так о вас написал. Показал вас не каким-то злодеем, а типа истинно верующим в Наш Образ Жизни. Да, вы производите впечатление упрямца, человека, с которым сложно спорить по политическим вопросам, а также большого бабника. Но ведь благодаря всему этому вы выглядите крутым». Представляешь, он прямо так и сказал «крутым».
— Значит, тебе понравилось?
— Меня же увековечили в истории… или как?
Я невольно улыбнулась. Через несколько дней, лежа в постели, я пересказывала эту историю Тоби, и он заметил, что если бы книгу издавал он, то постарался бы больше осветить именно динамику отношений между отцом и сыном, а Питер, проявив оригинальность, создал образ отца, не обвинив его ни в чем.
— Мой отец в свое время служил военным врачом, сначала в Лондоне, а затем во Франции после высадки союзных войск в Европе, — рассказал Тоби. — Он так никогда и не смог забыть об этом. Никогда об этом не говорил, хотя, видит Бог, уж я-то постарался вытрясти из него все истории, какие он только знал. Но эти воспоминания отец держал за закрытой дверью. Дело в том — и я интуитивно чувствую, что твоего отца преследует то же самое, — что мирное время для ветеранов войны стало кошмаром. Жена, дети, ежедневная работа и чувство чудовищной опустошенности после тех роковых, драматичных событий на чужой земле, когда каждый день мог стать последним… мой отец так никогда и не смирился с этой рутиной. Надо было мне усвоить его уроки.
— А ты и усвоил. Ты больше не женат и располагаешь собой. У тебя полная свобода действий.
— Ты прекрасно знаешь, что это далеко не так. У меня двое детей, которых я обожаю и которых я буду поддерживать еще много лет, не только платить алименты, но и оплачивать все обучение в школе и колледже. Я не жалуюсь. Просто… зарплата редактора не дает совсем уж полной свободы действий.
— А теперь мисс «Вог» толкает тебя на то, чтобы повторить все это снова.
— Давай не будем об этом.
— Но ты сам заговорил. Потому что это тебя гложет. И потому что я знаю, мисс «Вог» вызывает у тебя сомнения, но, несмотря ни на что, ты уже почти готов создать с ней новую семью.
— Понимаешь, ей тридцать один… и она все время твердит мне, что ее репродуктивный возраст на исходе.
— Почему это должно быть твоей проблемой? Ты что, подписывался стать банком спермы, исполняющим ее мечты?
— Вот таким в твоем представлении должен быть разговор после секса?
— Ты сам его начал. Потому что до сих пор хочешь домашнего уюта. Мне и подумать об этом страшно. А ты собираешься еще сильнее ограничить себя новой женой и новыми детьми.
— Может, я не сделаю такой глупости.
— Даже если сделаешь, я все равно хочу продолжать наши отношения.
— И я тоже.
И мы продолжали, причем так тайно, что, когда Тоби получил приглашение от редактора Питера на презентацию его книги, он сначала обсудил этот вопрос со мной, сказав, что он хотел бы там появиться и поговорить с Питером о возможности новой книги, но не раньше, чем убедится, что я не против.
— Все нормально, и, кстати, не надо скрывать, что мы с тобой знакомы, ведь я учила твоего сына в школе.
Психическое здоровье Кайла, кстати говоря, стало значительно лучше после нескольких недель, проведенных в хорошей клинике, и интенсивной работы с психиатром. Он заканчивал выпускной класс в Нью-Йорке, в небольшой частной школе, под чутким присмотром педагогов. Однажды я спросила у Тоби, нельзя ли мне встретиться с Кайлом как-нибудь, когда мы оба будем на Манхэттене. Он объяснил, что Кайлу невыносимо вспоминать многое из того, что произошло в школе, а особенно стыдно ему за неудавшуюся попытку самоубийства.
— Скажи ему, что в моем лице у него есть друг и что я искренне верю в него. Особенно с учетом того, что он отличался от своих сверстников. Я знаю, что это такое. И видела, к каким кошмарным последствиям могут привести издевательства.
Тоби знал о Карли все, тем более что не так давно ее имя снова появилось в новостях. Еще продолжая учиться в Университете Лос-Анджелеса, она нашла себе в Нью-Йорке агента и вроде бы писала мемуары «Я была секс-рабыней у „Черных пантер“», за которые ей заплатили, по словам Тоби, около пятидесяти тысяч долларов. Огромные деньги, их могло бы хватить на покупку дома в захудалой, но все же расположенной на побережье Венеции или симпатичной большой квартиры в Верхнем Вест-Сайде в Нью-Йорке.
— Уверяю тебя, Карли не придет в голову что-то настолько разумное, как приобретение недвижимости, — сказала я. — Она просто потратит все самое большее за пару лет. И сомневаюсь, что ее книга — в отличие от книги Питера — будет хоть в чем-то самокритичной и что в ней будет представлена какая-то масштабная картина. Ничего там не будет, кроме ее похождений с политическими радикалами.
— У твоего брата есть все шансы скоро стать очень известным писателем… если он правильно разыграет карты.
И правда, «Свободное падение», увидевшее свет в мае 1976 года, стало самой обсуждаемой документальной книгой той весны. Конечно, этот труд нельзя было приравнять к таким ярким культурным событиям, как «Рэгтайм» Э. Л. Доктороу годом раньше или «Мир глазами Гарпа» Джона Ирвинга в 1978 году. И все же написанный прекрасным языком, часто страшный рассказ Питера о его пребывании в Чили захватывал. «Харперс»[110] опубликовал отрывок на своих страницах. Книгу обсуждали в передаче «Линия огня» Уильяма Бакли, и сей великий мудрец и шоумен от консерваторов спросил у моего брата, как он воспринимает тот факт, что ЦРУ спасло ему жизнь. Отвечая, Питер проявил незаурядную изворотливость. Он рассказал Бакли, что влез в чилийскую неразбериху по наивности и глупости, что отец, которого он изобразил в книге, не какой-то инфернальный секретный агент — скорее бизнесмен, поставлявший ЦРУ некую информацию, что, как и многие представители его поколения, в свое время отец воевал за родину, а позже был потрясен разгулом радикализма и свободными сексуальными нравами шестидесятых и стал работать на ЦРУ из чувства патриотического долга воина «холодной войны». При этом и для него самого, и для отца «все это было еще и захватывающим приключением для взрослых, далеко к югу от границ страны, с жестокой хунтой и уступчивыми женщинами, немного в духе Грэма Грина».
Многие критики и комментаторы хвалили Питера за то, что он не поддался искушению и не стал разыгрывать героя, а правдиво показал себя — молодого человека,
