Горбачев, заметит в 1992 г. А. Н. Яковлев, был «непредсказуем». «Вы никогда не могли понять, что у него на уме». Сегодня не менее трудно предсказать, как он будет толковать свое прошлое.
На решающем – внутреннем направлении политики сработал заряд, присущий сталинской организации власти: кризис личности проявляется как кризис системы. То, что обещало начальный успех перестройки в ее оригинальной задумке, стало ее роком. То, что при любой общественной системе покроенная под личность организация государственного руководства таит большой риск, в нашем советском случае мультиплицировалось сращиванием базиса с надстройкой, превращением экономики в инструмент и служанку политики. Обратная сторона взаимозависимости – катастрофа политическая – потянула в пропасть экономику. С ней рухнули интеграционные узы, которые – хорошо ли, худо ли – поддерживали относительную стабильность многонационального образования, каким являлся Советский Союз.
На пике всевластия М. С. Горбачев сетовал на то, что в 1985 г. слабо знал, насколько плачевна кондиция страны, был не в состоянии объять необъятные трудности. Слов нет, наша статистика весьма приблизительно отражала картину, в частности, в народном хозяйстве. Из инструмента учета, контроля и регулирования она выродилась в макияж, с помощью которого наводился румянец на хворый и унылый лик общества, терявшего репродуктивную способность.
Если генеральный секретарь верил бодряческим статистическим рапортам, то его впору причислить к маниловым, которых обессмертил Н. В. Гоголь. Такие прекраснодушные водились на Руси в прошлые эпохи, а ныне вымерли почти без остатка. Только не должен был верить, получая еженедельно на свой рабочий стол секретную и сверхсекретную цифирь о язвах и пороках во всех областях жизни, очевидных и без статсводок для девяти десятых населения.
Поставим вопрос так: найдется ли владелец или управляющий фирмой, который, находясь в здравом рассудке и трезвой памяти, займется санированием своего дома, не заглянув предварительно в бухгалтерские книги, не разобравшись в наличных ресурсах и квалификации персонала? Заявления о том, что перестройке зажгли зеленый свет, не проштудировав исходные данные, вызывают законный протест, а не сочувствие к тем, кто, независимо от мотивов, принялся крушить старое, не ведая, во что отольется новое.
Ближе к истине другая трактовка. В театре абсурда, десятилетиями ставившем пьесу «Советские слоны – самые счастливые слоны в мире», существовали свои условности и пристрастия, капризные примадонны и твердокаменные режиссеры, сценарные и закулисные интриги. И если актер или политик день изо дня вращается в кругу абстрактных понятий и ценностей, дышит искусственным воздухом, питается из ложки, для него одного предназначенной, то с какого-то момента он начинает считать, что абстракции и есть настоящая жизнь, а действительность теряет очертания, походит на абстракцию.
Невежество, что известно самое позднее со времен Спинозы, не извинение и не аргумент. Незнание, однако, освобождает от мук сомнений при принятии решений или отсутствии таковых. Незнание, слитое с безграничной и неконтролируемой властью, равно почти стихийному бедствию, поскольку действия (бездействие) выверяются не по фактам, а по субъективным причудам и мнениям. Это скверно везде и всегда. Это недопустимо опасно в любом современном государстве, где все взаимоувязано и переплетено. Так переплетено, что любое неловкое вмешательство чревато опасными для жизни осложнениями.
Нескончаемый каталог неудобных вопросов. Не ответив на них, не поймем, что же стряслось. Имело ли руководство в Советском Союзе в 1985–1991 гг. альтернативы, и если да, то почему пренебрегло вариантами? Было ли переливание различных групп крови единственным способом лечения? Являлась ли сталинская организация всевластия, которую М. С. Горбачев сохранял и пестовал, совместимой с целями и демократическим духом перестройки? Не менее важно исследовать, достигло ли постсоветское общество в его упадке конечной станции, или впереди – новые потрясения?
Не от меня одного ускользнул реальный масштаб противоречия между целями перестройки и средствами их достижения. Сталинизм не подлежал реформированию. Он должен был быть изведен под корень. Это однозначно и было очевидно для меня за тридцать лет до перестройки. Перестройка прибавила опыта – сталинскими методами сталинизм не поддается искоренению, подобные методы лишь плодят метастазы сталинизма.
Продолжаясь при Горбачеве, сталинская система отравляла любой живительный родник. Но этим заблуждения не исчерпывались – мы идеализировали нового лидера, награждали его качествами, которые в нем были едва намечены, и умаляли недостатки, определившие в час истины подлинное лицо.
Гром не грянет – русский мужик не перекрестится. В этом смысле я, конечно, русский. После пленума ЦК КПСС, на котором М. С. Горбачев стал над всеми первым, партийный функционер из Ставрополья доверительно прокомментировал событие так: купили кота в мешке, еще намаетесь. «Не уязвленное ли самолюбие говорит?» – подумалось мне тогда. Хуже, чем было, не будет. Оптимист мог бы поправить – бывает и хуже. Если бы поправил, все равно я не поверил бы. Личные впечатления мешали думать о новом лидере плохо.
Пусть это были поверхностные впечатления, но все же… Впервые я встретился с ним в 1975 г. Горбачев накоротке заглянул в посольство, когда по приглашению ГКП совершал поездку по Федеративной Республике. Разговор о разном. Мне понравились два момента – собеседник не корчил, что сплошь и рядом случалось с приезжими, утомленного всезнанием жреца и не спешил отвергнуть тогдашние мои доводы, вызвавшие недовольство Центра, в пользу отмены традиционного приема в посольстве по случаю Дня Победы.
По наблюдениям в конце 70-х – начале 80-х гг. М. С. Горбачева на заседаниях политбюро и секретариата во мне крепло мнение, что перестарков в руководстве страны подпирает свежая генерация, соскучившаяся по настоящему делу. Он навлекал на себя косые взгляды коллег, когда неловко нарушал идиллию взаимопрощения.
Конкретный случай. 1982 г. Секретариат обсуждает вопрос о состоянии энергетики. Два министра – Братченко и Непорожний – вешают на уши лапшу. Ведущий заседание Черненко предлагает указать министрам-коммунистам на необходимость «большего внимания», «повышения требовательности» и прочее. Слово просит Горбачев.
– Я не согласен. Секретариат рассматривает данный вопрос в третий раз. Никаких перемен к лучшему первые два обсуждения не принесли. Пора не уговаривать, а спрашивать с министров.
К. У. Черненко и остальные секретари приуныли. Все так удачно складывалось, и надо же.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
