Паулюса в пятистах метрах от Волги…» Там кровь, а мы?.. И вот — речь Клыкова. Видно, у него наболело. Мы все так и поняли его тост. Ну, случилось, попали в плен, — но ведь русские же! И воспитывались в наше время.
11
— Давай, Толя, выпьем с тобой вдвоем за дружбу, — Михаил обнял Клыкова.
— За дружбу — давай, — отвечал тот.
Стол отодвинули. Завели патефон, начались танцы. Впрочем, танцевали всего две пары, остальные как-то расселись по углам, слышался смех, кто-то затянул было «За землю, за волю…», но песня сразу оборвалась. Бутыль с самогоном куда-то исчезла — оставалось лишь то, что было недопито в стаканах. Очевидно, кто-то незримо направлял компанию. Все удерживалось как бы на грани дозволенного, и, если б в руках фон Барда оказалась пленка с записью этой вечеринки, он бы вряд ли смог к чему-либо придраться. И выпито было не так много.
Валя Олешко переходила от одних к другим. Нетерпение, лихорадочность владели ею. Появление Толи Клыкова нарушило ее планы: сегодня было назначено общее совещание участников созданной ею группы сопротивления, до сих пор вербовка в группу велась поодиночке, с соблюдением всех правил конспирации. Ставилась лишь одна задача: побег. Теперь же, когда до выполнения задуманного оставались считанные дни, она и Лена предполагали раскрыть весь план операции: нападение на резиденцию фон Барда, где хранились списки его агентуры, перехват самого майора у моста, когда он поедет на доклад к командующему, доставка его к вызванному на заранее подготовленную площадку самолету; те участники, которых не сможет взять самолет, попытаются пробиться в партизанский край, к Дедовичам. Детали плана нужно было обсудить сообща, скоординировать действия вооруженных групп и так далее.
— Валька, меньше эмоций, — шепнула Лена подруге, и обе они вышли в переднюю.
— Мишка, кажется, перебрал… — сказала Валя.
— Ну! Крепкий парень! Вообще бы не стоило, но так получилось, — отвечала Лена.
— Меня тревожит неожиданный приход Клыкова, — озабоченно проговорила Валя.
— Это как раз объяснимо. Верка пошла к фон Барду, он — к нам, — отвечала Лена.
Валя молчала, что-то взвешивая.
— Вообще-то он хороший парень, мы его из-за жены не допускали… А может, стоит? — спросила Лена.
— Теперь уже поздно. Сегодня нельзя, выпили. Это не разговор, я и Семена не посвятила… А послезавтра ты должна ехать к радистке. Дальше тянуть нельзя.
— Ты категорически против Клыкова? — повторила свой вопрос Лена.
Валя вновь на мгновение задумалась.
— Да. Не стоит. Иди и разведи Мишку с Анатолием… Но — дипломатично. Спора не допускай, а то Мишка от большого ума станет доказывать, что Клыков свой в доску. Ступай… Я за тобой, — распорядилась Валя.
…В то время как Лена появилась в комнате, Клыков и Лебедев вели такой разговор:
— Толя, мы с тобой выпили за дружбу, за нашу землю. Позволь мне задать тебе один вопрос, — говорил Михаил.
— Спрашивай.
— Толя, ты способен предать товарищей?
Клыков как-то странно вывернул шею, пододвинулся к собеседнику. Горько усмехнувшись, сказал:
— Я уже предал их, Михаил, как и ты. И мы все. Что же, нет? Кто мы такие, а? Нет, ты сам мне ответь!
А что Михаил мог ответить? В какой-то степени ответ Клыкова соответствовал его душевному состоянию, его сомнениям. Но он, Михаил, нашел выход. Может, он обязан подсказать этот же выход Клыкову? Надо же во что-то верить…
— Я не знаю, как тебя брали в плен. Меня так с воздуха, тепленьким, — сказал Лебедев.
— Ну, а меня взяли раненым, — вздохнул Клыков.
Михаил, подумав, сказал:
— Все мы здесь не по своей воле… я не про то говорю… Сейчас ты способен предать товарищей? — Лебедев особо подчеркнул слово «сейчас».
В этот момент к ним и подсела Лена, ближайшая сподвижница Вали.
Лена Микерова выросла в московской интеллигентной семье, с первого же курса института добровольно ушла в армию. Потом другие курсы, заброска в тыл — тут их судьбы оказались схожими. Забрасывали их вместе, и перехват парашютистов фон Бардом явился тяжелым моральным ударом, особенно для Вали, с ее эмоциональностью и взрывным, кипучим характером. По дороге в Погостье Валю избили за выкрики, хотя было указание не применять жестоких приемов. Впрочем, то был удар для всех, как бы моральный крах, тем более болезненный, что сразу же была исключена сама возможность сопротивления. Валя и Лена готовились к пыткам и смерти. Но у майора фон Барда были иные, отличные от гестапо методы, — он уже убедился в стойкости этого поколения, наблюдая, как мальчишки, девчонки восемнадцати-девятнадцати лет, с отрубленными пальцами и перебитыми позвоночниками, с кровавой пеной у рта, хрипели: «Да здравствует…»
…Лена вмешалась в разговор Клыкова с Лебедевым. Но приостановить разговор было нельзя. Собеседники отчасти уже связали себя взаимной откровенностью.
— Вот за жизнь говорим, — вздохнул Лебедев.
— Какая там жизнь, — горько усмехнулся Клыков. — Прислужники мы их режиму. Что ж тут темнить!..
— Мальчики, я вас прошу — без политики. Мы отдыхаем. С этим условием Миллер разрешил нам собраться, — сказала Лена.
— К черту Миллера, надоело все! — воскликнул Клыков.
— Дамское танго! — громко объявила Валя.
Лена встала, протянула Клыкову руку: «Анатолий!.. Приглашаю». Он обнял ее, и они вошли в круг танцующих.
— Лена… Если б я предложил вам бежать со мной… Вы бы… что сделали?
— Пошла бы к Миллеру… — улыбнулась она.
— Я серьезно.
— А серьезно — я не хочу…
— Лена, предлагаю побег!
— На край света — согласна!
