— Ага, верю, — смеется Джек, но, естественно, не останавливает.
И вдруг моя ладонь замирает, а я хмурюсь. Я, конечно, уже видела его без футболки еще во время спарринга с Эдом, но на ощупь длинный шрам в форме полумесяца на его правом боку еще более впечатляющ.
— Что это? — шепчу, поднимая глаза к его лицу.
Джек кривится.
— Шрам, что же еще?
— Большущий.
Он наконец перестает кривляться и отвечает серьезно:
— В десять лет упал с крыши, зацепился за водосток, отломал от него кусок и пропорол себя им насквозь. Мачеха Дилана шила меня вручную, поэтому вышло вкривь и вкось.
— Ничего себе, — присвистываю. — А это…
Джек закатывает глаза.
— Любопытная ты тоже в бабушку?
— Ага. — Интенсивно киваю, хотя это и не очень удобно, лежа щекой на подушке.
— Ладно, — сдается. — Да, это было на Пандоре. Захват наркоторговцев происходил как раз в тот момент, когда я валялся на больничной койке.
А потом малыш очнулся после операции, и ему сказали, что мамы больше нет…
— А почему не свел шрам?
— Кайя-а-а, — стонет Джек и переворачивается с бока на спину. Я тут же без спроса перебираюсь ему на плечо; обнимает одной рукой.
— Оставил как память? — не унимаюсь.
— Да какая память? В детстве сводить такие большие шрамы слишком болезненно. А потом мне было чем заняться. Шрам и шрам. Не нравится? — Ехидно косится в мою сторону.
— Мне все в тебе нравится, — заявляю совершенно искренне. — Ну, — добавляю, сделав вид, что задумалась, — кроме характера, конечно.
Смеется.
— Аналогично. — И притягивает меня к себе ближе. — Может, ну его, этот сон? — вкрадчиво предлагает на ухо.
А я, как он сам сказал, придурочная, а не идиотка, чтобы отказываться…
* * *
Это длится два дня. Два дня безграничной близости, прерываемой только затем, чтобы заказать еду в номер или позвонить доктору Кравецу — убедиться, что Шона ещё не вывели из комы и я ему пока не нужна.
Лучшие два дня в моей жизни.
Джек делает вид, что никуда не торопится, а я не спрашиваю. Ни о том, ждет ли его ещё «Ласточка», ни о том, увидимся ли мы когда-либо вновь. Это лишнее.
Мы слишком разные, и у каждого из нас своя жизнь, в которую не впишется второй…
Докатились, я на полном серьезе рассуждаю о будущем с каким-то конкретным мужчиной! Мир явно сошёл с ума.
Или я.
Но мне хватает ясности рассудка, чтобы посмеяться над этими фантазиями.
В реальности, реши мы остаться вместе, поубивали бы друг друга уже через пару недель. Журналистка и спецагент? Гостевой брак?
Да очнись же ты, Кайя, или от многочисленных оргазмов твой мозг окончательно превратился в желе? Брак для тебя — это незамеченная дырка на только что купленной кофте, и ничего другого.
А Джек — это отлично проведённое время. Суперотлично проведённое время, если начистоту. Отпуск, отдых и, да, как бы пошло это ни звучало, секс без обязательств.
Да я даже имени его настоящего не знаю!
— О чем думаешь? — спрашивает Джек, поймав направленный на него взгляд.
Усмехаюсь, щурясь, как сытая кошка, и бессовестно закидываю ногу поперек его тела.
— Об отпуске и отдыхе у моря.
Должно быть, выражение лица у меня то еще, потому что он смеётся и притягивает меня к себе.
— Ну, что могу сказать? Моря у меня сейчас нет…
Да Господи, на фиг мне какое-то море!
* * *
Он уходит ночью.
Сплю поверхностно, поэтому мгновенно просыпаюсь, стоит матрасу вздрогнуть. Прислушиваюсь: в ванную или… Шорох одежды, «вжик» молнии.
Все.
Стараюсь дышать ровно и не шевелиться. Лучше так, Джек — молодчина, все правильно делает. Кому нужны эти прощания, как в дешевых мелодрамах? Нам было здорово вместе, но время закончилось — так зачем усложнять?
И все-таки вслушиваюсь в каждый шорох, движение воздуха. Что-то звякает, падает и катится. Он замирает, прислушивается: не разбудил ли?
Конечно не разбудил, сплю как убитая, разве не видишь? И вижу десятый сон. Эротический, с тобой в главной роли, ага.
А потом я слышу шаги, негромкое пиканье открывающегося замка, и еще раз — при закрытии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вот теперь действительно все.
Крепко зажмуриваюсь, обняв себя за плечи руками и сжавшись на измятой простыне в позе эмбриона, и… просто дышу.
Вдох, выдох… Спокойно, Кайя, ты кремень.
Сколько еще шикарных мужиков будет в твоей жизни? Да не счесть!
Подумаешь, влюбилась в этого конкретного. Ты же придурочная, а не идиотка, чтобы лить слезы из-за такой ерунды, правда?
Но я все равно реву, хоть это и глупо.
* * *
Просыпаюсь от бьющего в лицо солнечного света и с наслаждением потягиваюсь. Жизнь прекрасна, и я хороша.
А еще сегодня доктор Кравец обещал вывести Шона из комы, так что, давай, Кайя, поднимай свою роскошную задницу с постели, своди ее в душ и наряди в новые шорты.
Но только я выполняю первый из трех запланированных пунктов, как звонит комм.
Отец.
— Да, пап! — Хватаю аппарат с прикроватной тумбы и мгновенно принимаю вызов. — Ты приехал?!
Из динамика раздается удивленное покашливание.
— Дочь… Ты в порядке?
— Я — лучше всех, — заверяю, важно ткнув себя пальцем в грудь, несмотря на то что он и не может видеть этого жеста по аудио. — Где ты? Я очень по тебе соскучилась!
— Кх-м… э-э… — слышится пораженное в ответ. — Я на орбите Сьеры. Скоро буду в клинике.
Ой, да ладно. У меня такое хорошее настроение, что какое-то там проигнорированное признание его не испортит. Подумаешь, это же Виктор Коллинз.
— Окей, буду там через час.
И уже собираюсь завершить вызов, как из комма доносится:
— Эм… Кх-м…
Хмурюсь: закашлялся, что ли?
— Я тоже соскучился! — вдруг рявкает папа скороговоркой и обрывает звонок.
Улет! Он все-таки это сказал!
И я, улыбаясь от уха до уха, танцующей походкой направляюсь в ванную.
Глава 72
Месяц спустя
Здание «Пятого». Двести пять этажей, десять классических лифтов и три аэродинамические трубы… Ну, вы помните. Пластик, гранит и стекло — масштабно, ярко, амбициозно.
Обгоняю на тротуаре нескольких неспешных пешеходов и ныряю в проем револьверных дверей. Йеху, успела! Отличное начало дня!
И не больно-то важно, что все последние дни я почти безвылазно провела в местном отделении Интерпола, давая показания и окончательно топя попытавшуюся прикинуться бедной овечкой Карлу. А учитывая то, что Майкл раскололся практически сразу и во всем сознался, надеясь на сделку со следствием, у бывшей Богини не осталось шансов.
Жаль, что вместе с коммуникатором Баронета я лишилась всех материалов, но даже это не портит моего хорошего настроения: сенсаций в моей жизни будет еще много. Главное, что прямо сейчас Интерпол ищет сообщников (среди копов в том числе) взятой с поличном Карлы Рейверин и лиц, ответственных за творящееся на Альбере. Так-то.
Шах и Мат, сброшенная с Олимпа богиня. Ты мнила себя Герой, зато теперь побудешь Персефоной — в подземном царстве тебе самое место.
Коп, который проводил мой допрос, сболтнул, что Карла давит на тяжелую в материальном плане юность и винит в неуемной жажде обогащения не свою подлую натуру, а детскую травму. Рассчитывает на снисхождение суда присяжных. Ну-ну. С удовольствием выступлю на нем свидетелем.
Кстати, если бы не мои показания, ни местная полиция, ни Интерпол так и не заинтересовались бы смертью Кенни Бауэра, успевшего первым накопать что-то на Карлу и унести эти знания с собой в могилу. Но я была убедительна. Бинго! Дело гибели лучшего программера «Пятого» снова открыто!
Холл, как всегда, полон народу: сотрудники и посетители снуют туда-сюда, сталкиваются и растекаются ручейками в разные стороны. Бликуют зеркальные панели, мигают лампочки на турникетах, перегораживающих проход к подъемникам. Гул голосов, грохот каблуков, звук падающих карандашей — шум и суета, обычное утро на «Пятом».
