– Думал, тяжелее все будет. – Низкий, грубый голос ощекотал мне ухо. Славный ясень должен был немедленно воспламениться, – так запылали щеки со стыда. Ровно малолетку взяли. – А тут сама в руки прибежала. Чудно!
Чьи-то проворные руки распоясали меня, отобрали меч, отобрали нож, остался, правда, засапожный нож, да вряд ли оставят. Так и вышло. Нашел, сволочь, и отодвинулся. Как ясень огнем не занялся, не знаю. Как сама от крика удержалась, тоже не известно.
Все во мне рвалось и кричало, сил как будто вдесятеро прибыло, но я покорно обнимала ствол, и даже дышала вполраза. Слушала. На слух между нами легло всего два шага. Все равно далековато. Я зашептала какую-то ерунду, и лишь одно различимое слово вставила в середину. Понять, что сказала – не поймет, но интересно станет. Глядишь, и подойдет, а там посмотрим.
Он молчал. Слушал. Ничего не понял из моего бормотания. И лишь когда отчетливо произнесла «золото», замер. Глаз на затылке у меня не было, но отдала бы голову на отрез, что темные дружинные прищурились. Позади меня, как будто ночная тьма сгустилась, напряжение заквасилось просто запредельно. Мой пленитель все же сделал эти несколько шагов, и пахло от него в самом деле ровно от зверя – остро и едко. Чуть нюх не отбило. Встал прямо позади меня, за спиной, а я все носом водила, высчитывала, как далеко стоит. И хоть бы сучок под ногами хрустнул, подсказал! Итого двое – один руки держал, за толстым стволом его не было видно, один за спиной стоял. К тому же впереди, у костра, сидело еще с десяток ватажников. Их мои пленители пока не звали. И то хорошо.
– Больно тихо говоришь, не понять.
Я резко бросила голову назад, метя в лицо, и если совсем повезет – в нос. Попала! Что-то с противным хрустом смялось под моим затылком. Сломала вражий нос и выбила зубы. Наверное, давится собственными зубами, хочет скрипеть от злобы, а нечем! Кушай, не обляпайся! Что было сил, уперлась щекой в дерево, лягнула ногой назад, а руки потянула на себя. Сзади охнули, – видать, крепко заехала по мослам пяткой. Руки мало не оторвала, чуть жилы не вытянула, кости заскрипели. Однако, зря старалась – тот, что за руки держал, сам отпустил, решил бить. Едва он показался из-за ствола, ударила головой в лицо. Успел отвернуться, сволота! Впрочем, стоит ли удивляться? Не юнцы сопливые вторую седмицу по пятам идут, носа не кажут. Резко прянул в сторону и пристроил кулак мне под самый глаз. Отшвырнуло на несколько шагов, даже вдохнуть лишний раз не успела. Темно кругом, хоть глаз выколи, впрочем, не для меня – перед глазами так и плясали звездочки. Этот, второй, зашарил рукой впереди себя, хотел сграбастать и к своим отвести. Я оказалась ближе, чем он ожидал, мой следопыт споткнулся и повалился сверху. Не ожидал, засучил перед собой руками. Спихивая противника, на его поясе нащупала нож. Он что-то почувствовал, на мгновение замер и лишь коротко охнул, когда я всадила клинок в межреберье, как раз между ремнями кожаной брони. Закричать не смог, – от подобных ножей не кричат, уж сама не знаю, как на вдохе поймала, – повезло. Быстро откатила с себя мертвое тело, подобралась и рванула прочь.
И вот тут-то сзади завыли. Первый, что без зубов остался, голос обнаружил. Закричал так, – думала, небеса разверзнутся. Через мгновение тишина слетела напрочь от громких мужских голосов. Бежала, не разбирая дороги. Что-то стучало мне в ноги, но я неслась в чащу, ровно лосиха, не обращая внимания на досадную мелочь. Только треск по всему лесу стоял. Как не споткнулась, ума не приложу! А когда снова начала соображать, поняла, что едва не падаю от усталости. Понемногу перед глазами улеглось красное марево, я успокоилась, взяла себя в руки. Одно непонятно – что бежать мешает, в ноги бьется, шаг сбивает? Остановилась перевести дух, подняла руки к лицу, а это мой меч! Безродов подарок намотался на руку перевязью. Так на руке и болтался, пока сквозь чащобу неслась. Видать, пока валялась на земле, сгребла ремень пальцами, и сама не заметила. Намертво в кулаке зажала, даже пальцы онемели. Не захотел бросить меня мужнин дар, не покинул одну-одинешеньку лихим людям на съедение.
Вот и догнали меня напасти, которые так страстно вымаливала у богов! Впрочем, и сама хороша. Один уже отпустил дух, второй, останется жить, но в ненастье попомнит меня дурным словом, когда заноет поломанный нос. Помаленьку уходили растерянность и озноб, – на их место заступала жаркая злость. Я подхватила меч, обнажила лезвие и тенью скользнула назад, – туда, где по моим следам неслись ватажники в воинском снаряжении. Окрестила их темными дружинными. Для чего следом крались две седмицы? А вот и поглядим!
Бесшумно скользила назад, думала затеять бой и погибнуть в той сече смертью храбрых. Да-а-а… полезла курица на ястреба. Все мышкой-норышкой себя считала, однако нашелся на меня, мышку, кот, мягкие подушечки. Темный дружинный выскочил из-за ствола прямо на меня, да так беззвучно и неожиданно, что я хотела просто пройти сквозь него.
Глава 19
Ягода
Уж как успела, – не знаю, наверное, страх сил придал, а только в тот же миг ударила мечом, снизу вверх, слева направо. Что-то влажно хлюпнуло и с треском подалось, распадаясь под лезвием. Темный заорал на весь лес и последним усилием опустил на меня меч. Отскочила. В кромешной тьме ничего не видела, опасность почуяла нутром, и только ветерком обдало щеку, когда меч мимо просвистел. Темный упал и едва не вывернул мне кисть: ведь рукоять я не отпустила, а застрял меч в теле крепко. И справа, и слева раздались плотные мужские крики, темные дружинные завыли, ровно волки, обложившие лосиху. Рванула из бездыханного тела меч и, не разбирая дороги, понеслась на звуки, – вернее, туда, где их не было. Бежала в тишину, и меня догоняла жуткая дружина, изникшая по мою душу, как будто из самого Злого княжества. Нет, не ровня я им оказалась в эту ночь. Треск ветвей, надсадный хрип и глухой топот обходили меня и справа, и слева. Брали в кольцо. Еще немного, ноги опутают, бежать не дадут. Я пронеслась мимо тоненькой березы, свободной рукой облапила ствол и крутанулась в обратное. Так разогналась, что дерево заскрипело, накренившись. След в след за мной бежал самый резвый из темных, – его и встретила грудь в грудь. Куда мне убегать, ведь все равно догнали? Темный оказался полегче меня, посуше и куда как хладнокровней. Я, нескладеха, налетела на него, ровно ветер на былинку, снесла наземь и крест-накрест полоснула под ногами. Думала в ошметки изрубить. Да не моя взяла. Сволочь! Ужом порскнул из-под меча, выгнул спину и одним махом взвился на ноги. И вот мы уже рубимся на равных, хотя, какое там на равных! Я бьюсь, жизни не жалея, а темный только пыл мой сдерживает, – остальных, видать, дожидается. Решили живой взять, натешиться вдосталь, – поди, изголодались по бабам, шастая в чащобе. Не возьмут живой! Не дамся! Сами порешат. Секрет знаю. И когда меня стали брать в кольцо, когда затрещали вокруг полеглые ветви, я заорала не своим голосом, выпростала над головой руку с мечом, выгнулась назад и описала им круг. За одного поручусь, – они такого никак не ожидали. Кто-то пал наземь, а меня под темными видно не стало. Бросила меч, схватила нож, и даже зубами врагов рвала, чисто дикая кошка. Да, случалось, и рысей волки стаей рвали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
