Подхватив с соседней сидушки рюкзак, покрытый толстым слоем снега, быстрым шагом направляюсь к аллее. Перехожу через мостик и, огибая гуляющих по парку прохожих, перехожу на бег.
— Осторожнее! — прилетает недовольное в спину.
Так торопилась, что кого-то случайно задела.
— Извините, пожалуйста!
Мне надо к нему.
Только эта мысль оглушительно стучит в висках, и прямо сейчас я намереваюсь поехать на квартиру его деда. Как минимум, для того, чтобы убедиться в том, что с ним все хорошо…
Сперва по привычке направляюсь к остановке, однако уже стоя там, понимаю, что дождаться автобуса просто не в состоянии. Отчего-то сердце заходится так неистово, что кажется вот-вот проломит от волнения грудную клетку.
Открываю приложение такси. Непослушными пальцами выполняю простейшие манипуляции, но даже это сейчас удается сделать с трудом. Потому что с каждой последующей секундой необъяснимая тревога внутри меня только нарастает и множится.
Нетерпеливо переминаясь с пятки на носок, все продолжаю набирать номер Яна. Раз за разом. Снова и снова. Ощущая лишь одну потребность — услышать его голос.
Пусть скажет, что спал. Что телефон был на беззвучном. Что он забыл его дома у родителей, в машине, у друзей. Что-то еще. Что угодно. Только бы ответил…
— Добрый вечер, — со мной здоровается водитель подъехавшего такси. Перепроверяя данные в навигаторе, уточняет адрес и долго возится с хрипящим радио.
— Пожалуйста, давайте поедем, я очень тороплюсь! — подгоняю суетливо.
Мужчина выразительно цокает языком и нехотя трогается с места. Что-то ворчит себе под нос, но я уже не слушаю. Печатаю Абрамову очередное сообщение.
«Ян, напиши, что с тобой все в порядке. Я очень за тебя переживаю».
Отправляю. Жду. Смс доходит, но остается непрочитанным, как и несколько предыдущих.
Убью его. Просто убью! Ну нельзя так поступать с людьми! Какими бы не были причины.
Трезвоню опять. Отчаявшись, начинаю рассуждать логически. Заново листаю ленту мессенджера. Снова просмотрев свои исходящие, замечаю, что напротив самого первого сообщения, в котором я прошу его о встрече в парке, стоят две синих галочки. Выходит, он знал о том, что я буду его ждать. Так какого, спрашивается, черта?
Обессиленно откидываюсь на сиденье и поворачиваю голову набок. Время тянется как пластилин, и дорога до его дома кажется бесконечной.
За стеклом мелькают оживленные улицы вечерней Москвы. Станции метро. Магазины. Заведения общепита.
Перед нами вереница автомобилей. Где-то поблизости разрывается сирена скорой помощи. Город тонет в привычной какофонии звуков, а меня разматывает и размазывает все больше. Дребезжит нутро. Не успокоить…
«Я оставлю тебе ключи от своей квартиры. Если ты придешь, это будет означать, что ты готова дать мне шанс. Если нет… Я приму это».
— Принял, значит? Даже выслушать не захотел! Разве так можно? — неосознанно проговариваю шепотом.
Таксист молча косится в мою сторону, полагаю, заочно решив, что у меня не все в порядке с головой.
Может и так. Отрицать не берусь.
До конечного пункта остается минут десять, и я жму на кнопку вызова уже скорее по инерции. Именно поэтому не сразу соображаю, что произошло, когда на экране появляются цифры, отсчитывающие продолжительность разговора.
— Алло! Ян! — выдаю с облегчением.
— Здравствуйте, — в динамике раздается зычный женский голос.
— Кто это? — бормочу растерянно.
— Лордик… нашел этот телефон, — поясняет она.
— Что?
— Моя собака заприметила телефон, — терпеливо повторяет незнакомка.
— Ггде? — буквально выталкиваю из себя это наречие, потому что острый приступ паники невидимым металлическим ошейником сковывает горло.
— На улице, в снегу. Около собачьей площадки.
«На улице в снегу».
Эта фраза меня и добивает. Я почему-то сразу инстинктивно понимаю, что такие варианты как «потерял», «выбросил» и прочее — полнейшая ерунда.
— Девушка, алло! Вы меня слышите? Как нам вернуть смартфон? — громко басит собеседница. — Вы записаны как «Моя Святоша». С хозяином телефона, думаю, кхм… знакомы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, — выдыхаю прерывисто.
— Я продиктую адрес, запишите. Пусть заберет телефон завтра с четырех до восьми, нам чужого не надо, — она называет улицу, номер дома, и я совсем перестаю что-либо понимать. — Записали?
Мычу что-то невнятное в ответ, и она, коротко распрощавшись, отключается.
Оставшиеся семь минут проходят в тревожном оцепенении. Невзирая на доводы разума, очень хочется верить в то, что Ян действительно мог бы случайно обронить телефон, однако последние надежды рушатся подобно хрупкому карточному домику, как только вдалеке я замечаю толпу.
— Тут тормозну. Чет там ажиотаж какой-то. Пожарка, менты… — водитель такси практически утыкается носом в лобовик.
Мое сердце пропускает удар, а легкие болезненно скукоживаются.
— А деньги, але?! — окликает меня он, когда я уже оказываюсь снаружи.
— Простите, — нашариваю в кармане купюры и, не глядя, протягиваю ему.
— Сдачи нет. А че эт у вас произошло? — опускает стекло и высовывается в окно. — Фу.
Хлопаю дверью, прохожу пару шагов вперед.
— Эй! Вещи забыла, растяпа…
Приходится вернуться. Нетерпеливо хватаю рюкзак с заднего сидения, закидываю на плечо и с ходу бросаюсь в сторону обесточенного дома. Туда, где толпа и машины. Два красно-белых гиганта, принадлежащих пожарной службе. Именно там сворачивают работы люди, облаченные в защитную форму.
В ушах ритмично громыхает кровь. Захлебываясь обжигающим ледяным воздухом, наполненным примесью гари и дыма, бегу. Бегу со всех ног… А потом торможу. Так резко, что поскользнувшись, едва не падаю на землю, покрытую толстым слоем снега.
Гомон голосов рассеивается и отходит на второй план, как только в поле зрения безошибочно попадают окна квартиры Яна.
Густой дым, который столбом валит оттуда, на какой-то момент лишает меня дара речи и способности двигаться дальше.
— Смотри че было, Некит, — звучит совсем рядом, и я непроизвольно тоже ловлю в фокус видеозапись, которую демонстрирует другу мальчишка. — Видал, как херачило?
— Ого! — присвистывает тот. — Гори-гори ясно, блин.
— Потушили недавно. Соседи очканули конкретно, — рассказывает он ему, посмеиваясь.
— А в этой квартире кто-то был?
— Да фиг знает, но полыхало так, что все тут знатно офонарели.
— Выносили кого-то, — вклинивается в их разговор старушка, опирающаяся на трость.
— Трупешник? — уточняет тот самый мальчишка, которому удалось снять ролик.
Мои нервы сдают окончательно. Бесцеремонно растолкав собравшихся локтями, ныряю в темный подъезд, ощущая адово всепоглощающее чувство дежавю.
Толком ничего не соображая, поднимаюсь наверх. Преодолевая каждую ступеньку лестницы, молюсь лишь об одном.
Только Ты, только Ты мне нужен! Пожалуйста, пожалуйста… Пусть с Тобой все будет хорошо!
Сердце надсадно пульсирует и мечется в мучительной агонии, периодически подпрыгивая по ощущениям до самой глотки. Внутренности будто скручивают тугим жгутом, и трясет меня так сильно, что зубы, клацая, стучат друг о друга.
— Девушка, стойте, туда нельзя! — раздается суровое за спиной, но я уже залетаю в задымленную квартиру, дверь которой распахнута настежь.
Достаю телефон и подсвечиваю экраном окружающее пространство. Бегло осматривая пострадавшую при пожаре мебель, захожусь приступом кашля.
Как это могло произойти? Я не верю! Не верю!
От едкого запаха гари кружится голова. Зажимаю нос и рот правой рукой. На ощупь передвигаюсь глубже, стараясь не замечать, как от дыма щиплет глаза, из которых безостановочно льются слезы.
Гостиная вроде. Иду налево.
— Немедленно покиньте помещение! — меня дергают за рюкзак, но я, каким-то чудом добравшись до студии, широко раскрываю глаза и в ужасе замираю. — Вы меня не слышите, что ли? Здесь нельзя сейчас находиться!
