читать сложные для понимания лекции, нежели простые. В первом случае он выглядит этаким небожителем, снизошедшим до своих слушателей с научного Олимпа, а во втором – банальным и неинтересным. И еще нужно понимать, что целью Оппенгеймера было не научить, а увлечь. Увлеченный человек станет грызть гранит науки самостоятельно, и преподавателю остается только направлять этот процесс в нужную сторону. А того, кто не увлекся, учить бесполезно, все равно что лечить покойника.
Сидеть в аудитории и ждать появления юных гениев не очень-то результативно. На гениев нужно вести активную охоту. Местом охоты стала летняя математическая школа в Энн-Арборе на базе Мичиганского университета. Заодно наш герой привил интерес к физике своему младшему брату Фрэнку, который в 1930 году начал изучать ее в университете Джона Хопкинса[43]. Научный прогресс в представлении Оппенгеймера был напрямую связан с ростом количества ученых, и он делал все возможное для того, чтобы в Соединенных Штатах было бы как можно больше физиков. Как наберется критическая масса[44] – пойдет процесс.
Как научный руководитель Оппенгеймер был гибридом Эренфеста и Паули. Он заботился о том, чтобы его аспиранты приобрели базовую научную репутацию, для чего широко привлекал их к соавторству, но вел их по дороге знаний твердой рукой.
В 1931 году Оппенгеймер увлекся изучением природы космических лучей – излучения, проникающего к нам из космоса. Космические лучи поражали исследователей своей высокой энергией, и было непонятно, образовалась она при распаде вещества или же при его образовании. С физической точки зрения вопрос стоял так: из чего состоят лучи? Из фотонов, порожденных созданием вещества, или же из образующихся при распаде протонов? Оппенгеймер и его ученик Джон Фрэнклин Карлсон предположили, что космические лучи состоят из «нейтронов», неизвестных науке частиц, существование которых предположил Вольфганг Паули.
Проблема имела религиозный аспект. Верующие ученые априори считали, что космические лучи состоят из фотонов, ведь божественная сила создает, а не разрушает. К числу верующих относился и Роберт Милликен, возглавлявший Калифорнийский технологический институт. Если другие физики пытались доказать свою правоту посредством расчетов и экспериментов, то Милликен пытался сделать это при помощи интервью и гонений на оппонентов в стенах института. Избавиться от Оппенгеймера Милликен не мог (в институте этого не поняли бы), но крови нашему герою попортил изрядно: позволял себе резкие высказывания в его адрес, задержал на несколько лет назначение доцентом и т. п. К чести Оппенгеймера, нужно сказать, что на подобные вещи он обращал мало внимания и не считал возможным для себя опускаться до дрязг или сведения счетов. Физика – вот что его интересовало!
Почему именно космические лучи? Прежде всего, лучи были загадочным явлением, которое требовало объяснения. Кроме того, до создания мощных ускорителей частиц, превосходящих лоуренсовские циклотроны, лучи были единственным потоком частиц, движущихся со скоростью, приближавшейся к световой, и потому служили субстанцией, пригодной для проверки положений квантовополевой теории электромагнитных взаимодействий (квантовой электродинамики). Можно сказать, что наш герой, увлеченный теорией поля и электродинамикой, просто не мог, не имел права не заинтересоваться космическими лучами.
1932 год, который за большое количество значимых экспериментальных открытий физики прозвали «годом чудес», вынудил Оппенгеймера пересмотреть свое отношение к экспериментальной физике. Отныне игнорирование достижений «технарей» (так теоретики в своем кругу называли экспериментаторов) сменилось перманентным интересом к их работам. Наука стала слишком сложной для того, чтобы теоретики и экспериментаторы могли работать раздельно.
Главным событием «года чудес» стало расщепление ядра лития сотрудниками Резерфорда Джоном Кокрофтом и Эрнестом Уолтоном, которые обстреливали атомы этого легкого[45] металла ускоренными протонами. Это открытие определило судьбу Оппенгеймера, вошедшего в историю как «отец атомной бомбы». Хотя в 1932 году его больше интересовала природа космических лучей.
Общество восприняло эксперимент Кокрофта и Уолтона крайне позитивно. О том, что атомная энергия может стать оружием, от которого нет спасения, в тот момент никто не думал. Люди надеялись на то, что в ближайшем будущем энергия станет дешевой и доступной повсеместно без проводов. Поставил дома маленький «атомный генератор» и пользуйся энергией в свое удовольствие! Хотя, если говорить начистоту, идея создания супермощного оружия, в основе действия которого лежало бы расщепление атома, была высказана еще в начале двадцатых годов уже упоминавшимся выше Бертраном Расселом в книге «Азбука атомов». Но людям всегда хочется верить в лучшее, не думая о плохом.
Глава восьмая
Брат
Не думаю, что с моей стороны было бы ужасно сказать, что физика нужна мне больше, чем друзья, ведь это правда.
Роберт Оппенгеймер
Окончив в 1933 году Университет Джона Хопкинса, Фрэнк Оппенгеймер полтора года провел в Кавендишской лаборатории, которой продолжал руководить Эрнест Резерфорд. Единственная область, в которой Фрэнк смог превзойти старшего брата, была исследовательская работа. Уже по сроку, проведенному под началом Резерфорда, можно судить о том, что Фрэнк был хорошим исследователем-экспериментатором. После Кембриджа он некоторое время пробыл во Флорентийском институте, а именно в обсерватории Арчетри, где занимался разработкой счетчиков частиц, а завершил свою европейскую стажировку вояжем по Германии.
Осенью 1935 года Фрэнк начал проходить магистратуру в Калтехе. Выбор учебного заведения был предопределен тесной близостью между братьями. После женитьбы Фрэнка отношения несколько охладели, но все равно продолжали оставаться дружескими, а не сводились к встречам на День Благодарения и Рождество. Да, именно так. Странно было бы представить, чтобы братья Оппенгеймер отмечали бы Песах и Рош ха-Шана[46]. Кстати, обратили ли вы внимание на то, что братья и их отец носили сугубо европейские имена? Это не случайно. Сочетание европейского имени с еврейской фамилией указывает на приверженца хаскалы. Правда, у Фрэнка вторым именем стала материнская девичья фамилия Фридман, не иначе как по настоянию матери.
Фрэнк Фридман Оппенгеймер был еще бо`льшим неевреем, чем его брат, потому что он был убежденным коммунистом, то есть интернационалистом, делившим людей не по расовым, а по классовым признакам. Следует отметить, что в то время коммунизм в той или иной степени привлекал многих американцев. Прежде всего впечатляли успехи Советского Союза, которому в начале двадцатых годов прошлого столетия предрекали скорый крах, а он устоял и начал превращаться в индустриальную державу. На расстоянии обычно видится хорошее: отсутствие безработицы, контролируемые государством цены, социальная поддержка, бесплатное здравоохранение… С наступлением Великой депрессии все эти преимущества начали впечатлять еще сильнее. Даже Роберт, который вследствие своего полного погружения в физику обратил на спад внимание лишь спустя несколько месяцев после «черного четверга»[47], со временем столкнулся с депрессией лично. Дело было не в деньгах, поскольку материальное положение Оппенгеймеров не пострадало, а в сложностях с трудоустройством учеников, в котором наш герой принимал активное участие. Казалось бы, специалистов по
