Короткий вскрик Ланы заставил Эльханта ускорить бег. Агач прыгнул, когда увидел эльфов, мракобестий и амазонку, полулежащую на вершине стены. Лана пыталась подняться, упираясь одной рукой в площадку, отбивая мечом удары врага. Огромный зомби, источающий сладковатый дух мертвой плоти, с ввалившимся животом и поблескивающими сквозь дыру рта беззубыми деснами, замахнулся короткой дубинкой. Вылетевшая из темноты Поэми замолотила кулачками по его лицу. Фея не могла причинить вреда зомби, но тот промахнулся — дубинка ударила по дереву неподалеку от перекатившейся в сторону Ланы. Вскочив, амазонка вонзила в брюхо мракобестии меч, и тут же подбежавший Эльхант широким круговым ударом рассек тело мертвоживого от левого плеча до середины груди. Выпустив дубинку, зомби закачался, медленно поворачиваясь и выдирая кэлгор из рук агача. Эльхант дернул, высвобождая оружие, пнул ногой в бедро мертвоживого.
Лана увидела, как конечности монстра подогнулись; правая, по которой пришелся пинок, с хрустом сломалась в бедре, острый скол кости выступил, прорвав гниющее мясо — и зомби полетел вниз с вершины.
— Что с твоими сапогами? — выдохнула амазонка, с мечом на изготовку разворачиваясь к остальным эльфам. — Второй раз вижу, как…
Она не договорила: белое мерцание полилось на площадку со склона. Из тех эльфов, что вместе с амазонкой забрались на стену, трое были мертвы, но трое еще стояли на ногах. Все мракобестии лежали неподвижно, проткнутые или располосованные клинками защитников. Свет факелов, снующих по двору между зданиями Твердокамня, облизывал вершину багровыми языками — и теперь другой свет, мертвенный и стылый, полился снаружи. Лана, успевшая повидать многое на службе у отца, отпрянула, разглядев того, кто всплыл к стене.
В окутанной мерцающим саваном фигуре с трудом угадывались очертания тела; она чуть дрожала, контуры переливались, менялись, от них отпадали клочья светящегося тумана и скользили вниз, медленно растворяясь. На стене все замерли, увидев призрака, который поднял руки, извивающиеся, будто толстые змеи, и открыл рот — круглую дыру, ведущую куда-то внутрь состоящего из туманного света тела.
То, что зазвучало над Твердокамнем, напоминало вопль существа в рогатом шлеме. Но если крик черного просто сбивал с ног, то этот обрушивал на сознание волну ужаса — мощным потоком она ударила по стене и опрокинула эльфов. Двое покатились вниз, третий растянулся на животе, мотая головой и вопя. Амазонка упала на бок, выпустив меч, а Эльханта крик бросил на колени. Вопль призрака был неслышен, но имел зримые очертания — словно бледно-коричневый полог накрыл стену, заструился мелкими волнами, проникая сквозь тела и сознания. Упираясь кончиком меча в площадку, агач приподнялся на дрожащих ногах. Вопль вливался в голову через ноздри, уши и рот, наполнял рассудок горячей дрожью.
Лана кричала, перекатываясь с боку на бок и зажав уши ладонями. Согнувшись, едва переставляя ноги, агач побрел к призраку, к вытянутому сгустку тумана, который висел рядом с вершиной стены. Рассудок Эльханта нагревался, вскипал; жар наполнял череп. Агач сжал зубы, сощурился, едва различая белесый силуэт и сжимая ослабевшими пальцами рукоять кэлгора. Рядом мотающий головой эльф перевернулся лицом вверх, выгнулся, стукнув затылком о дерево — и потом глаза его взорвались, выплеснулись двумя гейзерами розовой кашицы. Эльхант брел на полусогнутых ногах, делая неверные короткие шаги. Его рассудок превратился в раскаленный докрасна кусок металла, который кузнец-призрак, сжимая длинными щипцами, сунул в пылающий горн.
Сквозь беззвучный вой донесся топот копыт. Мракобестия была теперь прямо перед Эльхантом: смутно виднелись проступающие в световом вареве черты узкого лица, провалы глазниц и рта, седые патлы, состоящие из шевелящихся, словно змеи, жгутов света. Остановившись на краю площадки, Эльхант начал поднимать меч, который стал очень тяжелым, собираясь поразить призрака — но не зная, может ли железо причинить ему вред. Жар в голове стал уже невыносимым, и наконец рассудок не выдержал: на поверхности его вспухла раскаленно-красная полусфера, будто железо, сунутое кузнецом в горн, запузырилось.
Септанта поднял меч над головой, но пузырь лопнул, полыхнув нестерпимым жаром и обрызгав шипящими каплями черепные своды. Все вокруг исчезло: холм и Твердокамень, феи, эльфы, кентавры и мракобестии, лес, река, озеро Флэй, долины, горы и пастбища — весь мир деревьев вознесся ввысь, Эльхант провалился в пропасть без дна, и Высокое Древо распростерло над ним свои ветви-миры. Крона Его была сферой небес, и ствол — сферой жизни, а корни, глубоко погрузившиеся в землю Вечной Пустоши, перемешанную с разложившейся плотью Мадреда, отца мира, корни Его были сферой тверди, страной мертвых. Вязкий смрад объял Эльханта, упавшего в царство праха — в узкую, полную черной смолы полость между корнями Древа, в гиблую щель, обиталище душ мертвых. Тьма сомкнулась… и лопнула, когда острый свет, будто измазанные в крови багровые лезвия, разодрал ее в клочья.
Свет этот лился от гудящего факела, а факел был поднят высоко над головой Брана, и сам кентавр, ревя во всю глотку, вылетел на вершину стены, резко остановился на краю, чуть не полетев вниз, встал на дыбы — и ткнул огнем в голову призрака.
Когда живой, горячий и трепещущий свет факела смешался с гнилостным мерцанием, оно вспыхнуло и тут же померкло, истлело, будто грязно-белый снег под прямыми солнечными лучами, растеклось серой пеной — от мракобестии вдоль стены потянулись белесые волокна, удлиняясь, они коснулись склона, покрыв его лопающимися пузырями. Огонь погрузился в голову призрака, и вопль оборвался. Еще миг контуры фигуры трепетали у вершины стены, а затем исчезли — вся та масса мертвого света, из которой состояло существо, осклизлыми липкими волокнами истекла вниз и впиталась в землю.
Эльхант встал. Голова закружилась — он качнулся, сделал неверный шаг к внешнему краю площадки и, возможно, полетел бы вниз, если бы амазонка не схватила его за плечи. Агач привалился к ней, прикрыв глаза, затем отстранился, быстро глянув на Лану. Ненадолго глаза их встретились, и на лицах обоих одновременно возникло странное выражение… Это длилось мгновение или два, а затем оба отвели взгляд.
— Они отступают! — рявкнул Бран, поигрывая факелом, с которого еще стекали, исчезая на глазах, тонкие струйки дымного света.
Эльхант, окончательно пришедший в себя, выпрямился на внутреннем краю площадки. Стало чуть светлее; сверху было видно, что ворота Твердокамня сломаны, заменяющий петлю гибкий ствол вырван — оплетенная виноградом створка повисла наискось, углом вдавившись в деревянную стену. Толпа мракобестий валила на склон холма… впрочем, не слишком большая толпа, состоящая меньше чем из двух дюжин мертвоживых. Остатки эльфов и кентавров наседали на них сзади, но, когда последний зомби оказался за воротами, наружу выходить никто не стал, защитники остались под стеной. Многие поворачивали головы, выискивая взглядами командиров — Брана, Эльханта, Лану или Руана — ожидая приказа.
— Растоптать их всех! — Вождь поскакал вниз, и агач направился за ним, но услышал окрик амазонки и остановился, повернув голову.
— Нет, — сказала Лана. — Пусть бегут.
Кентавр, уже достигший земли, тоже остановился.
— Убить врагов! — прокричал он.
— Они отступают… — начал Эльхант.
— Мы получили приказ, — перебила Лана. — Приказ возвращаться навстречу войску. Мы уже не выполнили его — на ночь остались в Твердокамне. А теперь вы хотите еще и гнаться за мертвоживыми по темному лесу?
— Светает, — сказал Эльхант. Он отвернулся от амазонки, постоял, размышляя, и заспешил вниз. Бран поскакал к воротам, навстречу Руану, который, прихрамывая, медленно шел к ним.
— Стойте! — выкрикнула Лана в ярости. — Они наверняка пошли к своему кладбищу! Мы не должны… — она замолчала, увидев, что агач приостановился и опять повернул голову.
— Ты слишком веришь в своего отца, — бросил он и побежал дальше.
Возле ворот разгоряченные кентавры топтали кости мракобестий, вбивали их в землю. Когда подбежавший Эльхант выкрикнул приказ и Бран проорал что-то утвердительное, большинство четвероногих радостно заржали.
