, конечно, потрясло ее исчезновение — факт. Запил крепко. Да и что ожидать от нашего идиота…
— Да, я знаю: она его не любила.
— Кто тебе сказал?
— Анатоль.
— Идиот, — повторила тетя Май с удовлетворением. — Любила.
— Вы ошибаетесь. Она…
— У меня на такие дела глаз наметан. И я тебе сочувствую. Очень, — тетка поглядела выразительно и отвела глаза. — Они любили друг друга, но у них не было будущего. Он же пьянь, рвань. Вот она и сбежала тайком, чтоб себя не травить. А потом приходила, пугала. Еще раз повторю, Саня: не доверяй женщинам.
— А мужчинам?
Вообще-то все хороши. Допиться до белой горячки. И я, дура старая, связалась с самогонкой, хотела на ремонт скопить. Какой уж тут музей!
— Тетя Май, а к кому она сбежала, как вы думаете?
— К нормальному мужчине. Способному детей родить… Анатоль, естественно, уже не способен. Семью содержать. На том уровне, к которому она привыкла с мужем.
— Не к тому ли мужу?
— Я не удивлюсь ничему. Если уж мои овечки у себя мужчину принимают — по очереди! — куда дальше? Говорю же: все рушится, мы сами и рушим.
— Давайте договоримся, — сказал Саня, возвращая разговор в «криминальное» русло. — Мы оба не верим в самоубийство — раз. Не верим, что Анатоль задушил свою любимую — два. Тогда кто? «Нормальный мужчина»?
— Но почему в моем доме? — вскрикнула тетка. — Другого места не нашли?
— Они любили друг друга, — напомнил Саня. — Интересный поворот, чреватый последствиями.
— Какими?
— Надо подумать.
* * *
Надо подумать (тетя Май ушла на службу, он сидел за профессорским столом — чистый лист бумаги, авторучка, — невидяще уставясь на мраморных чертиков). «Нормальный мужчина» — убийственная усмешечка в теткином определении, в сумрачном свете случившегося. В его существовании сомневаться не приходится. («Муж ждет», — сказала она, покидая любимых детей), однако за эти дни, по данным майора (по сводкам), заявлений об исчезновении Нины Печерской в органы ни от кого не поступало. Либо «нормальный мужчина» этим не интересуется, либо о ее гибели знает. Стало быть, круг сужается?
Примем последнее предположение за аксиому, по интуиции, и обозначим этот круг (отметаю Анатоля и Генриха: первого к категории «нормальный» не отнесешь, второй для такой роли слишком молод). Остаются: Викентий Павлович, балерон и Владимир. Собственно, третьего так же придется отмести: алиби стопроцентное, «железное» (по моей нижайшей просьбе, подсознательно продиктованной ревностью запоздалой, абсурдной, майор проверил: ни с заказчиками, ни с сотрудниками владелец фирмы в ту пятницу не разлучался).
Итак, рассмотрим мотив старый, как мир — ревность. Как это ни странно, к Анатолю…
Раздался тихий стук в дверь, вошел Владимир, кивнул, сел в диванный уголок. Помолчали, налаживая внутренний контакт. Саня заговорил:
— Балерина любила Анатоля.
— Вот как? — пробормотал Владимир безразлично — и вдруг лицо его оживилось, вспыхнуло румянцем и блеском черных глаз. — Анатоля? Это очень любопытно. Он наконец заговорил?
— Нет еще, я сегодня утром звонил следователю. Этот любопытный нюанс подметила тетя Май.
— A-а. Стало быть, подтверждается версия майора? Любили, не могли жить вместе, решили умереть.
— Может, так. А может, в эту любовь влез некто третий.
— Вы полагаете, ревность? — Владимир был уже полностью сосредоточен и подхватывал мысль налету.
Помолчав, Саня сказал:
— Ваша жена видела мужчину в длинном плаще, в тумане, в надвигающихся сумерках читающего на углу газету.
— На углу?
— Здесь, напротив телефона-автомата. Когда она об этом сказала, я, знаете… этот образ резанул меня какой-то фальшью, литературностью, что ли. «Шпионский» этюд с газетой мы вчера разыграли по требованию балерона.
Владимир задумался.
— Попробую суммировать ваши впечатления. Печерская понимает, что любовь ее не имеет будущего, сходится с другим, но не может забыть Анатоля. Ревнивый любовник выслеживает ее в доме на Жасминовой и убивает. Фантастика. Как он попал в дом?
— Мог позаимствовать у вас ключи.
— Вика, что ли?.. Хорошо. Тогда как она попала в дом? Ну не свидание же было у них тут назначено! По вашей версии, любовники жили вместе.
— Не понимаю. — Саня потер лоб. — Ведь он существует! Почему он скрывается? Не понимаю.
— Он ее бросил, например. Умыл, так сказать, руки и не желает ввязываться в уголовную историю. Что тут непонятного?
— Откуда он знает, что история уголовная? Во-первых. Во-вторых, Анатоль не мог ее задушить! Ни психологически, ни фактически.
— То есть?
— Боясь подружки и хозяйки, Юля прислушивалась к шагам в коридоре: Анатоль с самогонкой и принцессой прошел в свою комнату. Но не выходил из нее почти до пяти. Не было больше шагов. Не было.
— В такие горячие минутки, — Владимир усмехнулся мрачно, — юным партнерам не до шагов. Забылись.
— Но до этого она слышала…
— А потом забылись. На минутку. Всего лишь.
— Ладно, он вот-вот заговорит. Ничего не могу с собой поделать, — пожаловался Саня. — Меня просто преследует образ того мужчины!.. Каким-то непостижимым образом он связан для меня с Любовью.
— С чьей?
— С вашей, видите ли. С вашей женою.
После продолжительного молчания Владимир сказал отрывисто:
— Вы считаете, она его видела? Понятно. Возможно, и обратное, — он помолчал. — Тогда ее гибель не случайна.
— Ее гибель не случайна, — повторил Саня.
Владимир продолжал взволнованно:
— Но как же она могла скрыть что-то, касающееся убийства?
— Она ничего не скрывала. Ее в тот момент не было в доме. Это засвидетельствовано пятью лицами.
— Пятью?
— Юля с Генрихом слышали, как Любовь закрыла дверь и ушла. Анатоль и сосед видели, как она пошла по направлению к метро. И уже после ее ухода Настя слышала голос из форточки.
— Тогда какую опасность она представляла для убийцы?
— Следователь сказал: она могла что-то заметить, но до поры, до времени не отдавать себе отчета. О чем она говорила с вами в последний раз по телефону?
— Мы обсуждали, пойдет ли она в ресторан. Она отказывалась.
— Без объяснений?
— Просто: не пойду, хочу покоя.
«Она ждала меня!» — понял Саня с сожалением безумным.
— А что она сказала про голос?
— Про какой?
— Юля слышала слово…
— А! Ее кто-то позвал, и она положила трубку.
— Кто позвал? Куда?
— Я понял, что на кухню. Ну, чайник вскипел или что-то там…
— Она сказала, что вскипел чайник?
— Нет. Но к моему приходу она всегда…
— Но ведь она уже знала, что вы вернетесь поздно!
С возрастающим напряжением мужчины глядели друг на друга. Владимир зашептал:
— Ну не в сад же… что вы на меня так смотрите… не в сад же ее позвали!
— А это мы сейчас проверим!
Саня выскочил из кабинета, постучался, ворвался, заговорил горячечным голосом:
— Девочки! Когда Люба разговаривала по телефону перед смертью, ее кто-нибудь звал на кухню?
Девочки переглянулись и уставились на него.
— Ну, что же вы молчите! Юля, ты была на кухне.
— Я ее не звала.
— А кто-нибудь звал?
— Не было никого. И на кухню она не входила. Я ее вообще не видела. Я ж тебе рассказывала…
— Настя, как Любовь была одета?
— Когда?
— Когда по телефону разговаривала.
— Как?.. В халате своем.
— Не в шубке?
— Нет. Сань, а чего ты…
Махнув рукой, он вернулся в кабинет.
— Как вы поняли, что ее звали на кухню?
— Она сказала.
— В каких выражениях?.. Да вспомните вы, черт подери!
— Да не кричите вы! — заорал, в свою очередь, Владимир.
Атмосфера распалялась, будто бы не из-за мертвой женщины сцепились двое мужчин, а из-за живой. Владимир опомнился первый:
— Кажется, так: «Я слышала голос. Я должна идти».
— Господи, какой странный текст! И вы не уточнили?
— Она повесила трубку… Правда, странный, — подтвердил Владимир, сам вдруг изумленный. — Но тогда у меня и мысли не мелькнуло, я не перезвонил… Вот что: он странен в свете того, что произошло дальше.
Представилось: Любовь в своей комнате, и кто-то зовет ее из темного сада, чья-то тень движется за стеклами, чье-то лицо… но не различить черты, не понять. Не могу! Но она-то поняла, иначе не вышла бы. И не сказала мужу, и не дождалась меня. «Вышла в сад — и будто в воду канула».
