Премьерный спектакль театра имени Станиславского и Немировича-Данченко 2012 года. Колебалась лишь секунду — оперу никогда не видела, но был страх, что не выдержу «громадья». Как вместить этот грандиозный сюжет, этих бесчисленных персонажей Толстого в рамки оперы? Невозможно! Но оказалось — возможно.
И над этим, кроме Прокофьева, потрудился еще один человек, Мира Мендельсон-Прокофьева, вторая жена композитора.
Это она, Мира, выпускница Литинститута, вместе с мужем работала над либретто. Она безошибочно выбрала из огромной книги самые важные, самые необходимые лирические и эпические куски.
Нет в этой опере ни одного чужого слова, ни одной произвольной связки — только толстовский текст, но все в этом либретто выстраивается в стройный понятный сюжет. Молодец Мира Прокофьева..
Показ оперы предваряет беседа ее режиссера — Александра Тителя, с только что от нас ушедшим Святославом Бэлзой. Ведущий как всегда корректен, предельно деликатен. И однако неудобный вопрос задает: «Критики говорили, что в этой постановке нет режиссера». Посмотрев спектакль, готова согласиться с «критиками». Особой режиссуры не было. Очень неудачна сценография, при которой даже картина бала выглядит некрасиво и убого. Почему сцена загромождена спустившимися с потолка люстрами — понять не сумела.
Лина и Сергей Прокофьевы, Мира и Сергей Прокофьевы
Но были замечательные певцы — и режиссер не мешал им петь. Князь Андрей не висел во время пения вниз головой, Наташа не ходила по канату, Наполеон не катался по полу, все было довольно камерно (при том, что лошадь все же выводили, и в массовых сценах было задействовано 300 человек).
Но массовка в основном стояла неподвижно, Наполеон и Кутузов спокойно шли между раздвинувшимися рядами, раненый князь Андрей и Наташа встречались в центре сцены и без суеты разговаривали на своем оперном языке, придуманном гениальным Прокофьевым.
Наташа (Наталья Петрожицкая) и Андрей (Дмитрий Зуев)
А ведь и вправду — ни одной арии (разве только Кутузова!) в обычном смысле, певцы поют прозаический текст, и каждая нота — вызывает эмоции, восторг, сопереживание.
Я не могла оторваться от этой музыки, от этой оркестровки, которая передавала и бесшабашность отряда гусара Денисова, и отчаяние замерзающих французов, и мощь дубины народной войны.
Прекрасный оркестр, прекрасный дирижер (Феликс Коробов), чудесные исполнители всех ведущих партий.
Кутузов (Дмитрий Ульянов)
Приятно было, что Наташа и Андрей — молодые, стройные, красивые, что у них отличные голоса.
Хору, мне показалось, не хватало силы звука. А ведь народные сцены в опере так явно перекликаются с грандиозными хорами Мусоргского из «Бориса Годунова». Перекликаются и не уступают им, но хор должен петь мощно, на пределе звучания…
«Война и мир» была написана Сергеем Прокофьевым в эвакуации, в 1944 году. Впереди была победа, но еще целый год за нее пришлось воевать. Опера как бы благословляла народ на подвиг, равноценный тому, что был совершен во время Первой Отечественной.
И еще я подумала, что Прокофьев прославил в опере любовь. Ту самую, которая помогала ему, поддерживала и там, в эвакуации, и во время гонений против формализма в 1948 году, и во все последующие годы, полные страха и отчаяния — вплоть до траурного мартовского дня 1953-го. Напомню читателю, что композитору «повезло» умереть в один день с тираном — 5 марта, что затруднило и скомкало его похороны…
Все это время ангелом-хранителем Прокофьева была Мира Мендельсон-Прокофьева.
Так получилось, что с именем Сергея Сергеевича чаще связывают имя его первой жены, испанской певицы Лины Ко дины, в 1936-м привезенной композитором — вместе с двумя сыновьями — в СССР.
Судьба Лины сложилась драматично. Восемь лет она провела в Гулаге. Сергей Сергеевич ушел от нее задолго до этого. В 1938 году в санатории Кисловодска 47-летний композитор встретил 23-летнюю «литераторшу», дочь сотрудника Госплана Абрама Мендельсона.
И какова же была его привязанность к этой молодой женщине, если спустя три года, за несколько месяцев до начала войны, он оставил свою красавицу-жену и сыновей и из своей композиторской квартиры перебрался к Мире. Он — эстет и сибарит, русский из русских, — стал жить в еврейской семье…
Жаль, что вы сможете прослушать только первую половину оперы. Конец у нее фантастически прекрасный. Хор исполняет ту самую величавую «прокофьевскую» мелодию, которую композитор вначале дает Кутузову, а потом в горячечном бреду князю Андрею… В этом хоре слава стране и народу, совершившим невозможное, отразившим нашествие всей Европы…
И публику в зале, и сидящих у экранов в этот момент охватывают восторг, радость, гордость. И, наверное, не у меня одной мелькает мысль: «Может быть, еще не все потеряно? И сегодняшнее самовластье, стыдные и кровавые разборки с Украиной — только случайные, хотя и драматические, черточки в российской истории?! Дай-то Бог!
Мировая премьера в Ла Скала
13.12.12
На этой неделе канал КУЛЬТУРА показал нам премьеру оперы ТРАВИАТА, с которой начал свой новый сезон театр Аа Скала. Сезон этот посвящен Джузеппе Верди, чье 200-летие отмечается в этом году во всем мире. Перед спектаклем, на котором присутствовал президент Италии, был исполнен национальный гимн. По предложению дирижера Даниеле Гатти, зал почтил минутой молчания смерть Нельсона Манделы.
После такого начала трудно было ожидать каких-то неожиданностей от спектакля.
Джузеппе Верди
Но они были. И я бы сказала, что главным их «виновником» был российский режиссер Дмитрий Черняков, поставивший вердиевскую оперу.
Ничего не имею против «новых» прочтений. Но очень хочется, чтобы эти прочтения помогали спектаклю, давали возможность его героям выразить то, что вложил в свою музыку композитор.
Дмитрий Черняков «приблизил» героев к зрителю, опростил их, постарался сделать понятными и земными. Видимо, для этого Альфред, исполняя арию о своем счастье с любимой, раскатывает тесто для пиццы, а Виолетта в драматической сцене объяснения с Жермоном сервирует чайный столик…
Наверное, наверное, это делает их более земными, приближает к зрителям… Только вот зачем? Ведь их вокальные партии вступают в противоречие с этой убогой «формой»! Лично мне показалось, что романтическая пьеса от такого прочтения становится примитивной и даже смешной.
Дмитрий Черняков отличился несколько лет назад, когда поставил «Евгения Онегина» в Большом театре, а потом повез этот спектакль, вызвавший на родине самые разные оценки, в Париж. Новизна постановки заключалась в том, что все участники спектакля на протяжении всех трех действий сидели за накрытым столом. Как-то ску-учно было на это смотреть. Но французам, говорят, понравилось. Еще бы, такая оригинальная
