Она уже уверилась, что ее жизнь в Сент-Клементсе будет такой же уединенной, как в доме отца, и единственным обществом по-прежнему останутся книжные герои, когда произошла встреча, навсегда переменившая ее отношение к этому маленькому городку и к своему вынужденному одиночеству.
В воскресенье дядя и племянница торжественно направились в церковь. Как заметил мистер Фоскер, это был первый выход в свет для мисс Мэйвуд, и по этому поводу ей надлежало привести себя в самый элегантный вид. Сара не сумела бы добиться многого сама, но, к счастью, Лизамон помогла ей справиться с волосами и кое-как затолкала две толстые косы под черную шляпку.
Дядя Эндрю отметил траур по почившему кузену черной лентой на шляпе и потертыми черными перчатками, Сара надела теплую пелерину, и оба двинулись в путь.
Рядом с домом мистера Фоскера находилась небольшая старинная церквушка, но он предпочитал проделывать долгую дорогу до главной площади Сент-Клементса. На ней располагалась большая церковь, которую посещали представители самых почтенных и родовитых фамилий города, селившиеся на площади и вокруг нее. Также по воскресеньям сюда приезжали состоятельные владельцы окрестных поместий, чтобы послушать проповедь и продемонстрировать горожанам свои модные туалеты. Мистер Фоскер никогда не упускал случая сказать комплимент даме или угоститься сигарой у какого-нибудь джентльмена.
Сегодняшнее его появление с хорошенькой девочкой в трауре не осталось незамеченным, и довольный мистер Фоскер улыбался и раскланивался, не забывая время от времени испускать тяжкие вздохи и бросать на племянницу сочувственный взгляд. К окончанию службы все уверились, какой благородный труд взял на себя мистер Фоскер и какое горячее участие принимает он в дочери своего бедного умершего кузена.
При выходе из церкви мистер Фоскер остановился переброситься парой фраз с викарием и еще двумя джентльменами, а Саре предложил пойти познакомиться и поиграть с другими детьми, ожидавшими, пока их отцы и матери обменяются новостями и сплетнями.
Сара осторожно огляделась, но не нашла себе подходящей компании. Несколько детей помладше бегали друг за другом между плитами на кладбище, а три юных леди чуть старше ее прогуливались с независимым видом вдоль церковной ограды, то и дело бросая быстрые взгляды на группку джентльменов шестнадцати-семнадцати лет, оживленно обсуждавших чью-то лошадь и совершенно не замечавших раздосадованных леди.
Сара не решилась подойти к девушкам, а играть с малышами ей уже не подобало, и она присела на холодный каменный парапет и принялась рассматривать всех этих людей, их наряды и манеру держать себя. Она с огорчением думала, что мисс Брук не научила ее тому, что надлежит знать любой леди, когда вдруг услышала звонкий голос:
— Матушка, посмотрите, вон там сидит та самая грустная девочка, которую привел смешной толстый джентльмен, мистер Фоскер!
— Тише, Бобби, когда уже ты научишься вести себя как полагается! Эта девочка сидела позади нас и вела себя прилично, ты же вертелась всю проповедь, а теперь еще неподобающе высказываешься о взрослых!
Заинтригованная, Сара повернула голову в направлении говоривших. Ей показалось, что голос принадлежал девочке, но имя «Бобби», несомненно, принадлежало мальчишке. Прямо на нее смотрела высокая худая девочка в бордовом пальто, отделанном дорогим мехом. Из-под шляпки выбивались пряди темно-рыжих волос, а треугольное личико так густо облепили веснушки, что казалось, будто его обладательница только что упала лицом в мокрый песок и не успела отряхнуться. Большие светло-серые глаза на этом лице выглядели как-то… неуместно — лучше всего подошли бы карие или зеленые, но девочка, похоже, была весьма высокого мнения о своей персоне.
Рядом стояла ее мать, очень красивая женщина с такими же рыжеватыми локонами, но ее ореховые глаза прекрасно гармонировали как с волосами, так и с полными вишневыми губами на мягком округлом лице. Если предположить, что с годами каждая дочь становится похожа на мать, то малышку Бобби ожидали всеобщие восторги и толпы поклонников.
Девочка увидела, что Сара смотрит на нее, и тут же безо всякого стеснения подошла к незнакомке. Ее мать с улыбкой последовала за дочерью, вероятно, немного опасаясь, что та, со своей не всегда уместной прямотой, допустит какую-нибудь бестактность.
— Напрасно ты сидишь на этом камне, сегодня слишком холодно, — сказала девочка, и Сара тут же поднялась, почему-то чувствуя себя виноватой.
— Меня зовут Бобби Уэвертон.
— А меня — Сара Мэйвуд. — Саре очень хотелось спросить, почему у мисс Уэвертон такое странное имя, но она постеснялась.
— Я наблюдала за тобой в церкви. Ты, похоже, любишь молиться и слушать проповедь. А мне все это кажется таким скучным!
Сара ужаснулась, услышав подобные речи, а мисс Брук, вероятно, и вовсе упала бы в обморок.
— Бобби, твои смелые высказывания, похоже, смутили бедняжку, — вмешалась леди Уэвертон. — Моя дочь, мисс Мэйвуд, всегда говорит только то, что думает.
— Разве это неправильно? — Саре показалось, что мать словно извиняется за Бобби.
— Скажем так, это не всегда удобно и прилично, — ответила леди. — Ваш дядя, мистер Фоскер, теперь опекает вас, мисс Сара?
Девочка кивнула.
— Да, после того как мой отец… он умер, а перед тем попросил дядю быть моим опекуном. И дядя сдал наше поместье семье Эммерсон и привез меня жить к себе.
— Лучше бы ты оставалась дома, — безапелляционно заявила Бобби. — У твоего дяди, кажется, совсем нет денег, и поэтому он не может жениться на мисс Принс.
— Роберта! Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не пересказывала сплетни о взрослых, тем более что ты в них ничего не понимаешь! — на этот раз голос миссис Уэвертон звучал действительно строго.
Сара поняла, что девочку на самом деле зовут Роберта, но от этого не стало понятнее, почему ее называют мужским уменьшительным именем.
— Если сплетни никто не будет пересказывать, они исчезнут! — бойко возразила мисс Уэвертон.
Ее мать только покачала головой, и в это время к ним подошел мистер Фоскер, уже заметивший, что племянница беседует с представительницами самой богатой из окрестных семей.
— Леди Уэвертон, мисс Уэвертон, счастлив приветствовать вас, — улыбка дядюшки Эндрю превзошла радушием все, виденные Сарой до сих пор.
Обе дамы поздоровались с мистером Фоскером гораздо более сдержанно, после чего леди Уэвертон распрощались, сославшись на ожидающий их экипаж, и выразила надежду, что они еще увидятся с мисс Мэйвуд.
Бобби же высказалась гораздо проще: