Приказ стрелять по парламенту был отдан лично Ельциным, о чем он признается в своей книге "Записки президента". ("Да стрелять, Павел Сергеевич! (Грачев — А- К.) Стрелять, чтобы спасти Россию. Спасти мирных людей… "). Не сомневаясь в своем праве пролить кровь, узурпатор распорядился применить в центре столицы боевые снаряды.
Рано утром 4 октября (около семи утра) БТРы с мобилизованными Грачевым добровольцами-"афганцами" расстреляли огнем крупнокалиберных пулеметов палатки у Белого Дома вместе с их обитателями. Бессильные против боевой техники баррикады намокли от крови. На месте сразу были убиты около 40 человек. Зная о своей неуязвимости, БТРы медленно ползли вдоль здания, обстреливая площадь и окна парламента.
Начался разгром и физическое уничтожение защитников Конституции. Никаких требований к осажденным от организаторов этого разгрома предъявлено не было.
Из дневника автора:
"В Белом Доме остались мои друзья, а теперь я видел как методично расстреливают здание, где они находились. Единственное о чем я мечтал — это оказаться там и стрелять в наступающую сволочь".
Около 10 часов в здании Конституционного Суда должен был собраться Совет Федерации, но здание было блокировано. После «Останкинской» бойни и массированной обработки сознания, настроения переменились. Ужас перед смертью десятков людей и страх за собственную жизнь сделали свое дело. Доминирующим настроем обывателей, политиков всех калибров, военных, журналистов стал страх.
Президент Калмыкии К. Илюмжинов рассказывает ("Завтра", № 15, 1994) о том, как группа региональных лидеров пыталась предотвратить начавшийся расстрел парламента. "Когда выходили — вроде целая толпа была, потом людей стало все меньше и меньше, где-то на уровне раздевалки многие потерялись, священник тоже". Прошли к Белому Дому только двое: К. Илюмжинов и президент Ингушетии Р.Аушев. Когда они шли с белым флагом, стрельба не утихала. Вернувшись из осажденного парламента в 15.00 на совещание субъектов Федерации в Кремле, два президента просили Черномырдина остановить убийство безоружных людей. В ответ получили заверения в том, что защитников Белого Дома придется вообще стереть с лица земли. Молодой нижегородский губернатор Б. Немцов кричал премьеру: "Давите, давите, Виктор Степанович, времени нет. Уничтожайте их!" Его поддержали и другие губернаторы. Страх, животный страх отключил сознание.
Судьбу парламента решили залпы танковых орудий. Выполнившие свое грязное дело «добровольцы» потом скажут про женщин и детей, находившихся в Белом Доме: "А нечего им там было делать!"
Из газеты "Президент":
"Ах, как радовалась душа, когда эти мятежные фанатики получили первую оплеуху в «Останкине», откуда их с треском вышибли спецназовцы. Тогда, наверное, мы впервые облегченно вздохнули: армия с нами, армия нас защитит. Последующие события — лишь подтверждение тому. Как грамотно, качественно обрабатывали кантемировцы Белый Дом. Четко, методично, со знанием дела снимали снайперов и подавляли очаги напряженности рязанцы и туляки".
Сколь громко не заявляла оппозиция о своей готовности отстоять Конституцию с оружием в руках, в руки ей попало всего-то 170 автоматов, а по другим данным и того меньше — около 70. Лужков, правда, утверждал, что автоматов было 1600, да еще 2000 пистолетов, 18 снайперских винтовок и 12 гранатометов, плюс 300 нештатных автоматов и 20 пулеметов ("Правда", 01.06.94). (По некоторым данным, арсенал Белого Дома составляя 9000 автоматов, несколько десятков противотанковых ракет и гранатометов, но все это "наследство Ельцина" руководство Белого Дома не подумало раздать защищавшим их людям.) Обороняться было практически нечем. Обнаружив, что против Белого Дома действуют десятки единиц бронетехники и танки, Руцкой отдал приказ вести только заградительный огонь. Сопротивление оказалось невозможным. Оставалось только показывать корреспондентам нетронутую смазку ствола своего автомата.
Команда Руцкого не стреляла. Лишь те защитники Белого Дома, кто подвергся нападению и имел перед собой прямую угрозу смерти, вынуждены были обороняться. Защитники парламента пытались также сбивать ельцинских снайперов с крыш прилегающих домов, но чаще сами попадали под их пули.
БТРы из крупнокалиберных пулеметов разметали казачьи заставы и группки ополченцев и даже не дали унести раненных. Мертвые так и лежали на площади в тех позах, в которых их застала смерть. Баррикадникам удалось поджечь один из БТРов, но всерьез загореться он так и не захотел. Боевая техника легко сопротивлялась гражданскому "вооружению".
Из воспоминания очевидцев (по кн. "Площадь Свободной России" и другим источникам):
— Пуля, будто всосанная головой моего товарища по баррикаде, попала в район затылка, где-то ближе к правому уху. Я вижу, как с треском от лобовой височной части отлетает кость, из уха течет кровь… содержимое его головы от удара об землю выплескивается мне на руки и брюки.
— Когда «бэтээры» проезжали первую баррикаду, что была впереди Горбатого моста, кто-то бросил в них бутылку с зажигательной смесью. Не попал. Следующий «бэтээр» этого человека просто раздавил. В короткие минуты перемирия я из окна третьего этажа Белого Дома хорошо видел погибшего: проткнутая костями зеленая куртка, выдавленный на асфальт из рукавов кровавый фарш… После этого я уже ничему не удивлялся… "Разве вы не слышали, выступал Гайдар, призывал выходить на улицы, защищать демократию. Меня вот мама и отпустила…" Мы стояли за толстым простенком. Они отошли от нас и тут же «бэтээры» начали стрелять по теням в окнах. Девушку буквально разорвало пополам. Верхняя часть ее туловища откатилась чуть ли не к моим ногам. Оставила на паркете длинный, жирный кровавый развод… Я не запомнил лица девушки. Пусть ее мама скажет спасибо Гайдару.
— Когда утром 4 октября от мэрии, легко преодолев игрушечную баррикаду, на площадь влетели танки, отец Виктор — наивный и добрый человек! — вышел навстречу им, подняв над головой свое оружие — икону, пытаясь остановить их. Крупнокалиберный пулемет прошил его насквозь, а вместе с ним и икону. Когда он упал, убийцы, видимо, для верности проутюжили гусеницами его тело.
— Больше мне запомнились почему-то не картины смерти. Смертей было много — не только юная медсестра, погибшая на моих глазах. Больше всего запомнилось, что уже в самом конце — где-то за час до последнего выстрела — к нам через канализационные ходы пробрались мальчишки, которые принесли консервы и яйца в авоське. Как им удалось не передавить их — не представляю.
— На моих глазах людей ставили к стенке и с каким-то патологическим злорадством выпускали в уже мертвые тела обойму за обоймой. У самой стены было скользко от крови. Ничуть не стесняясь, омоновцы срывали с мертвых часы и кольца.
— Последняя группа была примерно полторы тысячи человек. Только мы вышли на лестницу, из мэрии и из другой точки по нам стали бить из крупнокалиберного пулемета. Из нашей группы примерно 12 человек упало. Прямо передо мной женщине пуля попала в грудь. Она мне до сих пор каждую ночь снится. У нее спина как-то всколыхнулась, и вдруг начал набухать красный пузырь. Он лопнул, и я заметил, что в разные стороны полетели позвонки. Она медленно начала падать. Мы стали прятаться за парапеты, а командир «Альфы» сказал: "Мы вступаем в бой с этими алкашами, идиотами и дегенератами. Наша задача — подавить огневые тачки".
Собравшись в зале на третьем этаже, не имевшем окон и потому наиболее безопасном, депутаты и другие невооруженные обитатели Белого Дома пытались стоически переносить варварский обстрел и ежеминутную опасность быть убитыми. Они пели песни, читали стихи и слушали выступления тех, кто, быть может, последний раз в жизни произносил публичную речь. Ждали помощи, но помощь так и не пришла.
Радиоэфир был заполнен командами стрелять на поражение, живых из здания не выпускать и не жалеть патронов. Стремясь остановить расстрел, руководители обороны парламента, по радиотелефону пытались связаться с президентской стороной. Тщетно. Снайперы «снимали» тех, кто пытался выйти из здания с белым флагом.
Штурмовали Белый Дом в полной неразберихе. Войск было так много, что в суматохе стреляли по своим ("МК", 09.10.93). Убитых и раненных, разумеется, относили на счет «мятежников». Журналисты тоже все время принимали своих за чужих: если били прикладом в зубы или крыли трехэтажным матом — значит это боевики Белого Дома. Потом этим враньем заполнялись страницы газет с миллионными тиражами.
Группы «Альфа» и «Вымпел» отказались принимать участие в операции по штурму Белого Дома. Даже представ пред ясные очи "всенародного избранного" спецназовцы не дрогнули. "Мы не для того готовились, чтобы в безоружных машинисток стрелять", — сказали офицеры Ельцину. Тогда «ельцинисты» предприняли иезуитскую тактику: подвели группы вплотную к боевым действиям, чтобы, втянувшись в обстановку боя, они пошли дальше. Так и случилось. «Альфу» на БТРах послали "в разведку", и при попытке подобрать раненного был убит тридцатилетний лейтенант, получивший от снайпера пулю в незакрытую бронежилетом часть тела. Выстрел прозвучал не из Белого Дома. Очевидцы показывали, что в Белом Доме снайперов не было, как не было и снайперских винтовок. Не удалось найти ни одного снайпера и позднее — после раздутой шумихи о якобы засевших на крышах домов сторонниках парламента.
