— Приглянулась?
— Не можешь по-человечески ответить?
Том вытер рот бумажной салфеткой.
— Сидит с каким-то типом.
Парень не мог скрыть своего разочарования.
— С типом? Кто он такой?
Друзья переговаривались почти беззвучно — как всегда на людях. Они понимали друг друга чуть ли не по движениям губ.
— Чернявый, с перстнем и баками. Шарманщик или фокусник, из тех, что с силомерами.
— Болтают?
— Он треплется. Строит глазки.
— А она?
— Может, хватит? Пошли, Мат. Это бессмысленно.
Друзья поднялись, и, когда Мат нагибался за рюкзаком, ему даже не пришлось оборачиваться, чтобы увидеть стену, выложенную синим кафелем. У брюнета был оливковый цвет лица, пиджак с подложенными ватой плечами и грудью, брюки песочного цвета и ядовито-оранжевые туфли. Он выклёвывал вилкой рис на тарелке своей соседки, а та очаровательно смеялась, будто бы защищаясь от вторжения. Мат забросил за спину рюкзак, Том помог застегнуть ему ремни, и они пошли.
Том жил рядом, но его улица походила скорее на окраинную — у самого дома росла липа. Она уже отцвела. Из окна комнаты можно было срывать листья. Мат ждал внизу, в холодных сенях, — Том сам отнёс рюкзак наверх. Минуту спустя загремели ступени под его ногами. Друзья неторопливо вышли, некоторое время молчали. Лотки ломились от фруктов. Ногам становилось нестерпимо жарко в тяжёлых башмаках. На углу, у кинотеатра, посмотрели фотографии и направились дальше.
— Послушай Мат, я хочу тебе кое-что сказать.
Приятель взглянул на Тома сверху вниз — наконец-то!
— Что же, например?
— Не здесь.
— Вот как? Хочешь, поедем в бассейн?
— Нет. Отвратительные голые туши — толстяки, старые бабы, — и всего этого больше, чем воды.
Мат приподнял брови — не успел он вернуться, как Том уже командует.
— Так куда же?
— Туда, где никого нет.
— А именно?
— Идём.
Больше они об этом не говорили. Мат несколько удивился, когда сели в автобус, 68-й загородный, но промолчал. Ехали долго; несмотря на открытые окна, было душно. Небо заволакивала какая-то пелена, хотя облаков как будто не было. Когда ехали по солнцепёку, становилось трудно дышать. На последней остановке они вышли и, миновав садовые участки, огороженные свежевыкрашенной сеткой, свернули в боковую аллейку. Только теперь Мат понял.
— Будь ты не ладен! Мы идём на кладбище?
— Ну так что же? Там никого нет.
Ворота были заперты, они прошли немного дальше, к калитке. Сначала появились огромные, серые, позеленевшие гробницы аристократии — маммоны с лепкой, изваяния с колоннами; семейные склепы с цветными стёклышками, миниатюрные храмы, мавзолеи. Когда свернули с главной аллеи, дорога стала сужаться. Вместо асфальта здесь был гравий, сухой и сыпучий, по сторонам надгробья поменьше, стандартные, словно сошедшие с конвейера; бетонные глыбы, кое-где чернели полированные плиты, на некоторых надписи уже стёрлись, буквы выкрошились.
Они шли дальше. Всё больше было старых деревьев, могилы терялись в высокой некошеной траве. Наконец, Том остановился у часовенки среди берёз.
— Здесь?
— Сядем.
— Ладно.
Поодаль стояла скамейка, трухлявая, рассохшаяся, в щелях — зелёный мох, сухие кленовые листья. Сели. Том открыл новую пачку сигарет, Мат постучал сигаретой о ноготь, достал пробковый мундштук. Наверное, специально купил к этой встрече. Но ничего не сказал. Они закурили.
— Я всё это время не курил, — признался он, пуская дым через нос и рот.
— Ты?!
— Да, но потом надоело. И вовсе не из-за того, что нельзя было иначе. Просто — чего ради воздерживаться?
— Расскажешь как-нибудь?
— Сперва ты. Ведь говорил…
Том отчаянно затягивался.
— Что за история? Бабёнка?
— Вот ещё…
— Тогда постой. Догадываюсь. Ты что-нибудь придумал? Опять?
— Мат, ей-богу…
— Знаю, знаю. Это не липа, всё абсолютно реально, дело верное, могу даже поклясться. Допустим, ты всё это мне уже сказал, а теперь выкладывай.
— Ты надо мной смеёшься.
— С какой стати? Ну, выдумщик, не заставляй себя упрашивать…
Том, тронутый, улыбнулся, склонил голову.
— Ну разве я виноват, что придумываю вещи, которые никому не приходят в голову.
— Конечно. Разве я говорю, что это плохо? Это хорошо. Ну?
— Видишь ли… теперь… это нечто большее. Не знаю, как объяснить. Ты не поверишь.
— Ну не поверю. И что же случится?
— Хочется, чтобы поверил.
— Том, валяй!
Молчание продолжалось довольно долго. Они затягивались, стараясь не стряхнуть пепел, шелестели берёзы. Было пусто.
— Тут… дело касается летающих тарелок.
— Ага, — кивнул Мат.
— И… ещё кое чего. Йети, например.
— Йети?
— Да, обезьяны с Гималаев. Ты же знаешь.
— А… Следы на снегу?
— Да. И ещё… В общем иногда пишут, что может произойти нашествие на землю, и могут сюда прилететь существа с какой-нибудь другой планеты.
— Да, пишут.
Но всегда пишут, якобы нашествие это только будет и никогда — что оно уже было. Понятно?
— Почему же? Я читал однажды, что на землю прилетали примерно миллион назад, когда ещё не было людей…
— Суть не в этом. Оно было, но не так давно. Ну скажем, лет тридцать назад.
— Действительно?
— Да, на самом деле, не в книгах.
— Как же могут писать о нашествии, если его не было?
— Именно — было.
— Неужели? Тогда где же они — эти выходцы с другой планеты?
— Здесь.
— Летающие тарелки? Это не ново.
— Летающие тарелки тоже играют тут кое-какую роль, но дело не в них. Послушай. Представь себе: какие-то существа с другой планеты наблюдают за Землёй и намереваются её завоевать. Они видят — у людей высокая техника, и если дойдёт до войны, она будет длительной и кровавой, и неизвестно, чем кончится. Они хотят избежать схватки. И создают план: пусть люди сами сделают всё, что нам нужно.
— Перебьют друг друга, да?
— Что-то вроде этого. Но как это сделать? Если бы на земле появились какие-то новые существа, непохожие на тех, каких мы видим повседневно, люди сразу бы их заметили. Значит, надо послать нечто такое, что останется незамеченным. Это они и сделали.
— Летающие тарелки?
— Нет! Ведь тарелки производят сенсацию — каждый обратит внимание, пришлось людей послать.
— Как — людей?
— Настоящих, живых, из плоти и крови, но сделанных так, что действуют они только в интересах тех, кто их послал. Понимаешь?
— Разве это возможно? Искусственно созданные люди?
— Точно не знаю. Не совсем искусственные. Встретишь такого — и не отличишь от обыкновенного человека… такого можно опознать только по его делам.
— А что он делает?
— Готовит атомную войну.
— Как?
— Думаю, они начали это гораздо раньше, чем тридцать лет назад. Может, и сто? По ночам, где-нибудь в пустынной местности, или как-то иначе, они высаживали десанты, разумеется без оружия. Летающие тарелки доставили, скажем, несколько тысяч людей — их людей. Каждый имел имя, фамилию, свою биографию, конечно вымышленную, но он сам об этом не знал.
— Как же так?
— Это самое главное во всём плане! Эти люди — орудия, поступающие так, а не иначе в силу своего характера, образа мыслей. Так уж устроен их мозг. Им и невдомёк, что их кто-то где-то когда-то создал и всё разместил так, чтобы они стали именно такими. Важно было, чтобы именно эти люди оказались на самых ответственных постах. Конечно, это шло очень медленно. Порой в одном месте удавалось, в другом нет. Иной раз, добившись цели, человек вдруг умирал, так и не успев ничего сделать. Кроме того, они ведь не автоматы. Очевидно, не могли сделать так, чтобы эти люди только и рвались сбрасывать бомбы. Сразу стало бы ясно, что они полоумные, и никто бы не доверил им важных постов. Главное, чтобы такие люди существовали, чтобы характер у них был неуступчивый и думали они о том, что нормальному человеку не придёт в голову, чего он отнюдь не хочет. Достаточно было их настроить на этот лад — и оставалось лишь терпеливо ждать. Они, разумеется, не знали, сколько пройдёт лет, прежде чем вспыхнет война, — двадцать, пятьдесят, а может и сто. Но спешить им некуда. Не горит. Здесь игра покрупнее, стоит подождать. Они предпочитают действовать медленно, но верно, чтобы всё шло как бы само собой.
— Значит, ты думаешь, что у нас…
— В общем да. Не везде, конечно, но это даже и не обязательно. Достаточно, чтобы нашлись такие, которые на всё ответят «нет». Этакие, знаешь ли, несговорчивые государственные деятели, которым дух, престиж и тому подобное дороже мира на земле и того, чтобы каждый мог заниматься тем, чем ему хочется. Постой, это ещё не всё. Они ждали-ждали — и дождались.
— Как так?
— Обстановка, по их мнению, сложилась вполне благоприятная. Разумеется, для них. Как же теперь, с их точки зрения, следует поступать?
