Но почему? Что заставляет ее проделывать такие странные и страшные эволюции?
Раз за разом просматриваю я запись последнего полета и не могу найти ответа на этот вопрос. Все чаще мысли мои обращаются к неприятному выводу: ошибка пилота. Но какая? Какие действия или бездействие Адо Тукана привели его и машину к гибели, а планету к глобальной катастрофе?
— Лена, запроси в группе Бернарда все данные на этого Адо Тукана, — прошу я, допив очередную чашку кофе.
Я закуриваю сигарету и, откинувшись на спинку кресла, закрываю глаза.
— Хорошо, милый, — отвечает Лена, — а ты пока перекуси. Ты уже почти двенадцать часов живешь только на кофе и сигаретах.
Лена уходит на второй этаж к резервному компьютеру, а я подсаживаюсь к столику с едой. Ем, не замечая, что именно, и продолжаю размышлять.
Что-то во мне восстает против вердикта “ошибка пилота”. Не только то, что Адо симпатичен мне, не только то, что в бытность мою летчиком ВВС я всегда чувствовал фальшь таких заключений о причинах гибели товарищей. И не только то, что я не знаю, в чем именно эта ошибка. Что-то было еще. Не только поведение пилота: спокойное, уверенное, без малейших следов паники, его героические, хотя и бесплодные попытки вернуть контроль над машиной. Что-то еще… Но что именно?
В таких размышлениях вслух меня застает Лена.
— Вот интересующие тебя данные. А что касается твоего вопроса, то мне кажется, ты зациклился на этом полете. Ты ведь хотел еще проанализировать конструкцию машины и ее аэродинамику.
— Но он показал себя абсолютно надежным во всех полетах, кроме…
— Значит, есть что-то такое, что проявилось именно в этом полете. Чем этот полет отличается от всех предыдущих?
— Ну, прежде всего достижением максимальных скоростей. Причем разгон сопровождается пикированием с последующим выравниванием.
— Вот от этого и танцуй.
Я с удивлением смотрю на свою подругу.
— Ты рассуждаешь, как профессиональный летчик-испытатель.
Для начала я все-таки просматриваю данные на Адо Тукана. Ветер-капитан (соответствует нашему подполковнику) Адо Тукан, сорок три года, летный стаж двадцать один год, из них шестнадцать лет работает летчиком-испытателем. Был ведущим испытателем на четырнадцати машинах, эта — пятнадцатая. Да. Мне не зря понравился этот парень. Такие ошибок просто не допускают.
Изучение конструкции я начинаю с внешнего вида машины. Еще у Магистра я обратил внимание на необычное поперечное сечение, а сейчас я замечаю, что и крылья являются как бы продолжением контуров фюзеляжа. Чечевицеобразное внизу и треугольник вверху. Где-то я это видел. Определенно! Но где? Я записываю изображение сечения крупным планом и начинаю изучать другие элементы конструкции.
Слов нет, эта машина — действительно прорыв в будущее. Но за пять часов работы я так и не нахожу ответа на вопрос: “Почему самолет потерял управление и вошел в раскачку?”
Держа в руке чашку кофе, вызываю на дисплей сечение фюзеляжа, закуриваю и, рассеянно глядя на экран, пытаюсь отвлечь свои мысли перед очередным “натиском”.
Внезапно сзади раздается голос Лены:
— А при чем здесь “Тюльпан”? — Лена указывает на сечение фюзеляжа.
— Да нет же, Лена. Это поперечное сечение фюзеляжа того самого самолета.
— Серьезно? Но какое сходство!
Я закрываю глаза. Перед моим мысленным взором предстает упомянутый Леной корабль. Прекрасная, маневренная и очень, очень скоростная машина. Предназначена для разведывательных полетов, высадки на планеты и связи между планетарным лагерем и орбитальным звездолетом.
Я сам налетал на “Тюльпане” не менее двадцати часов и всегда поражался его прекрасной летучести на высоких скоростях. Мне всегда казалось, а может быть, это так и было на самом деле, что чем выше скорость полета, тем лучше проявляются его аэродинамические качества…
Стоп! И вдруг словно молния сверкает в моем сознании.
Я начинаю вспоминать особенности пилотирования “Тюльпана”, потом вызываю на дисплей “Наставление для пилотов”. Так и есть! Я не ошибся.
“Преодолевать рубеж между 4,5 и 5М следует на постоянном ускорении, на большой высоте и избегая резких маневров”.
Вот оно!
— Лена, смотри!
Лена несколько раз внимательно читает выделенную фразу.
— Значит?
— Значит, это не ошибка Адо Тукана. Он просто не мог знать, как ведут себя такие летательные аппараты на критических скоростях. Да и о самом существовании критических скоростей он не подозревал. Он пытался погасить скорость резким набором высоты, а самолет вырывался у него из-под контроля и входил в раскачку. Откуда он мог знать, что спасение в дальнейшем наращивании скорости. Это противоречит всему его предшествующему опыту.
— Действительно! Но ты-то теперь знаешь, в чем дело. Дальше уже все просто.
Я задумываюсь.
— Нет, подруга моя, далеко не все так просто. Машина идет вниз, скорость огромная. Чтобы вернуть управляемость, надо увеличить скорость еще больше. А запаса высоты практически нет. Выходить из пике придется довольно резко. На такой скорости перегрузки могут превысить все допустимые пределы. Вот и получается: будешь выводить резко, развалишь машину; будешь выводить плавно, землю зацепишь.
— Где же выход?
— Посередине, Леночка, как всегда, посередине. Задача только в том, как эту серединку золотую найти?
— Да…
— Прервемся на часок. Голова пухнет. Надо ее очистить и сосредоточиться на поисках середины.
Мы идем на озеро. Здесь Лена объясняет мне еще одну особенность нуль-фазы. Лето длится девять месяцев, осень и весна — по четыре, а зима — два. И, кстати, оказывается, что через месяц будет Новый год. Не очень удивляюсь этим обстоятельствам, так как мысли мои все в работе.
Не успеваю я подойти к компьютеру, как звучит сигнал вызова. Это Андрей.
— Как успехи?
— Причина катастрофы понятна, непонятно пока, как ее предотвратить.
— Ну, и в чем, по-твоему, дело?
— Скорости, близкие к 5М, для этой машины — критические. На этих скоростях попытки произвести резкие эволюции типа вывода из пике или резкое гашение скорости приводят к потере управляемости. Выход я вижу в дальнейшем увеличении скорости полета. Но как в этом случае спасти машину? При резком выводе из пике перегрузки могут превзойти допустимые пределы, при плавном — не хватит высоты.
— Мы с Кэт пришли к такому же выводу. Вот, посмотри. — На соседнем экране появляется изображение кривой. — Это режим и траектория вывода машины из критического состояния.
Я присматриваюсь.
— Почему в точке перегиба кривая раздваивается?
— А это как раз то, о чем ты говорил. Верхняя граница определяется пределом прочности конструкции, нижняя касается земли. Задача состоит в том, чтобы провести машину в этом коридоре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
