Именно ими выделяются слуги народа, а не имением и привилегиями. При этом церковная иерархия не упраздняется.
Беспочвенны и обвинения ХББ в хилиазме, ведь в программе ясно сказано: всеобщего благополучия на этой земле никогда не будет, и никакой социализм его не даст. Но разве это повод умыть руки? Господь ждёт от нас дел в подтверждение веры правой: осуществлять заветы Его и в личной, и в общественной жизни – значит приготовлять мир к божественному состоянию. Обосновывая возможность и необходимость христианской политики, Свенцицкий не смешивал Царство Божие и земные временные цели, но указывал, где соединяется момент с вечностью, – в личности Богочеловека. Каждому надо потрудиться ради чаемой цели, к тому и призывало Братство. И частную собственность не отрицало, но указывало, что у верующих (а не у всех скопом) она должна быть превзойдена (а не изъята, как в коллективизацию). Вчитайтесь в п. 7 политической части программы: что это – крайний радикализм или требования нормального общественного устройства, ныне узаконенные во всех цивилизованных странах?
И разве только социалистов возмущает подчинение интересов многомиллионного народа похотям нескольких тысяч крупных капиталистов, обворовавших страну и транжирящих доходы по заграницам? А христиан это не волнует? Требовать социальной справедливости – обязанность каждого, и партийная принадлежность тут ни при чём, это дело совести.
О каком вообще «христианском социализме» речь, если цель – Вселенская Церковь Христова как полнота воплощения истины![46] ХББ постоянно указывало, что ни одна политическая форма не может быть совершенной, должно быть превзойдено всякое человеческое учение, а христианский идеал – Царствие Божие. Не к партийной работе призывало духовенство (это стезя Булгакова), а к исполнению своего религиозного долга – ясно сказать о недопустимости поклонения идолу, обличить языческий цезарепапизм и его необузданные притязания и тем освободить паству от соблазна. Участвовать в политической и общественной борьбе – дело мирян, об этом чётко заявило Братство.
Мифы, мифы… Нужно ли их опровергать? Пусть лучше нагромоздившие ерунду попробуют её доказать – привести аргументы в обоснование своих нелепых определений, подтвердить их ссылками на текст.[47] А поскольку занятие это бесперспективное, не станем и мы изъяснять очевидные вещи, сосредоточившись на основных положениях, выдвинутых Свенцицким, и их непреходящей ценности.
Весь мир – становящаяся Церковь! Поистине грандиозная христианская философия (не абстрактно «религиозная», а именно христианская) – плоть от плоти святоотеческого учения, но и творчество в области догматики. Как и краткое выражение Хомякова «Церковь одна», эта идея – высокая ступень в богословии, завершение трудов сонма святых мыслителей.
Свенцицкий диалектически определяет Церковь как питающую мир благую силу и ядро, вокруг которого накапливается растущее в мире добро (позволительна аналогия с солнцем, испускающим свет и притягивающим разрозненные частицы). Изумителен и прост найденный им образ – дарохранительница… И как же извратили его богатеющие не в Бога, а собирающие сокровища для себя! Копить «добро» (только в ином смысле) составляет отраду, а иногда и цель их жизни. Почему так богаты считающие себя преемниками апостолов? Не стыдно ли перед неимущей паствой? Не усыпили бы совесть, не разъезжали в мерседесных каретах. Некоторые возражают: «Но не может же митрополит ездить на “Жигулях”!» А почему, собственно?.. Несолидно? А торговать благодатью или табаком (и не знаешь, что хуже), продавать втридорога Святое Писание, уготованное для бесплатной раздачи? А образом жизни своей соблазнять малых сих? Что возмущало и коробило век назад, ныне многократно превзойдено. И лик Церкви стал невидимым для глаз…
Но не для любящего Христа сердца! И Свенцицкий открывает, какою должна быть земная Церковь. Всмотритесь в величественную картину преображённого естества, когда жизнь станет молитвою, и каждый будет чувствовать себя всегда в храме, со всеми вместе, а все – со Христом. А чтобы приблизилось Царствие Божие, надо покаяться и идти к нему: здесь, на земле, уподобляться небесному устройству. Правый путь – труд духовного возрастания, постижения предвечного замысла и приведения бытия в соответствие с ним. Свенцицкий совершенно определённо указывает должные шаги, напоминает христианам, как жить по-Божески. Это и есть правда о земле – все человеческие отношения уподобить возвещённому идеалу.[48] Для верующего это не утопия, а правило; следовать ему – наша обязанность. А поскольку мы составляем одно Тело, ревнующий лишь о своём спасении отпадает от Христа.
Целиком и полностью относятся к Свенцицкому слова его предшественника, брата по христианской борьбе: «Мы хорошо знаем тот отзыв, которым очень многие поверхностные умы станут отделываться: “Это сочинение идеалиста, не имеющее ничего общего с реальною жизнью”. Но что такое практика без идеализма? Это действие и движение ощупью в темноте. <…> Если идеал сам по себе оказывается доброкачествен, верен и истинен и неудобоприменимым представляется лишь потому, что слишком возвышен, то это ещё не причина заключать об его непригодности. Напротив: тем-то он и хорош. <…> Благотворен, [ибо] предносится пред несовершенством людским, служит людям поверкою, критерием их действий и учреждений, вечным двигателем к совершенствованию».[49]
Да, чтобы добиться предназначенного, нужен подвиг, отрывать налипшее на душу придётся с кровью. А как иначе достичь чистоты?
Противники всякого максимализма, мнимые поборники свободы, принижают достоинство человека, отвергая возможность для каждого уподобиться Творцу; защищая «маленьких» людей от якобы непомерных требований, немощь возводят в принцип. Но человек больше героя – он сын Божий! Гуманисты же, при всём показном антропоцентризме, стараются лишить нас главной основы – Христа, подменяя величайшую религию беспочвенным моральным учением. Они почитают нынешнее состояние мира за абсолют, вминают сознание в наличную плоскость, парализуют «творческую способность осуществлять надлежащее».[50] Воспевая человека, каким он есть, со всеми страстями и похотями, заставляют смириться с грехом, принять его за норму.
Гуманность – вот бессильное то слово,
Что стало лозунгом для всей земли,
Им, как плащом, ничтожество любое
Старается прикрыть и неспособность
И нежеланье подвиг совершить;
Любовь трусливо им же объясняет
Боязнь – победы ради, всем рискнуть.
Прикрывшись этим словом, с лёгким сердцем
Свои обеты нарушает всякий,
Кто в них раскаяться успел трусливо.
Пожалуй, скоро по рецепту мелких,
Ничтожных душ все люди превратятся
В апостолов гуманности. А был ли
Гуманен к Сыну сам Господь Отец?
Конечно, если бы распоряжался
Тогда бог ваш, он пощадил бы сына,
И дело искупления свелось бы
К дипломатической небесной «ноте».[51]
С этим внутренним бессилием и борется Свенцицкий. Он всегда представляет идеал как норму, которой мы обязаны следовать, а всякое отступление –
