Салкарская отвага, салкарская сноровка — всё оказалось напрасно. Сидя в медленно дрейфующей к югу лодке, все дальше уплывая от страшной ловушки самодвижущихся айсбергов, она могла вволю заниматься чтением того, что чертили волны. Но почему же, почему, — бился в её затуманенной голове один и тот же вопрос, почему айсберги так целенаправленно преследовали их корабль? Одга не слыхала о такой силе, которая могла бы управлять движением айсбергов.
Глава 33
Северное море
Где-то били барабаны, и стоял лютый холод. Холод таил в себе смерть. Трусла открыла глаза. Это был сон… Но нет, кто-то барабанил в дверь каюты. Инквита уже встала и пошла в потёмках к двери. К Трусле с жалобным писком прижалась Канкиль.
Когда Инквита открыла дверь, из прохода хлынул свет фонарей. Там толпились люди.
«Айсберг! — было первой мыслью, которая мелькнула у Труслы. — Мы встретились с одним из айсбергов, о которых столько говорится в легендах, и он угрожает нашему кораблю».
Она торопливо стала натягивать одежду. Казалось бы, это должно получаться быстрее, ведь за несколько недель это стало привычным действием. Инквита уже вернулась и тоже надевала на себя свои меха. Шаманка что-то бормотала себе под нос, Трусла подумала, что та творит заклинания, и не решалась мешать ей своими вопросами. Но когда Инквит вышла из каюты, Трусла выскочила за нею по пятам, Канкиль сразу перепрыгнула от неё к своей хозяйке и оставалась уже с нею. За дверью их встретили капитан Стимир и старый учитель капитанов Джоул, он сам давно уже не командовал кораблями, но на любом судне, которое он решал сопровождать, его принимали с радостью как почётного члена экипажа, потому что старик являлся настоящим кладезем полезных знаний.
— Она… она не в своём уме! — взволнованно заговорил капитан, как только в дверях показалась шаманка. — Ты ведь ведунья и, значит, умеешь лечить. Так помоги ей скорее! Она сделала уже два рейса под моим флагом. О такой волночее, как она, можно только мечтать. И вдруг среди ночи она подняла крик, выбежала на палубу и чуть было не выбросилась за борт, хорошо, что Ханса успел её поймать. Он всё ещё держит её, а она кричит и вырывается.
Трусла и сама уже слышала пронзительные крики, так могла кричать только буйная сумасшедшая.
— Я немного умею лечить больных, капитан. Но я разбираюсь в тех болезнях, какие встречаются среди людей моего народа. Есть разные недуги, поражающие рассудок и душу, которые требуют более глубоких познаний, чем мои. Вызови колдунью; говорят, они знают, как бороться с демонами, чтобы их уничтожить.
— Её уже позвали. Ханса отнёс нашу Ундию в большую каюту. Он еле справился с ней, хотя он — сильный мужчина, а она всего лишь слабая девушка.
Чем ближе они подходили к каюте, тем громче становились крики, голос кричавшей уже сделался хриплым. Трусле показалось, что по мере приближения усиливался и холод, который она ощутила при пробуждении.
В каюте горело несколько фонарей и там было достаточно светло, чтобы ясно увидеть борьбу между бешено вырывающейся девушкой и крепко державшем её могучим салкарским моряком. Все лицо у него было до крови исцарапано её ногтями, на губах у неё проступала пена каждый раз, когда она открывала рот, заходясь в диком крике.
Все знали Ундию как тихую и скромную девушку. За время плавания Трусла узнала много нового, например, что Ундия обладала особой Силой; такой дар, как у неё, считался очень ценным и его тщательно пестовали в одарённых детях. Почему-то этот талант встречался главным образом у женщин, причём только у тех, кто принадлежал к одному определённому роду, поэтому за каждой девочкой соответствующего происхождения начинали внимательно наблюдать с самого детства, чтобы не проглядеть возможный дар. Их называли волночеями; какое-то шестое чувство позволяло им определять силу и направление морских течений и отыскивать судоходные пути. Подобно колдуньям, они держались обособленно в своём кругу; Трусла невольно жалела их, ей казалось, что им, наверно, живётся очень одиноко; на один корабль брали самое большее двоих — опытную волночею и её ученицу. На «Разрезателе волн» Ундию взяли одну, без напарницы. На Труслу она производила впечатление рассудительной девушки, в которой так же невозможно было заподозрить одержимую, как в Инквите или колдунье Фрост. Но сейчас девушка так разбушевалась, как это может быть только под влиянием Тьмы.
Фрост приблизилась к борющимся почти вплотную, но почему-то они её не задевали. На груди колдуньи ярко горел оживший кристалл, лучась грозным зеленоватым светом. Трусла даже испугалась, столь внезапной оказалась перемена, произошедшая с дерущейся и вырывающейся девушкой. Ужас, который вызывал её неистовство, мгновенно исчез — лицо успокоилось, и на миг вместо бессильно повисшей на руках Хансы Ундии все увидели другую девушку.
Лицо незнакомки проступило очень отчётливо. Вокруг послышались возгласы удивления, и тоненько пискнула Канкиль. И тут же снова появилась Ундия, она была в обмороке.
— Бесноватая! — раздался возглас. Кто-то рядом с Труслой произнёс это роковое слово. Но Фрост ответила на него неожиданно спокойным и сострадательным голосом:
— Эта весть — не совсем послание Тьмы, а просьба о помощи. Уложите её здесь, она больше не будет буйствовать. — С этими словами Фрост указала на скамейку возле стены. Затем она обернулась к Инквите и пристально посмотрела ей в глаза.
Шаманка ответила таким же молчаливым взглядом, но, по-видимому, между ними произошёл безмолвный разговор, потому что затем обе направились к лежащей в беспамятстве девушке. Инквита поманила рукой Труслу и показала на маленькую медную мисочку, стоявшую на рабочем столе капитана.
Мисочка оказалась пустой, и Трусла принесла её и протянула шаманке. Та вынула из потайного кармашка меховой куртки маленький мешочек и, бережно держа, развязала, взяла щепотку какого-то вещества, и кинула в мисочку.
Хотя Инквита не произнесла ни слова, пушистая малютка Канкиль сама вскарабкалась к лежащей без памяти девушке и распласталась у неё на груди, прижавшись всем тельцем, сердце к сердцу. Тогда шаманка взяла у Труслы мисочку и щёлкнула над ней пальцами. Из мисочки поднялась тонкая струйка тумана, Инквита стала водить курильницей над Ундией, и струйка начала распространяться над нею, завиваясь узорами, она вилась и казалась неистощимой.
Потом Инквита отступила в сторону, а на её место в головах девушки встала Фрост. Сняв с шеи кристалл, она дотронулась им до покрытого испариной лба Ундии.
— Что таится в уме, да скажется из уст! — промолвила Фрост повелительно.
Глаза Ундии оставались закрытыми, и, казалось, она не осознает присутствия других людей. Но повинуясь велению, девушка заговорила, из её уст вырывались обрывистые слова, и речь звучала бессвязно, словно ей стоило огромных усилий высказать чужое послание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
