— Ириша ложилась спать. Откинула одеяло, а там… — очкарик поднял покрывало с супружеской кровати. На подушке, зияя пустыми глазницами, лежала голова Барина.
Все люди всегда умирают. Но смерть в тридцать пять лет – это всё-таки кощунство.
— Глаза Барина… вернее, их ошмётки, валяются у меня дома на полу, — философски усмехнулся Андрей Васильевич. – Это работа демона, сутенера книги.
— Понятно…
— Демон мне и свою шлюху опять всучил. Мол, пользуй её, не то пожалеешь, — продолжил грустно Бутербродов. – Чуть-чуть мы её покалечили огнём, но не более.
Энергия никогда и никуда не исчезает, она не может быть создана или уничтожена. Энергия вечна и вездесуща. Зато её можно распихать по разным углам, чтобы не мешала жить. Ну или, наоборот, помогала в твоём персональном бытие… Например, тёмной энергетике самое место в аду…
– Бу! Надо поскорее изничтожить преступную парочку! – зло выпалил Халюкин.
Угу, арестовать и в преисподнюю, дать пожизненный срок. Прежде осудить народным судом и вынести вердикт. Только вот в «судебной тройке» недостача, председатель намедни убит…
— Где Ириша? – апатично спросил доктор.
— Спит в комнате для гостей. Я заставил её выпить коньяк с феназепамом.
41. Ты бы видел свою рожу!
…Книжка, обольстительно шурша листочками, прыгнула доктору на шею. Обвила её толстенькими ручками и нежно зашептала в ушко:
— Андрюшенька! Ты иди и вынь сердечко Антохи Халюкина, сразу же свари плоть с солью и перцем. Поднеси блюдо моему папе, который является Хранителем меня… Папа блюдо отведает и отблагодарит: вернёт тебе неразменный рубль. Исполни обряд на возвращение утраченного…
Доктор почувствовал, как по лицу гуляют сладкие губки, улыбнулся в неге, медленно открыл глаза, и… вдруг проснулся.
С сожалением потряс грешной головой, осмотрелся. Так и есть: он спит одетым в кабинете Барина, на диванчике. За окном уже светает.
В комнате стремительно нарисовался Халюкин. Спросил без предисловий:
— Ну, выдвигаемся?
— Куда?
— К тётке Агафье, — Халюкин открыл форточку. Беззаботно прикурил.
Бутербродов поднялся с постели, как-то бочком приблизился к очкарику.
— Антох, дай-ка мне на минутку свой пистолет, – попросил он ласково. – Мне очень надо. Хочу сравнить со своим револьвером.
— Не вопрос, – Халюкин сунул руку в карман. Вдруг задумался. Из кармана вместо оружия вытащил кулак, и с разворота ударил Андрюху в лицо. Тот покачнулся, но удержался на ногах. Потрогал скулу. Нехороший блеск из глаз исчез.
— Спасибо, очкарик! — искренне сказал доктор.
— Ты бы видел свою рожу, – флегматично высказал Халюкин. – Давай, за работу!
42. Покойницы
По коридору психиатрички неспешно двигалась широкоплечая медсестра. За ней, пялясь на очень объемную задницу, вышагивали двое верных друзей. Коридорчик был хмур и обшарпан, вдоль него располагались двери палат камерного типа.
— Двадцать пятый номер, — сестра встала против одной из камер, глянула в глазок, потом повернула ключ в замке.
— Спасибо, фея, — поблагодарили мужчины. – Оставьте нас одних, пожалуйста.
— Я не фея, — ответила медсестра, поводя дюжим плечиком. – Но наедине вас оставлю. Палату после можно не закрывать, пациентка не буйная, — она потопала назад, добавив на ходу: — Кажется, Тихонова ещё спит.
Друзья выждали, пока стихнет звук сестричкиных подошв. Не сговариваясь, перекрестились. Прокурор хотел, было, достать пистолет, но постеснялся доктора. Поэтому в палату вошли так, как есть. На кровати лежало явно тело, накрытое до макушки одеялом.
— Чувствуешь? – повел носом Бутербродов.
— Сера? — принюхался и Халюкин.
Запах – визитная карточка женщины, а визиткой демонов является сера. Друзья понимающе переглянулись. Затем прокурор решительно отдёрнул одеяло. На подушке лежала женская голова без глаз.
— Она?
— Да, её родинка… — Бутербродов почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Поворот торса явил взгляду девочку лет пятнадцати, в синем больничном халатике. Распущенные волосы до плеч, глаза со странной поволокой, бледный цвет лица.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Отойдём, Андрей? – мелодично спросила пришелица.
Жизнь — это не те дни, которые прошли, а те, которые запомнились. И данный день мы точно не забудем!.. Доктор вопросительно глянул на друга. Тот мельком осмотрел гостью и… энергично кивнул: — Андрюх, ты иди! Я покамест здесь порою, по-своему, по-сыскарски.
Каждому своё. Кому-то общаться с мистикой, а кому-то с трупной массой. Кто на что учился, можно и так. Бутербродов проследовал за синим халатиком в коридор.
— Возьми, — девочка достала из карманчика аккуратно сложенную бумагу. – Она просила передать.
— Кто? – уточнил доктор.
— Покойница, — девочка кивнула на тёткину палату.
Кто бы сомневался. Бутербродов взял записку, раздумывая, повертел в пальцах.
— Агафья сказала, что когда-нибудь ты придёшь, — девочка приблизилась вплотную, положила холодные ручки на плечи, заглянула в докторские глаза снизу вверх.
Некрофилия и педофилия – совсем разные вещи. Но понял это доктор только сейчас. В висках застучали молотками адские сущности, а ангелы засевали райскими цветами сознание. В сердце мандраж, а по телу бздёж…
— Не верь ему сразу, — шепнула юная вестница на ушко.
— Кому? – законно удивился доктор. И… вдруг осознал, что никого рядом нет.
Врач тупо стоял и соображал, то ли у него открылась чакра, то ли обычный геморрой… Наконец, понял, что ладонь сжимает записку с того света. Так-так-так, уже хорошо. Дальше: кажется, где-то рядом должен находиться верный друг очкарик…
— Доброе утро, Андрей Васильевич, — прозвучал сзади приятный женский голос.
Когда мистика происходит постоянно, то она начинает превращаться в обыденность. Самым паскудным бывает первый раз, а дальше привыкаешь. И даже начинаешь раздражаться… Бутербродов запихал записочку в карман, и с гневной пеной на устах повернулся к «голосу за спиной».
– Вы приехали с женой или она осталась в Санкт-Петербурге? – тут же последовал следующий вопрос.
Спрашивала молодая женщина в белом медицинском халатике. Невероятно синие глаза, стильная стрижка и… налитые грудки без лифчика.
— Юлька! – радостно вскричал доктор, рассмотрев. – Чёрт подери, какая же ты красавица!..
По старой памяти обниматься и целоваться не стали. Чинно переминались на расстоянии. Ностальгия трепетно вздыхала, но нарушать каноны взаимоотношений не решалась.
— Работаешь здесь? – не нашел ничего умнее спросить доктор.
— Да, младшим ординатором. Вы не ответили на мой вопрос.
— Характер остался тот же, — искренне рассмеялся гинеколог. – Юль, дело в том, что я не женат… и никогда не был женат.
Когда ты слышишь парадоксальную информацию, то либо изображаешь эмоцию охреневания, либо согласно киваешь с видом «Ха, да это и так все давно знают!».
Пока Юлька раздумывала, какую масочку лучше на себя надеть, в дверях палаты проявился Халюкин. Сказал возбужденно:
— Андрюх, иди-ка сюда!
Бутербродов неловко улыбнулся бывшей соседке:
— Ну… вот так вот, — и отошёл в палату.
Мы не проигрываем жизнь, просто другие у нас её выигрывают. Запах смерти потихоньку вытеснял запах серы. Иная обстановка в палате не изменилась.
— Смотри, — прокурор взял с тумбочки геометрическую фигуру. Металл белый, по форме круг, диаметр десять сантиметров. По периметру, с внутренней и внешней сторон круга – напаянные треугольники.
– Нашёл у Агафьи под подушкой, — Халюкин передал штуку другу. – Есть мысли?
— Напоминает строгий ошейник, — размыслил Бутербродов. — Полагаю, что дьявольский пёс под него уже где-то рядом…
Мистика не любит, чтобы её изучали. Мистика любит, когда ею пользуются. Прокурор веско подытожил:
