— Так вы говорите, она здесь? — спросил он с заметным нетерпением, и это меня ободрило.
— Да, она в этом доме, — сказал я, — и я знал, что это всякому покажется необычным. Но не забудьте, как необычна вся эта история с самого начала. Молодая леди очутилась на побережье Европы с двумя шиллингами и тремя полпенни. У нее был адрес этого Спротта в Гелвоэте. Вот вы назвали его своим доверенным. А я могу сказать только одно: он ничем ей не помог, а едва я упомянул ваше имя, начал браниться, и мне пришлось уплатить ему из своего кармана, чтобы он хотя бы взял на хранение ее вещи. Вы говорите о странных обстоятельствах, мистер Драммонд, если вам угодно, чтобы вас называли именно так. Вот обстоятельства, в которых очутилась ваша дочь, и я считаю, что подвергнуть ее такому испытанию было жестоко.
— Этого-то я как раз и не пойму, — сказал Джемс. — Моя дочь была вверена попечению почтенных людей, только я позабыл их фамилию.
— Джебби, — подсказал я. — Без сомнения, мистер Джебби должен был высадиться вместе с ней в Гелвоэне. Но он не сделал этого, мистер Драммонд, и мне кажется, вы должны благодарить бога, что я оказался там мог его заменить.
— С мистером Джебби я вскоре потолкую самым серьезным образом, — сказал он. — Что же касается вас, то, сдается мне, вы слишком молоды, чтобы занять его место.
— Но ведь никого другого не было, приходилось выбирать: или я, или никто! — воскликнул я. — Никто, кроме меня, не предложил свои услуги, и, кстати сказать, вы не слишком мне за это благодарны.
— Я воздержусь от благодарности, пока не узнаю несколько подробнее, чем именно я вам обязан, — сказал он.
— Ну, это, мне кажется, понятно с первого взгляда, — сказал я. — Вашу дочь покинули, попросту бросили в Европе на произвол судьбы всего с двумя шиллингами, причем она не знала ни слова на тех языках, на которых здесь можно объясниться. Забавно, нечего сказать! Я привез ее сюда. Я назвал ее своей сестрой и относился к ней с братской любовью. Все это стоило мне недешево, но не будем говорить о деньгах. Я глубоко уважаю эту молодую леди и старался охранить ее доброе имя, однако, право же, было бы смешно, если бы мне пришлось расхваливать ее перед ее же отцом.
— Вы еще молоды… — начал Джемс.
— Это я уже слышал, — с досадой перебил я.
— Вы еще очень молоды, — повторил он, — иначе вы поняли бы, насколько серьезным был такой шаг.
— Вам легко это говорить! — воскликнул я. — А что мне было делать? Конечно, я мог бы нанять какую-нибудь почтенную бедную женщину, чтобы она поселилась с нами, но, поверьте, эта мысль только сейчас пришла мне в голову. Да и где мне было найти такую женщину, если сам я здесь чужой? Кроме того, позвольте вам заметить, мистер Драммонд, что это стоило бы денег. А мне и без того пришлось дорого заплатить за ваше пренебрежение к дочери, и объяснить его можно только одним — вы не любите ее, вы равнодушны к ней, иначе вы не потеряли бы ее.
— Тот, кто сам не безгрешен, не должен осуждать других, — сказал он. — Прежде всего мы разберем поведение мисс Драммонд, а потом уж будем судить ее отца.
— В эту ловушку вам меня не заманить, — сказал я. — Честь мисс Драммонд безупречна, и ее отцу следовало бы это знать. И моя честь, смею вас заверить, тоже. У вас есть только два пути. Либо вы поблагодарите меня, как принято между порядочными людьми, и мы прекратим этот разговор. Либо, если вы все еще не удовлетворены, возместите мне все мои расходы — и делу конец.
Он успокоительно помахал рукой.
— Ну, ну! — сказал он. — Вы слишком торопитесь, мистер Бэлфур. Хорошо, что я давно уже научился терпению. И, кроме того, вы, кажется, забываете, что мне еще нужно повидаться с дочерью.
Услышав эти слова и видя, как он весь переменился, едва я упомянул о деньгах, я почувствовал облегчение.
— Если вы позволите мне одеться в вашем присутствии, я думаю, мне уместнее всего будет уйти и тогда вы сможете поговорить с ней наедине, — сказал я.
— Буду вам весьма признателен, — сказал он. Сомнений быть не могло: он сказал это вежливо.
«Что ж, тем лучше», — подумал я, надевая штаны, и, вспомнив, как бесстыдно попрошайничал этот человек у Престонгрэнджа, решил довершить свою победу.
— Если вы намерены какое-то время пробыть в Лейдене, — сказал я, — эта комната в полном вашем распоряжении, для себя же я без труда найду другую. Так будет меньше всего хлопот: переехать придется одному мне.
— Право, сэр, — сказал он, выпятив грудь, — я не стыжусь своей бедности, до которой дошел на королевской службе. Не скрою, дела мои крайне запутаны, и сейчас я просто не могу никуда уехать.
— В таком случае, — сказал я, — надеюсь, вы окажете мне честь и согласитесь быть мои гостем до тех пор, пока не сможете связаться со своими друзьями!
— Сэр, — сказал он, — когда мне делают такое предложение от чистого сердца, я считаю за честь ответить с таким же чистосердечием. Вашу руку, мистер Дэвид. Я глубоко уважаю таких людей, как вы: вы из тех, от кого благородный человек может принять одолжение, и довольно об этом. Я старый солдат, — продолжал он, с явным отвращением оглядывая мою комнату, — и вам нечего бояться, что я буду для вас в тягость. Я слишком часто ел, сидя на краю придорожной канавы, пил из лужи и не имел иного крова над головой, кроме ненастного неба.
— Кстати, обычно в этот час нам приносят завтрак, — заметил я. — Пожалуй, я зайду в трактир, велю приготовить завтрак на троих и подать его на час позже обычного, а вы тем временем поговорите с дочерью.
Мне показалось, что при этом ноздри его дрогнули.
— Целый час? — сказал он. — Это, пожалуй, слишком много. Вполне достаточно и получаса, мистер Дэвид, или, скажем, двадцати минут. Кстати, — добавил он, удерживая меня за рукав, — что вы пьете по утрам: эль или вино?
— Откровенно говоря, сэр, я не пью ничего, кроме простой холодной воды, — ответил я.
— Ай-ай, — сказал он, — да ведь этак вы совсем испортите себе желудок, поверьте старому вояке. Конечно, простое деревенское вино, какое пьют у вас на родине, полезнее всего, да только здесь его не достанешь, так что рейнское или белое бургундское будет, пожалуй, лучше всего.
— Я позабочусь о том, чтобы вам принесли вина, — сказал я.
— Превосходно! — воскликнул Джемс. — Мы еще сделаем из вас мужчину, мистер Дэвид.
К этому времени я уже больше не питал к нему неприязни, и у меня лишь мелькнула странная мысль о том, какой тесть из него получится. Главная моя забота была о его дочери, которую нужно было как-то предупредить о его приходе. Я подошел к двери, постучал и крикнул:
