— И я тебя люблю, Сэм… Звучит, конечно, ужасно, но я благодарна болезни Ренда и всему, что произошло… Женщины эгоистичны, дорогой! Мне кажется, что ты так и остался бы одним из тех ушедших в работу мужчин, которым просто некогда подумать о таком незначительном предмете, как мы…
— «Незначительном». — Сэм обнял ее и тут же услышал сигнал вызова. — Черт побери!
— Я понимаю ваши чувства, сэр! — Нита, рассмеявшись, выскользнула из его объятий. — Но мне звонят!
Сэм милостиво улыбнулся, и она поспешила к телефону.
Дождь почти прекратился. Редкие порывы ветра бросали капли на оконное стекло. Сэм смотрел вниз, на влажную серость безмолвного города. Отсюда, с двенадцатого этажа, хорошо просматривалась Первая авеню с ехавшей по ней бело-зеленой полицейской машиной. Вот машина исчезла, куда-то свернув…
Неясное бормотание за спиной тоже смолкло, и, когда он обернулся, Нита уже положила трубку. Она так грациозно потягивалась, что Сэм тут же почувствовал необыкновенный прилив сил.
— Так. Умыться, переодеться и приготовить что-то похожее на завтрак, — энергично перечислила она. — Через час — совещание. Дирижирует Чейбл, если я правильно ее поняла…
— Кого — ее?
— Секретаршу Мак-Кея… Перкинса, вернее.
— Обо мне она ничего не сказала? Ведь этому локатору наверняка известно мое местонахождение!
— Нет, о тебе — ни слова. Может быть, твое присутствие там кажется ей уже само собой разумеющимся?
— Думаешь? Не более чем интерну — так, кажется, величает меня Эдди Перкинс? — дозволят присутствовать на этом политиканском таинстве?
— Но ты же должен быть там, Сэм!
Он грустно улыбнулся:
— Я буду, и обязательно.
…Это был один из самых больших залов госпиталя, и собравшиеся, человек тридцать, чувствовали себя в нем довольно неуютно. Сэм увидел здесь много знакомых лиц — руководителей отделов, людей из команды Мак-Кея, двух офицеров службы здоровья. Уже войдя в дверь, он подумал, что явиться сюда было не лучшей его мыслью. Нита, что-то почувствовав, крепко сжала его руку, когда он усаживал ее в кресло. Сразу полегчало… А потом отступать было уже поздно, да и незачем. Знакомые кивали ему или приветственно махали рукой — а прочие не обращали на него внимания…
«Доктор Бертолли?» — прогремело сзади, и Сэм вскочил. Насупленный бородач с перебитым носом был очень хорошо знаком ему по фотографиям.
— Да, доктор Хатьяр. Чем могу…
— Как вы себя чувствуете? — Хатьяр, подавшись вперед, почти уткнулся носом в лицо Сэма. Если б это проделал кто-то другой, Сэм обязательно вышел бы из себя, но Хатьяр был не другой… Сэму не раз приходилось слышать истории об этом гениальном венгерском иммунологе, создателе радиоактивного дифференциатора, касающиеся в основном его близорукости и болезненного самолюбия. Хатьяр, например, наотрез отказывался признать, что его зрение не идеально, и потому никогда не пользовался корректирующими линзами. В лаборатории, возможно, это не создавало особых неудобств, но в общении с людьми…
— Как вы чувствуете себя? — повторил он с чудовищным акцентом прямо Сэму в ухо.
— Спасибо. Не мешало бы, правда, поспать, а так — все в порядке… Во всяком случае, никаких симптомов болезни Ренда.
— Вот как? А ведь небольшое повышение температуры было бы очень кстати! Вы, значит, уверены, что жара у вас не было?
— Совершенно.
— А вот я не уверен… Мне нужно немного вашей сыворотки. То, что я имею, взято у людей, впоследствии умерших. Быть может, нам удастся наконец выделить антигены…
— Сэм? Вы не на дежурстве? — послышался голос Эдди Перкинса.
— Я отдежурил, — вежливо ответил Сэм, обернувшись. — Последняя поездка заняла около двадцати часов. Ситуация в городе весьма напряженная.
— Знаю. А что, вас кто-то пригласил сюда?
Они смотрели друг другу в глаза: взгляд вопрошавшего был ледяным.
— Нет, — ответил Сэм, и Перкинс победно ухмыльнулся.
— В таком случае… Я, конечно, очень сожалею, Сэм, но вам придется…
— Какого дьявола?! Кто вы такой, собственно? — зарычал Хатьяр, пытаясь разглядеть лицо неизвестно откуда взявшегося нахала.
— Я Перкинс, мистер Хатьяр! Ассистент доктора Мак-Кея! В настоящий момент исполняю его обязанности!
— В таком случае, идите, пожалуйста, и исполняйте их дальше! Мы заняты!
Хатьяр сгреб Сэма и утащил подальше от пунцовеющего Перкинса. Сэм не знал, то ли радоваться этому торжеству справедливости, то ли огорчаться по поводу неизбежных теперь неприятностей…
Профессор Чейбл постучал молотком — группки стоявших распались, все заняли места за длинным столом.
Сел и Чейбл. Он долго разглядывал множество бумаг, лежавших перед ним, и аккуратно их складывал — а когда заговорил, в голосе его была бесконечная усталость.
— Прежде всего я должен сказать, что совещание организовано Всемирным центром здоровья. По моей просьбе доктор Перкинс, временно заменяющий Мак-Кея, пригласил вас сюда для обсуждения некоторых весьма важных вопросов. Я получил ваши отчеты и хочу выразить признательность за столь исчерпывающую информацию… Далее. В настоящий момент Центр осуществляет контроль за носителями вируса. Определена карантинная зона. Принимаются самые решительные меры в борьбе с болезнью. Однако нам необходимо принять некоторые основополагающие решения, касающиеся наших дальнейших действий. И прежде чем они будут приняты, мы должны окончательно выяснить: что сделано, что делается и что предстоит сделать для укрощения этой болезни.
Чейбл умолк, и наступила тишина… Наконец Эдди Перкинс, откашлявшись и обведя аудиторию испытующим взглядом, сказал:
— Позволю себе подытожить наши достижения… Болезнь Ренда — неизлечима. Смерть наступает в течение десяти-две-надцати часов с момента заражения. Вероятность — стопроцентна, во всяком случае, до сих пор было так. Симптоматическое лечение, однако, позволяет продлить период болезни почти до сорока восьми часов. Это вселяет определённые…
— Ничего это не вселяет! — сердито перебил его Хатьяр. — Небольшая оттяжка — и все. При чем тут лечение?
— Возможно, вы правы, доктор Хатьяр, — еле сдерживаясь, ответил Перкинс. — И я не совсем точно выразился… Кстати, самое время, по-моему, выслушать информацию о том, сколь велики успехи вашей иммунологической команды.
— Их нет.
— Нельзя ли поподробней, доктор Хатьяр?
— И подробней нет тоже… Пока не выделено антитело — мы работаем впустую! Все здесь, вроде бы, элементарно. Альфа, бета и гамма — очень даже просты в своих реакциях. Организм либо заражен, либо нет. Если заражен — он гибнет… И никаких вам мягких форм! Ни один из пораженных организмов не способен бороться с антигенами!
— Скажите, доктор, — подал голос Чейбл, — какова вероятность получения этих ваших антител?
— Вероятность — нулевая. Без какого-то совершенно нового фактора тут не обойтись…
Тишину, вновь наступившую после этих слов, довольно долго никто не прерывал. Призывы к активности не оказали никакого действия. Перкинс в конце концов стал выкликать по именам руководителей групп. Далеко не каждый был или позволял себе быть таким искренним, как Хатьяр, но это не меняло сути.
— Если не возражаете — я обобщу… — Голос Чейбла дрожал, и это уже было вызвано не только усталостью. — Положение не из лучших. Мы знаем, откуда пришла болезнь Ренда и каким образом она распространяется. Нам известны ее первые симптомы и исход, который мы можем чуть-чуть оттянуть. Мы убедились также и в том, что зараженный организм не вырабатывает антитела для борьбы с болезнью и что антибиотики ей нипочем. Применение интерферона дает ничтожный и кратковременный эффект. Каких-либо химических препаратов, способных пресечь развитие болезни, не убив при этом больного, у нас нет… Что еще? Еще мы знаем о странной привычке болезни Ренда поражать определенных животных — которые в свою очередь передают ее представителям своего вида или же человеку… Такой вот жуткий перечень, в котором единственно отрадный пункт — то, что мы не можем заразиться друг от друга.
— Не можем — пока, — очень ясно произнесла Нита и тут же испуганно прикрыла рот рукой.
Каждый счел своим долгом повернуться и посмотреть на нее — кресла дружно заскрипели…
— Может быть, вы поясните свои слова, доктор Мендель? — сурово сказал Чейбл.
— Извините меня… Я не хотела прерывать вас… И это пока не доказано… Не исключено, что мое предположение вздорно, но… Понимаете, я пропустила Ренд-бету через семь тканей — и она стала Ренд-гаммой, способной поражать собак!
— Простите… — буркнул Чейбл, вороша свои бумаги. — Но я не вижу отчета об этом!
— Дело в том, профессор, что мой эксперимент не входил ни в одну из официальных программ. Я занялась этим исключительно по собственной инициативе. Что же касается моих записей — я должна привести их в порядок…
