22–25 Феликс, быть может, был знаком с Путем (☼ В русской синодальной Библии в ст. 22 после имени «Феликс» пропущены слова «точнее узнав о пути» [т. е. об учении христиан].) через свою жену Друзиллу, которая находилась при нем, когда Павел говорил о вере во Христа Иисуса. Контраст между практическим смыслом и крайней надобностью учения, которое преподавал Павел, говоря о правде, о воздержании и о будущем суде, с одной стороны, и прохладным отношением, с которым оно принималось, с другой, всего рельефнее проявляется в словах Феликса: Теперь пойди, а когда найду время, позову тебя.
Феликс отложил судебную процедуру якобы до тех пор, пока для дачи свидетельских показаний не явится римский тысяченачальник Лисий, но на самом деле он надеялся, что Павел (или его друзья) даст ему денег. То, что в действительности Феликс не был заинтересован ни в Павле, ни в его деле, подтвердилось, когда его сменил на посту Порций Фест, после чего он оставил Павла в узах просто, чтобы доставить удовольствие Иудеям. Кесарийские иудеи ненавидели Феликса с такой силой, что послали в Рим делегацию с жалобой на его «злодеяния».
25:1–12 Павел на суде Феста. Во втором из трех слушаний перед официальными властями в Кесарии, представленном в еще более лапидарной форме, внимание сосредоточивается только на желании иудеев доставить Павла в Иерусалим и на апелляционной жалобе Павла в Рим. Этот акт и определил последние события, описанные в Книге Деяний.
1—5 В Иерусалиме обиды иудейского руководства (готовившего нападение на Павла в случае, если того отправят в Иерусалим) сочли недостаточным основанием для перевода апостола. Послав в Рим делегацию с жалобой на Феликса, иудеи продемонстрировали силу и надеялись, что Фест окажет им милость и проявит к ним благосклонность. Фест согласился (9) возобновить дело, но на своих, а не на иудейских условиях (см.: его отчет по делу в 25:15–17).
6–8 Лука сообщает, что иудеям не удалось доказать обоснованность обвинений, выдвинутых против Павла, и что совесть апостола была чиста (тем не менее, см.: 25:17–19). 9 Фест, все еще желая угодить иудеям, не был расположен принимать решения по делу, которое имело отношение к их религиозным верованиям (см.: 25:20). Он также, возможно, не был склонен объявить Павла невиновным на данной, нестабильной стадии собственной политической карьеры. 10,11 Однако его предложения о встречном требовании суда в Иерусалиме Павел принять не мог и твердо заявил о том, что никто не может выдать его иудеям. (Римское гражданство Павла фигурировало также в инцидентах, описанных в 16:37–39 и 22:25–29.) Это звучит парадоксально в свете пророчества Агава о том, что иудеи предадут Павла в руки язычников (21:11), поскольку именно иудеи раз за разом пытались вырвать Павла из этих рук! 12 При внушающих сомнения обстоятельствах всякий римский гражданин, очевидно, обладал правом апелляции к императору, однако детали этих юридических норм I в. н. э. являются дискуссионными. Уйдя от окончательной ответственности по делу Павла, Фест испытал, по всей видимости, большое удовлетворение.
25:13–26:32 Павел перед Фестом и Агриппой. Последнее разбирательство в Кесарии было не более чем прихотью со стороны Ирода Агриппы. Оно проходило в отсутствие обвинителей и без определенной политической воли, хотя не без некоторых церемоний. 13 Царь и его сестра Вереника нанесли официальный визит вновь назначенному Фесту. 14—22 Вполне естественно, что это дело, казавшееся важным в свете взаимоотношений Феста с иудеями, было упомянуто в беседе с царем Агриппой, который хорошо знал иудаизм и, благодаря своей должности, имел право назначать иудейского первосвященника (см. ниже: 26:3). Фесту было важно узнать мнение Агриппы по этому делу, поскольку ему нужно было писать доклад о деле узника, но он, по его собственному признанию, затруднялся в решении этого вопроса (20). Поддавшись влиянию той ненависти, которую питали иудеи к Павлу, Фест полагал, что тот совершил нечто ужасное. Его описание предмета спора носит почти что юмористический характер в силу его замешательства: [довод был] о каком–то Иисусе умершем, о Котором Павел утверждал, что Он жив.
23 Церемонию устроили довольно пышную. Это блестящее собрание с тысяченачальниками и знатнейшими гражданами, с царем и его сестрой предоставило новому правителю возможность, которую в наши дни можно было бы посчитать «возможностью попасть в фоторепортаж». 24–27 Вступительная речь Феста мало что добавляет к отчету из предыдущей главы, но определенно подтверждает эмоциональную природу обиды иудейских руководителей на Павла (кричали, что ему не должно более жить) и собственное впечатление Феста о невиновности апостола. Однако он должен был писать доклад по делу Павла в Рим (подобный тому, который написал Лисий Феликсу, предшественнику Феста; 23:26—30) и надеялся, что знания и опыт Агриппы в этой сфере помогут ему хотя бы в главном — постичь это дело.
26:1—3 Как речи обеих сторон перед судом Феликса ранее (24:2—4,10), так и это выступление началось со вступительного заявления с выражением признательности судьям (и их восхвалением).
4—8 Далее речь продолжилась в направлении защиты, начатой в гл. 22. Как и в защитной речи перед синедрионом, Павел утверждает: …и ныне я стою пред судом за надежду на обетование, данное от Бога нашим отцам, а именно — за надежду и веру в то, что Бог воскрешает мертвых. (☼ А также апостол имеет в виду обетование о пришествии Мессии.)
9—14 Первая часть рассказа о событии на Дамасской дороге соответствует другим в гл. 9 и 22 (см., особенно: коммент. к 9:1—9), кроме того, здесь подчеркнуто, что Господь обращался к Павлу: Трудно тебе идти против рожна. Возникает образ вола или быка, противящихся рожну, шесту с острым железным наконечником, с помощью которого их водили; эта пословица была широко распространена в языческом мире, ее применяли даже иудейские писатели. Она точно описывает переживание Павла: его деятельность перед встречей на Дамасской дороге демонстрировала, что он и в самом деле всегда ощущал раздражение по отношению к Иисусу, и тогда Бог показал ему, раздражением какого рода это являлось. 15–18 Последняя часть этого рассказа сокращена (то ли Лукой, то ли самим Павлом). В этом варианте особое ударение сделано на Господнем слове и желании Павла повиноваться. 19—21 Именно за повиновение представшему в видении Иисусу, Которого Бог воскресил из мертвых, и схватили меня Иудеи в храме и покушались растерзать, говорит Павел. 22,23 Разъяснение апостолом связей, которые существуют между Евангелием, с одной стороны, и пророками и Моисеем, с другой, также могло быть сильно сокращено (см.: коммент. к 2:14). Если предположить, что подлинная речь Павла включала выдержки из Писаний (см., напр.: речь в 13:16—41, особенно ст. 33— 41; 17:3) и в ней были использованы некоторые приемы раввинистического толкования, которыми, как нам известно, Павел владел (см., напр.: Гал. 4:21—31), тогда восклицание Феста (большая ученость доводит тебя до сумасшествия [24]) становится понятным, как и реплика Павла: …знает об этом царь, и его риторический вопрос, обращенный к Агриппе: Веришь ли… пророкам?знаю, что веришь (25—27). 28,29 Двусмысленные слова Агриппы были попыткой уйти от ответа на вопрос Павла. Царь искусно уклонился от ответа: он не стал отрицать ни своей веры в пророков, ни Павлова толкования их писаний. На это Павел ответил, что больше всего он хотел бы, мало ли, много ли потребуется для этого времени, чтобы все сделались такими, как он, кроме этих уз. И в мыслях не держа, чтобы молить о свободе, какой пользовались окружающие, Павел молил Бога, чтобы все могли сделаться такими, как он! На присутствующих не могли не оказать воздействия мужество и ум, проявленные Павлом в столь эффектной беседе с царем! 30—32 И в самом деле, после такого обмена мнениями ответственным лицам стало ясно, что Павел ни в чем не повинен. Парадоксально, но только апелляция Павла к императору удерживала его в узах, поскольку освободить его теперь означало бы узурпировать право императора судить его дело. В любом случае, Павел хотел идти в Рим, а Фест был рад избавиться от ответственности перед иудейским руководством за его освобождение.
27:1–28:31 В Рим
27:1–12 Павел отправляется в Рим. О морских сообщениях в античном мире и, в частности, о соответствующей терминологии и топонимике, встречающейся в этой главе, см.: Hemer С, The Book of Acts in the Setting of Hellenistic History (Mohr, 1989), pp. 132— 152. 1,2 Рассказчик снова прибегает к местоимению мы (см.: коммент. к 16:10; 21:8), чтобы указать на собственное участие в этом предприятии. Среди других персонажей этой истории упоминаются сотник, именем Юлий, некоторые узники, также находящееся под его ответственностью, и христианин Аристарх. О последнем, однако, в Книге Деяний не говорится больше ничего (☼ О нем упоминается в 19:29 и в 20:4.) (однако см.: Кол. 4:10 и Флм. 24, послания, написанные, возможно, во время римского заключения).
