— Погоди, погоди, давай подождем немного, потом проверим! — приглушенно кричал он, пытаясь задержать товарища. Но не успел тот добежать к турбине, как вспыхнул ослепительный свет, что-то с пронзительным свистом пронеслось по залу, и с высокой прозрачной крыши посыпались стеклянные осколки. Шипел пар, вырывавшийся из лопнувших труб турбины. Помощник, брошенный взрывной волной на пол, увидел инженера. Тот лежал, раскинув руки, неподалеку от развороченной турбины. Когда помощник, с трудом держась на ногах, подошел к нему, инженер прошептал:
— Не надо… беги, спасайся…
Парень бросился поднимать товарища, он хотел поставить его на ноги. Но бессильное тело инженера оседало на пол, и тут только помощник заметил большую лужу крови на том месте, где лежал товарищ.
— Что ты делаешь? — еле слышно шепнул инженер. — Торопись, мне уж ничем не поможешь.
Он хрипел и захлебывался. Струйка крови стекала из угла рта. Помощник растерянно опустил инженера на пол и бросился за водой для товарища. А навстречу уже бежали немецкие солдаты из охраны завода, дико кричали:
— Стой, стой!
Инженер лежал неподвижно. Его помощник бросился обратно, прислонился к вывороченной взрывом станине, выхватил пистолет из кармана и начал лихорадочно отстреливаться. Через несколько минут инженера в бессознательном состоянии и тяжело раненного в перестрелке помощника взяли охранники. Одного понесли на носилках, другого вели под конвоем, беспощадно избивая, вымещая на нем свою злобу.
Игнат, взрывавший гараж, уже успел очутиться на другой стороне улицы за высоким забором и видел сквозь щель, как провезли на машине двух его товарищей, попавших в плен. Не ожидая, пока оцепят все ближайшие кварталы, огородами, дворами, руинами он добрался до квартиры руководителя пятерки, помощника машиниста из депо. Никто из пятерки, кроме Игната, этой квартиры не знал. И ему было разрешено явиться туда только в экстренном случае, — обычно связь с руководителем пятерки поддерживалась посредством явочных пунктов.
По возбужденному лицу Игната тот сразу понял, что важное задание выполнено.
— Взорвали?
— Взорвали…
— Товарищи?
— Попали в руки фашистов.
— Живые?
— Раненые, инженер — очень тяжело.
— Это уже скверно. Жалко товарищей. Им оттуда не вырваться и помочь им нельзя…
Помощник машиниста, тот самый, с которым Игнат встретился после расправы с фашистским резидентом, велел Игнату никуда не выходить и ждать его возвращения.
Вечером Анатоль — так звали руководителя пятерки — приказал Игнату итти за станцию и, спрятавшись в штабелях старых шпал, ждать там около входной стрелки, пока со стороны вокзала не появится паровоз, а может быть, и два. А там видно будет. Во всяком случае Игната позовут.
Долго мерз в ожидании Игнат. Прошло несколько поездов в обе стороны, потом прошел паровоз со станции, но не остановился у стрелки, а как ошалелый помчался дальше. Уже далеко за полночь со стороны депо показались черные громады двух паровозов. Они шли тихо, без гудков, без огней. На минуту задержались перед стрелкой.
— Игнат, давай скорей сюда, не задерживай! — услышал Игнат знакомый голос и бросился к переднему паровозу.
Так же неслышно, без обычных гудков, сцепленные паровозы тронулись с места и, набирая скорость, стремительно понеслись в ночную глухомань.
— Куда же мы едем? — спросил Игнат, которому еще непонятен был смысл этой поездки.
— К партизанам, брат, едем. Не тащиться же нам пешком, когда под рукой паровозы.
Проехав километров пятнадцать, паровозы остановились. Тут к магистрали присоединялась ветка, уходившая в сторону на несколько десятков километров. На ветке был взорван мост. И Анатоль намеревался сбросить с этого моста паровозы, которые он, улучив минуту, вывел из депо чуть не на глазах у немецких часовых, не очень разбиравшихся, куда и на какие пути подаются под эшелоны паровозы. В этом деле помогли Анатолю несколько рабочих, которые оставались в депо.
Когда хлопцы слезли с паровозов, они увидели, что немного просчитались. Стрелки, которая раньше вела на ветку, не было; видно, ее просто сняли, поскольку ветка не функционировала.
— Вот так задача! — Анатоль почесал затылок. — Придется немного пешком пройтись, не возьмешь их в карман, паровозы…
Выход, однако, был найден. В топки подбросили угля и, повернув рычаги на полный ход, соскочили с паровозов. Машины рванулись с места и бешено понеслись в ночную темень. Хлопцы прислушивались к перестуку колес, который становился все тише и тише, словно приглушенный перелесками и густым мраком ночи.
— Пошли! — сказал Анатоль, снявший шапку, чтобы было удобнее прислушиваться к звукам, замиравшим вдали.
Он решительно нахлобучил шапку на голову и быстро зашагал вниз по насыпи. Скоро они вышли на хорошо укатанную дорогу. Тихо поскрипывал снег под ногами, покусывал щеки мороз. Придорожные деревья еле выделялись в призрачном свете звезд. Игнату казалось, что вот он возвращается мирной ночью домой, задержавшись на спектакле в соседнем селе. И тихо все вокруг и чуточку тревожно, — в такие ночи могут напугать волки в лесу. И, чтобы придать себе храбрости, он сильно ударяет палкой по телефонному столбу. Стук перекатывается эхом по лесу, и звонко гудят натянутые, как струны, провода. А в недосягаемой вышине мерцают, переливаются далекие-далекие звезды.
Он не один теперь, их двое. И ночь совсем другая, хотя так же скрипит снег под ногами, и в том же убранстве деревья, и слюдяная льдинка на березе сверкает холодным, синеватым светом, как волчий глаз ночью. Видно, как из-за леса всходит месяц. Так же всходит, как раньше.
— А жалко паровозов! — произносит вслух Игнат, ни к кому не обращаясь. — Славные машины…
— Машины что надо… — словно нехотя соглашается Анатоль. — Но это наши машины, и они нам сослужат службу.
— Нам, говоришь?.. Их, верно, уже перехватили немцы.
— Держи карман шире… Мы их затем и вывезли, чтобы не дать немцам. Попробуй, поймай их теперь!
И почти в ответ на слова Анатоля где-то там, куда умчались паровозы, в сумрачном небе вспыхнули одна за другой далекие зарницы. Они были бледными-бледными, даже на миг не рассеяли ночной темени. Только придорожные березы на мгновение порозовели и стали потом еще более темными. Зарницы угасли, и тогда донеслись оттуда глухие взрывы. С деревьев посыпался снег, несколько уцелевших листьев закружились в воздухе и беззвучно упали.
— Что это? — тихо спросил Игнат, глядя туда, где на месте угасших зарниц начало заниматься еле заметное зарево.
— Это, брат, наши паровозы. Ихняя работа. Видно, неплохая работа! Однако нам надо спешить, чтобы добраться до места раньше, чем начнет светать.
Они шли молча. Анатоль думал о своем славном паровозе. Надежная была машина. Уже давно явилась у хлопцев мысль увезти от немцев свои паровозы. Но велась подпольная работа, выполнялись очередные задания, нельзя было нарушать налаженный распорядок, на вывод паровозов не давали распоряжения. Когда над пятью товарищами, которыми руководил Анатоль, нависла угроза после взрыва электростанции, ему приказали вывести их из города. Тогда он снова напомнил, про паровозы. Разрешили. Результат, кажется, неплохой.
Хотя Анатоль и не видел, как врезались его паровозы в немецкий эшелон, но он был уверен, что его щукинский и на этот раз не подвел, как не подводил никогда на работе.
2
Когда Герф докладывал Кубе о последних событиях, гаулейтер сидел, грузно развалившись в кресле, и смотрел в одну точку. Он не перебивал докладчика ни репликами, ни вопросами, о чем-то задумался и нервно мял в пальцах сигарету. Герф давно окончил свой доклад и стоял, чуть наклонившись к столу… Пальцы его рук слегка дрожали. Начальник полиции волновался.
— Не угодно ли вам, господин гаулейтер, самим посмотреть арестованных?
Кубе пожал плечами.
— А для чего мне смотреть на них? Вы что, сами не насмотрелись?
— Простите, господин гаулейтер. Я сказал об этом, имея в виду, что вы сами допрашиваете видных преступников.
— Если я допрошу их, электростанция начнет работать?
— Простите, господин гаулейтер, это уже от меня не зависит.
— Что ж от вас, в конце концов, зависит, господин генерал? Ваша полиция? Она не стоит выеденного яйца, ваша полиция! Она успешно борется с торговками на рынке, она победоносно воюет со стариками в гетто! Она умеет отравлять больных в больницах… Она дерьмо, уважаемый господин генерал!..
— Но простите, жандармерия…
— Что жандармерия? Тут миллион головорезов, а жандармов у нас всего несколько тысяч. Передайте начальникам полицейских войск, что я добьюсь распоряжения об отправке на фронт всех лодырей. Я заменю их инвалидами, бывшими фронтовиками. Те хоть знают, за что они хлеб едят. Я недоволен вами, господин генерал. В самый напряженный момент, когда дорог каждый танк, каждый лишний солдат, вы подносите новые подарки. Шутка, что ли, — взорвали электростанцию, остановили завод. И он мне, извините за выражение, предлагает нечто вроде выставки бандитов. Любуйтесь ими сами теперь, если у вас раньше не было времени заинтересоваться их особами. Повесить обоих на воротах электростанции!
