за руку. Я встретилась с ним взглядом.
— Я перед вами в неоплатном долгу, — сказал мистер он.
В тот момент я еще не могла предположить, что очень скоро сама окажусь перед ним в долгу.
Глава двадцать четвертая
Мистер Михаэлис спросил, не соглашусь ли я вместе с ним подъехать в больницу, чтобы побыть часок с Кайлом. Эту просьбу он высказал в кабинете мистера Форсайта после окончания занятий.
— Кайлу вкатили лошадиную дозу транквилизатора. Больничный психиатр заявил, что это для его же блага, но они превратили моего сына в зомби.
Совсем как меня в той дублинской больнице.
— Кто дал им на это право? — продолжал мистер Михаэлис. — Он не нарушал никаких законов, у него просто был срыв.
— Но, сэр, — возразил мистер Форсайт, — на самом деле ваш сын пытался покончить жизнь самоубийством. Если бы не быстрая реакция мисс Бернс…
— Я знаю, — сказал мистер Михаэлис, а затем, повернувшись ко мне, добавил: — Я всегда буду перед вами в долгу, мисс Бернс.
— Спасибо, сэр. И зовите меня Элис.
— Только, если вы станете звать меня Тоби. — Мистер Михаэлис коснулся моей руки. — Завтра я отвезу Кайла в город. Я все устроил, его поместят в психиатрическую больницу на Манхэттене. Но долго он там не пробудет. — Затем он повернулся к мистеру Форсайту: — Мне хотелось бы обсудить с вами будущее.
Восприняв эти слова как предлог, чтобы уйти, я сказала, что подожду мистера Михаэлиса — простите, Тоби — в учительской, чтобы, когда он будет готов, вместе отправиться в госпиталь.
Через полчаса на «плимуте», арендованном Тоби, мы выехали со школьного двора и направились в Мидлбери.
— Почему такая незаурядная юная женщина, как вы, скрывается в лесах Вермонта?
— Это временная передышка. Я не собираюсь жить здесь вечно.
— Если позволите, дам совет — уезжайте как можно скорее. Зачем вам в двадцать лет связывать себя, ограничивая возможности, у вас же вся жизнь впереди. К двадцати семи годам я был женат и обзавелся двумя детьми, хорошей квартирой в Верхнем Вест-Сайде, у меня была интересная работа, прекрасные друзья, но не было никакой свободы. Вам нужно сейчас же исчезнуть, сбежать… И посмотреть, куда приведет вас жизнь.
— Звучит заманчиво.
— Что же тогда вам мешает?
Мне не хотелось вдаваться в подробности. Тем более что к тому моменту я уже несколько месяцев не разговаривала ни с кем о Дублине. От Тоби не укрылось мое замешательство.
— Простите, если я влез не в свое дело.
Я пожала плечами и сменила тему, начав расспрашивать его о писателях, с которыми он работал. К тому времени как мы добрались до больницы, я уже знала все о том, как Тоби заставил блестящего, но сильно пьющего романиста Стюарта Паттерсона написать пятый вариант романа, который получил Пулицеровскую премию 1971 года.
— Похоже, вы любите свое дело.
— Что касается работы, то да, я счастливый человек.
Вот только в голосе Тоби не было убежденности.
— Значит, вам повезло.
— Мне показалось или я слышу в вашем голосе иронию?
— А я в вашем — какой-то скрытый подтекст?
Мы подъехали к больнице. Тоби припарковал машину, выключил двигатель и повернулся ко мне. Вид у него был немного смущенный.
— А что, так заметно?
— Что заметно?
— Тот факт, что я пытаюсь сделать хорошую мину при плохой игре?
Последовало долгое молчание.
— Мы можем вернуться ко всему этому позже… но не обязательно.
Когда мы зашли в больницу, Тоби сказал, что, если я не против, он хотел бы побыть наедине с Кайлом и его врачом. Я сидела в приемной и злилась на себя за то, что не прихватила какие-нибудь тетрадки на проверку. От скуки я листала старый номер «Нэшнл Джиографик», восхищаясь великолепными фотографиями пейзажей и животных Большого Барьерного рифа Австралии и пытаясь представить, сколько людей по всей Америке в приемных врачей и залах ожидания смотрят сейчас эту журнал и думают: Вот мир во всей своей полноте, он прямо передо мной… и все же совершенно недосягаем, потому что я загнал себя в ловушку повседневности, а ведь обещал себе, что не попадусь в нее.
Когда спустя почти час Тоби вернулся в комнату ожидания, он выглядел очень озабоченным.
— Кайл сейчас не в лучшем состоянии, поэтому его врач считает, что лучше обойтись без свидания и дать ему отдохнуть.
— Мне очень жаль.
Тоби прикрыл глаза — я видела, что он старается не показывать своих чувств.
— Если у вас когда-нибудь появятся дети, вы узнаете главную правду о том, что значит быть родителем: это незаживающая открытая рана.
Тоби поговорил это полушепотом и, как мне показалось, тут же пожалел о своих словах.
— Извините, — он развел руками, — сейчас в моей жизни столько всего происходит. Не хотите выпить?
Так мы оказались в гриль-баре в центре Мидлбери. Тоби заказал нам по мартини с джином «Бифитер» и убедил меня в том, что сегодня вечером нам обоим просто необходим хороший стейк. К тому времени когда подоспел мартини, я успела многое узнать. Отец Тоби, который никогда, впрочем, не был близок со своими детьми, погиб в автокатастрофе, когда мальчику было двенадцать. У него была очень религиозная мать — православная гречанка, — не уступавшая покойному мужу по части эмоциональной холодности. Тоби в жизни приходилось всего добиваться самостоятельно, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы стать успешным в Нью-Йорке.
— В определенном возрасте мы постоянно твердим себе, что нам нужно сделать то, необходимо добиться этого, будто заполняем тест и ставим в нем галочки. А потом в один прекрасный день понимаем вдруг, что все это абсурд…
В какой-то момент Тоби вдруг оборвал себя на полуслове, сказав, что уже слишком много наговорил о себе и своем мире. А как насчет моей жизни?
Всегда интересно, какой информацией мы делимся на первом свидании — а эта встреча именно таковой и оказалась, — а о чем предпочитаем умалчивать. Очень многое, в основном сугубо личное, я предпочла держать при себе, но кое-что все же рассказала — об отце, братьях, ненормальных отношениях с матерью. Но стоило Тоби начать расспрашивать меня о парнях, как я тут же замолчала и замкнулась.
— Если вы не хотите говорить о каких-то вещах, Элис, не волнуйтесь, все нормально. Это может подождать до другого раза.
— Будет ли другой раз? — выпалила я и мысленно прокляла себя за несдержанность.
— Я бы этого хотел. Даже очень.
Тоби рассказал, что, хотя официально он все еще женат, сейчас живет отдельно от семьи и что в Нью-Йорке у него кто-то есть.
Кольнула
