Если кто ему скажет: «Не пойдешь ли послушать философа?», то у него один ответ: «Куда там, мне некогда, ведь у меня умер отец». Ах ты горемычный, столько ли он тебе оставил, сколько отнял — досуг и свободу? Впрочем, скорее не он, а богатство, которое тебя опутало и подчинило себе, уподобляясь описанной у Гесиода злой жене, которая
жжет без огня, создавая тебе безотрадную старость.1120
Оно как бы приносит душе безвременные морщины и седину и обременяет ее заботами, проистекающими из ненасытного стяжательства и подавляющими бодрость духа, честолюбие и человеколюбие.
8. «Что же, — скажет иной, — разве ты не видишь, что многие щедро пользуются своим богатством?» А ты разве не слышишь Аристотеля, скажем мы, который говорит, что одни не пользуются богатством, а другие пользуются слишком широко: и то и другое нарушает меру должного. Но одним их образ жизни не приносит пользы и украшения, а другим причиняет вред и бесчестие. Посмотрим же прежде всего это использование, которое заставляет восхищаться богатством, не ограничено ли оно кругом достаточного для жизни? Но в таком случае богачи имеют не более того, чем располагают и люди среднего достатка, и их «богатство безбогатственно», как говорит Феофраст, и не должно вызывать зависти. Богатейший из афинян Каллий и богатейший из фиванцев Исмений пользовались тем же, что Сократ и Эпаминонд. Как Агафон отослал флейтистку1121 из пиршественного зала в женские комнаты, полагая, что достаточно будет речей самих участников пира, так ты мог бы отослать пурпурные покрывала, драгоценные столы и все излишнее, видя, что богатые пользуются тем же, что и бедные. Итак,
На зиму ныне подвесь ты над дымом очажным кормилои позабудь о трудах коней и быков круторогих.1122
Это означает, что тебе надо позабыть о трудах не коней и быков, а золотых дел мастеров, ваятелей, парфюмеров, поваров, прибегнув к прекрасному и благоразумному изгнанию1123 всего излишнего. Но если достаточное принадлежит и небогатым, а богатство кичится своим избытком и ты одобряешь фессалийца Скопаса, который, когда у него попросили какую-то излишнюю и бесполезную вещь из его домашнего убранства, ответил: «Но ведь нас делает счастливыми именно это излишнее, а не то, что всем необходимо», — то окажется, что ты одобряешь не образ жизни, а напыщенность и публичную похвальбу.
В старину празднование Дионисий проводилось в обстановке всенародного веселья: амфора вина, ветка виноградной лозы, кто-нибудь приводил козленка, другой нес корзину фиг, в завершение шествия фалл; теперь же все это в пренебрежении, забыто — появляются золотые украшения, драгоценные одежды, парные запряжки, ряженые: так необходимая и полезная мера богатства погребена под грудой бесполезного и излишнего.
9. Большинство из нас уподобляется Телемаху:1124 тот, по неопытности или, вернее, отсутствию художественного вкуса, посетив дом Нестора, оснащенный ложами, столами, одеждами, покрывалами, сладким вином, не стал восхвалять это изобилие полезных и необходимых вещей, а увидев в доме Менелая слоновую кость, золото и янтарь, пораженный этим, воскликнул:
Зевс лишь один на Олимпе имеет такую обитель;Что за богатство! Как много всего! С изумленьем смотрю я.1125
А Сократ или Диоген сказал бы:
Сколько излишнего, тщетного здесь! со смехом смотрю я.
Что скажешь, глупец? Тебе следовало бы отнять у жены пурпурную одежду и драгоценные украшения, чтобы она перестала кичиться и сумасбродствовать, принимая гостей, а ты вместо того разукрасил свой дом, словно театр или жертвенник, для каждого посетителя?
10. Таково приносимое богатством благополучие: без зрителей и свидетелей оно превращается в ничто. Другое дело благомыслие, философия, познание того, что нужно знать о богах, — все это, даже и оставаясь незаметным для всех людей, светит собственным светом и создает в душе великое озарение и радость, близкую ей и самой по себе, ибо она стремится к добру, видит ли это кто-либо или это останется скрытым для всех богов и людей. Так привлекают ее добродетель, истина, красота математических наук — геометрии и астрологии: может ли с этим сравниться достояние богачей — все эти побрякушки, ожерелья, девичьи украшения?
Когда на него никто не смотрит и не засматривается, то богатство становится слепым и темным. Обедая с женой и близкими, богач не доставляет хлопот своим туевым столам и золотым кубкам, а пользуется какими придется, и жена присутствует в простой одежде, без золота и пурпура; когда же затевается общий обед, то есть нечто торжественное и театральное, и разыгрывается драма богатства, тогда
вынес награды подвижникам: светлые блюда, треноги,1126
обтирают подставки светильников, сменяют кубки, переодевают виночерпиев, все переставляют, всюду золото, серебро, драгоценные камни — все это, чтобы показать другим свое богатство. Но благоразумия и хорошего настроения богачу так же недостает, как и тогда, когда он обедает один.
О ДЕМОНЕ СОКРАТА
Участники диалога: Архидам и Кафисий
1. Архидам. Пришлось мне как-то, Кафисий, слышать от одного художника остроумное слово о людях, рассматривающих произведения живописи. Он уподобил зрителей заурядных, непричастных к искусству, тем, кто издали приветствует многолюдную толпу, а зрителей просвещенных, знатоков искусства, — тем, кто обращается с речью особо к каждому из встретившихся. Действительно, у одних восприятие художественного произведения не точное, а как бы только обобщенное; другие же, расчленяя вещь в своем суждении по частям, не оставляют ничего из ее достоинств и недостатков незамеченным и не получившим надлежащей оценки. Думаю, что то же самое справедливо и относительно событий, происходивших в действительности: для косных умов достаточно узнать самое существенное их содержание и конечный исход; но созерцателя деяний, совершенных доблестью как неким великим искусством, если он способен оценить их высокую красоту, больше привлекают именно частности: конечный исход во многом зависит от судьбы; в последовательности же причин и событий наблюдатель видит борьбу доблести со случайностями, мудрой отваги — с опасностями, разумного начала — с обстоятельствами момента. Прими же и нас за зрителей такого рода: расскажи нам о последних событиях1127 с самого их начала и передай нам разговор, который, как мы слышали, происходил в твоем присутствии; ради этого я не замедлил бы даже поехать в Фивы, если бы и без того афиняне не считали меня сверх должного склонным к беотизму.
Кафисий. Ну, Архидам, ради такого твоего благожелательного стремления узнать все происходившее я должен был бы, согласно Пиндару, «положив это превыше недосуга»,1128 явиться к тебе для такого рассказа. Но раз мы уже прибыли сюда с посольским поручением и пользуемся досугом в ожидании ответа от Народного собрания, было бы грубой невоспитанностью не пойти навстречу желанию благорасположенного друга, и я вновь пробудил бы старинное обвинение фиванцев в нелюбви к речам, уже ослабленное в окружении вашего Сократа; да и мы проявили себя в этом отношении усердием к почитаемому Лисиду.1129 Но подумай о присутствующих — расположены ли они выслушать рассказ о стольких деяниях и передачу стольких речей: ведь немало продлится мое изложение, раз ты предлагаешь включить в него и речи.
Архидам. Ты их не знаешь, Кафисий? Надо тебе с ними познакомиться — это сыновья доблестных отцов, дружески к вам расположенных. Это вот племянник Фрасибула Лисифид, это Тимофей, сын Конона, это сыновья Архина;1130 остальные также принадлежат к нашему содружеству: так что твой рассказ встретит благожелательных и сочувственных слушателей.
Кафисий. Очень рад. Но с чего же должен начаться мой рассказ, чтобы дополнить то, что вам уже известно?
Архидам. Нам, Кафисий, приблизительно известно положение в Фивах до возвращения изгнанников. Как Архий и Леонтид, побудив спартанца Фебида среди мира и спокойствия захватить Кадмею, одних граждан изгнали, а других устрашением заставили подчиниться своей противозаконной насильственной власти, об этом мы узнали от Мелона и Пелопида с товарищами, которые были нашими гостями и постоянными собеседниками во все время своего изгнания; слыхали мы и о том, что лакедемоняне наложили взыскание на Фебида за захват Кадмеи, отставив его от командования в походе на Олинф, но вместе с тем еще усилили гарнизоны крепости, прислав, на смену Фебида, Лисанорида с двумя помощниками. Знаем также, что Исмений, сразу после проведенного суда над ним, был подвергнут злой казни. Об этом сообщил Горгид в своих письмах находящимся здесь фиванским изгнанникам. Так что тебе остается только рассказать о возвращении наших друзей и о свержении тиранов.
