– Ну что же, джентльмены, дальше мы не пойдем – по крайней мере пока. Будьте добры спешиться и встать в круг.
Лошадей поставили кругом так, что нос одной упирался в хвост другой. За каждой лошадью спрятался ее всадник, положив ствол ружья на седло и целясь в окружающую стену черно-белых щитов.
– Пастор! – негромко позвал майор.
Клинтон, помогавший раненым в центре круга, торопливо подошел.
– Стойте рядом со мной: будете переводить, если они захотят разговаривать.
– Все разговоры закончились, – заверил его Клинтон.
Как раз в этот момент плотные ряды в «груди быка» расступились, вперед вышел высокий индуна. Даже с расстояния в двести шагов он выглядел величественно, украшенный перьями и кисточками доблести.
– Ганданг, – тихо сказал Клинтон. – Единокровный брат короля.
Индуна пристально смотрел на мокрых от дождя лошадей, на мрачные белые лица, выглядывавшие над седлами, потом поднял ассегай над головой жестом, весьма похожим на гладиаторский салют, и держал его так очень долго – сердце Клинтона успело стукнуть раз десять. До замерших в ожидании белых отчетливо донесся голос:
– Начнем! – сказал Ганданг и опустил копье.
«Рога» мгновенно перешли в атаку, сжимаясь, будто удавка на горле.
– Спокойно! – крикнул Вильсон. – Не стрелять! Берегите патроны, ребята! Стрелять только наверняка!
Наконечники ассегаев со скрежетом высвободились из ременных петель на щитах, раздался дружный боевой клич:
– Й-и-е! Й-и-е!
Блестящие лезвия забарабанили по обтянутым кожей щитам – лошади встрепенулись и подняли головы.
– Не торопитесь, парни!
Передний ряд нападающих был в пятидесяти ярдах, быстро надвигаясь из серой дымки мелкого дождя.
– Выбрать цель! Выбрать цель!
Двадцать ярдов. Пение и барабанный стук звучали в такт ударам босых пяток.
– Огонь!
Тесный кружок взорвался оружейным залпом – не одновременно, а с промежутками, то есть каждый выстрел был прицельным. Передний ряд атакующих рухнул на раскисшую от дождя почву.
Лязгали затворы, выстрелы, похожие на треск хлопушек, не прекращались, отдаваясь эхом – шлепками свинцовых пуль, входящих в обнаженные черные тела.
В двух местах нападающие разорвали оборону: на несколько секунд внутри круга сплелись в схватке тела, загремели револьверные выстрелы в упор. Черная волна потеряла скорость, дрогнула и схлынула обратно в лес, оставив мертвецов лежать на мокрой траве.
– Получилось! Мы их отбили! – закричал кто-то, и все разразились криками радости.
– Рановато праздновать победу, – сухо пробормотал Клинтон.
– Пусть кричат, – ответил Вильсон, перезаряжая револьвер. – Полезно для поднятия духа. – Он перевел взгляд на Клинтона и спросил: – А вы к нам не присоединитесь? Вы ведь когда-то были офицером.
Клинтон покачал головой:
– В последний раз я убивал людей больше четверти века назад. Я присмотрю за ранеными и выполню любой другой приказ.
– Тогда соберите запасные патроны, заполняйте патронташи и раздавайте по мере надобности.
Клинтон вернулся в центр круга. Туда принесли троих: один убит выстрелом в голову, второй со сломанным бедром и третий с торчащим из груди древком ассегая.
– Вытащите его! – громко закричал раненый, тщетно пытаясь вытянуть древко. – Вытащите, я больше не могу!
Клинтон опустился на колени рядом с раненым: судя по углу наклона древка, лезвие вошло где-то рядом с сердцем.
– Лучше его не трогать, – мягко посоветовал Клинтон.
– Нет! Нет!
На истерические вопли раненого нервно обернулись занявшие оборону солдаты.
– Вытащите его!
Что ж, возможно, так и впрямь будет лучше – лучше, чем медленная смерть и вопли, пугающие остальных.
– Придержите его за плечи, – тихонько велел Клинтон.
Один из солдат встал на колени за спиной умирающего. Клинтон ухватился за древко – какое великолепное оружие! Украшено узорами из блестящей медной проволоки и волос, вырванных из слоновьего хвоста.
Клинтон потянул – широкое лезвие вышло наружу, чмокнув, точно сапог, вытаскиваемый из густой грязи. Раненый издал последний вопль, и следом за вышедшей из груди сталью хлынула ярко-алая кровь.
До полудня еще четырежды накатывала волна черных тел. Каждый раз казалось, что она неизбежно сомнет кружок белых; и каждый раз она разбивалась о него, будто прибой о камень, и отступала обратно в лес.
После очередной атаки кружок стягивался чуть теснее, чтобы закрыть дыры, оставленные упавшими лошадьми, убитыми и ранеными защитниками. Стрелки матабеле подползали, скользя от дерева к дереву, как проворные бесшумные тени, в которые почти невозможно попасть: то выглянет из-за ствола плечо, то заклубится пороховой дымок в траве, то мелькнет над термитником голова воина, привставшего для выстрела.
Вильсон обошел круг, тихо беседуя с каждым солдатом по очереди, поглаживая морду беспокойной лошади, и вернулся в середину.
– Как у вас дела, пастор?
– Все в порядке, майор.
Клинтон аккуратно уложил тела и прикрыл лица попонами, оказывая мертвецам то уважение, какое было в его силах оказать. В отряде оставалось двенадцать человек, а время едва за полдень и до темноты еще часов семь.
Парнишка, потерявший оба глаза после первого залпа, в беспамятстве разговаривал с кем-то из далекого прошлого; слова выходили невнятные и бессмысленные. Клинтон перевязал ему голову чистой белой тряпицей из захваченного с собой запаса – теперь повязка была покрыта грязью и пропитана кровью.
Двое других лежали неподвижно: один шумно дышал через дыру в горле, из которой со свистом вырывались пузырьки воздуха, другой был молчалив и бледен, только временами сухо покашливал. Его ранило в спину и парализовало нижнюю часть тела. Остальные, раненные слишком тяжело, чтобы отражать атаки, вскрывали коробки с патронами и заполняли патронташи.
Вильсон присел на корточки рядом с Клинтоном.
– Как с боеприпасами? – прошептал он.
– Четыреста штук осталось, – так же тихо ответил Клинтон.
– Меньше тридцати патронов на человека, – быстро сообразил Вильсон. – Не считая раненых, разумеется.
– Что ж, майор, зато дождь перестал.
– Знаете, пастор, а я и не заметил! – Вильсон слегка улыбнулся и посмотрел в небо. Облака поднялись выше, на мгновение из-под них выглянул бледный призрак солнца: тепла он не давал и глаз не слепил.
– Майор, да ведь вас задело! – вдруг воскликнул Клинтон, только сейчас заметив рану. – Давайте посмотрю.
– Ерунда, кровь почти остановилась, – покачал головой Вильсон. – Лучше приберегите повязки для остальных.
Его прервал выкрик одного из солдат:
– Вон он опять!
Загремели выстрелы, тот же самый голос злобно выругался:
– Вот сволочь, черт бы его побрал!
– В чем дело, рядовой?
– Высокий индуна, он опять там расхаживает. Точно заколдованный! Мы на него истратили целую коробку патронов!
Серый мерин Клинтона дернулся и рухнул на колени, подстреленный в шею. Он попробовал подняться и упал на бок.
– Бедный старичок! – пробормотал Клинтон.
Еще одна лошадь встала на дыбы, судорожно забив передними копытами по воздуху, и завалилась на спину.
– Стрелять они стали лучше, – тихо заметил Вильсон.
– Наверняка работа Ганданга, – кивнул Клинтон. – Он ходит от стрелка к стрелку, устанавливая прицелы и давая указания.
– Что ж, пора сузить круг.
Стоять осталось всего десять лошадей. Остальные лежали там, где упали, их всадники распластались позади, терпеливо ожидая верного шанса подстрелить одну из сотен теней между деревьями.
– Подтянуться ближе! – Вильсон встал и махнул рукой солдатам. – Ближе к центру…
Он вдруг осекся, сделал пол-оборота на месте и схватился за плечо, с трудом устояв на ногах.
– Вас опять ранило! – Клинтон подскочил, чтобы помочь майору, и тут же, потеряв опору, рухнул на грязную землю, уставившись на простреленные колени.
Должно быть, у кого-то из матабеле сохранилось древнее ружье для охоты на слонов. Оно стреляло пулями из мягкого свинца весом в четверть фунта – такая пуля пробила одно колено Кодрингтона насквозь и ударила в другое.
