Рейс ледокола «И. Сталин» 15 декабря 1939 года — 25 января 1940 года.
С исключительным радушием встретили нас горняки. В честь экипажей «Седова» и «И. Сталина» устраивается торжественный бал в местном клубе. Нам преподносят подарки, нас закармливают вкуснейшими кушаньями. Нам показывают поселок и рудник, которыми по справедливости гордятся баренцбуржцы.
Как известно, на Шпицбергене еще с начала XVIIвека жили и промышляли зверя наши беломорские поморы. Русские люди исследовали и осваивали эту далекую северную землю и в позднейшее время. Однако до 1920 года Шпицберген никому не принадлежал и представлял собою в правовом отношении так называемую «ничью земли». По постановлению Парижской конференции от 2 февраля 1920 года суверенитет над Шпицбергеном перешел к Норвегии, причем, однако, гражданам других государств предоставлялась свобода поселения и промышленной деятельности на Шпицбергене. Союз ССР приобрел здесь угольное месторождение в Грумант-Сити, отстоящем лишь на 30 километров от Баренцбурга.
7 ноября 1932 года шахтеры советского треста «Арктик-уголь» выдали нагора первые тонны угля, вернув к жизни заброшенный рудник
Нынешний Баренцбург ничем не напоминает когда-то жалкого поселка. Мы с большим интересом осмотрели хорошо обставленные общежития горняков, большой благоустроенный клуб, новую столовую с механизированной фабрикой-кухней, теплицы, в которых при электрическом освещении цветут розы и зреют огурцы, прекрасную животноводческую ферму.
Потом нам пришлось самим принимать гостей. Началось настоящее паломничество любопытных, - каждому жителю Баренцбурга захотелось поглядеть собственными глазами на корабль, продрейфовавший через весь Ледовитый океан.
Вот к нам приходят работники местной газеты «Полярная кочегарка» и торжественно вручают специальный номер, посвященный прибытию «Седова» в Баренцбург. Потом является делегация школьников. Прибегает парикмахер: может быть, требуется его помощь? Наши бородачи вежливо, но твердо отказались от услуг полярного мастера, - они решили довезти свои окладистые бороды до Большой земли. Лишь Соболевский, чтобы не обижать парикмахера, решается расстаться с бородой, оставив пышные усы.
Поладили с парикмахером, - являются две женщины. Они внимательно оглядывают каюту, заставленную ящиками с фруктами и прочими лакомствами, и лица их мрачнеют.
- Всего-то у вас много! А мы думали вас порадовать. Вот жены горняков прислали домашней колбасы. Может, не побрезгаете нашим подарком? От души прислали...
Я вскочил с кресла и, немного растерявшись, заговорил, угощая гостей апельсинами и конфетами:
- Что вы, что вы, мы будем очень рады! О такой колбасе мы мечтали во льдах.
Мои гостьи успокоились и начали, перебивая друг друга, расспрашивать:
- А жареных поросят вы любите? Мы утром пришлем...
- Может быть, и молока хотите?
- У нас ведь все есть, совсем как на материке.
Мы решили оставить на Шпицбергене большую часть имевшихся у нас запасов продовольствия. Зачем везти их в Мурманск, если потом придется доставлять те же продукты из Мурманска в Баренцбург?
Зажужжали лебедки, грузовые стрелы пришли в движение, и разгрузка трюмов «Седова» началась.
Экспертиза подтвердила, что большинство продуктов, в частности сливочное масло, дрейфовавшее с нами два с половиной года, сохранило свои вкусовые качества. И только под конец разгрузки произошел один комичный инцидент, над которым мы потом долго хохотали. В спешке Андрей Георгиевич, руководивший сдачей продовольствия, выгрузил на берег несколько бочек с квашеной капустой, на которую мы уже давно махнули рукой, - она за эти годы превратилась в нечто совершенно неописуемое. И вот, ознакомившись с пахучим содержимым этих бочек, молоденькая и энергичная заведующая складом явилась ко мне с решительным протестом: как смели мы снабжать советскую колонию недоброкачественными продуктами?
Я осторожно разъяснил, что снабжение Баренцбурга, собственно, не входило в прямые обязанности экипажа «Седова», и порекомендовал утопить бочки с гнилой капустой на дне Айс-фьорда, что и было сделано.
Трое суток пробыли мы в гостях у советских горняков-полярников. За это время бункеры и трюмы «И. Сталина» и «Седова» пополнились первосортным, отборным углем.
24 января, погасив все огни, наглухо задраив все иллюминаторы, мы вышли в ночное плавание к берегам СССР через чужие воды. Надо было соблюдать строжайшую осторожность и бдительно наблюдать за морем: даже сюда, к обледеневшим беретам Шпицбергена, доносились отголоски забушевавшей в Европе войны...
Всего 682 мили отделяют Баренцбург от Мурманска. Менее пяти дней понадобилось кораблям, чтобы преодолеть это расстояние. Но нам дни плавания по Баренцеву морю показались вечностью.
Радио приносило радостные новости: наши семьи уже прибыли в Мурманск, навстречу нам должен выйти пароход, с которым приедут родные; улицы заполярного города уже украшены плакатами и праздничными флагами. Даже Ленинград и Москва готовились чествовать наш экипаж.
Наступает день 28 января. До Мурманска осталось менее 100 миль. Золотисто-красная заря залила половину небосвода. Звезды угасли. Шелковые, мягкие волны приняли голубоватый оттенок, - до сих пор они были черные, как уголь.
Заря разгоралась все ярче и ярче. Неожиданно далеко-далеко на юге брызнул горячий, ослепительно яркий краешек солнца. Словно стрелы, помчались ввысь его теплые лучи, и пурпурное сияние окрасило сначала клотики кораблей, потом такелаж, потом палубы, потом морские волны. Стаи белокрылых чаек взлетали навстречу солнцу, которое мы увидели впервые после третьей полярной ночи.
А на юге в небесной синеве уже возникли клубы черного дыма. Дымки приближались к нам с невероятной быстротой. Уже видны наклонные, заломленные трубы, стремительные, подобранные корпуса.
Вздымая белые буруны за кормой, корабли круто разворачиваются и ложатся на параллельный курс. Вдоль бортов стоят шеренги моряков. На мачтах вьются флажки приветственных сигналов. Гремят орудийные салюты, и торжественные звуки «Интернационала» плывут над притихшим морем. А в вышине слышится рокот могучих авиационных моторов,- Два мощных воздушных корабля идут нам навстречу, низко опускаясь и делая круги над «Седовым».
Не успеваем мы налюбоваться этим зрелищем, как кто-то уже кричит:
- Земля! Земля!..
И в самом деле, далеко впереди в голубой дымке медленно-медленно возникают заснеженные гористые отроги, окаймляющие Кольский залив.
Все наши чувства, все помыслы, все чаяния устремлены к этой далекой земле, и мы глядим на нее, как на самую дорогую нам святыню.
Дни в этих широтах пока еще коротки. Солнце прячется за горизонтом очень быстро. Сумерки сгущаются. Контуры берегов тают и расплываются. Но Большая земля шлет нам новое напоминание о себе: внезапно вспыхивает и ложится на воду длинная струя голубого света. Еще один луч, еще один... Это моряки береговой обороны приветствуют наши корабли и указывают путь к родным берегам. Трепетные лучи прожекторов то освещают корпус ледокола, то перебрасываются на «Седова», то бороздят воду; заставляя ее гореть и искриться холодным синим пламенем. Они провожают нас, не отступая ни на один кабельтов. А сзади, справа, слева вспыхивают все новые и новые сигнальные огоньки, - это к нашей эскадре присоединяются новые корабли. Красные, белые, зеленые огни мелькают со всех сторон.
Я читаю телеграмму, которую передает наш флагман:
«Военному совету. Спасибо за теплую встречу. Привет от седовцев военным морякам Северного флота».
Поздняя ночь... Неудобно являться в Мурманск в такой неурочный час, - ведь там готовятся встретить нас массовым митингом. И мы отдаем якоря, чтобы здесь, у входа в Кольский залив, выждать наступления утра. Конечно, никто из нас спать не ложится. Трудно заснуть, когда знаешь, что наутро ты вступишь на родную землю и после долгой разлуки обнимешь близких!
Наши родные, которые уже несколько дней жили в Мурманске, провели эту ночь так же неспокойно, как и мы: они знали, что «Седов» находится всего в нескольких милях от Мурманска, и считали минуты до отхода парохода «Герцен», предоставленного в их распоряжение.
Было около 11 часов утра, когда «Герцен», наконец, показался на горизонте. Он шел медленно, накренившись на правый борт. На палубе суетились сотни людей.
Гирлянды праздничных флагов, медные трубы музыкантов, толпа на палубе - все напоминало, что «Герцен» идет далеко не в обычный рейс.
Я не принадлежу к породе чувствительных и сентиментальных людей. Но в тот миг, когда корабли пошли на сближение, у меня сильно застучало сердце, и к горлу подкатил какой-то ком. Мы глядели во все глаза на палубу «Герцена», и каждому хотелось поскорее найти в густой толпе его пассажиров лица родных, любимых людей. И вдруг на корме послышался звонкий крик Гетмана, в котором прозвучали сразу и радость, и изумление, и благодарность родине за то, что все кончается так благополучно:
