Найти дом было легко, но только теперь она задумалась о том, кто живет в его стенах. Если она еще там. Она думает о солнечной улыбке, что видела на стольких фотографиях, о каштановых волосах, разлетающихся на ветру, длинных, вечно растрепанных. По-прежнему ли они такие или она их подстригла? Наверное, уже седые? Или крашеные?
Бьянка на секунду замирает: впервые с тех пор, как приземлилась, она испытывает сомнения. Какое право она имеет врываться в этот дом, где она почти незнакомка? Последнее – и единственное – расплывчатое воспоминание об этой женщине – с похорон Сары. Но тогда они лишь коротко обнялись, почти официально… Наконец она убеждает себя, что слишком долго размышляет. В конце концов, она уже прилетела сюда – теперь нет смысла передумывать. Поэтому она подходит к синей арочной двери, по обеим сторонам которой стоят амфоры с желтыми цветами. В ноздри бьет сильный запах ладана: священный аромат, аромат Востока. Она оглядывается, но не видит ни колокольчика, ни какого-либо названия – лишь железный дверной молоточек в центре. Что же делать? А если за этой дверью – какой-нибудь одержимый, который ненавидит, когда его беспокоят во время сиесты? Или и вовсе никого нет?
Нет, это невозможно, убеждает она себя. Все вокруг имеет чрезвычайно ухоженный вид. Она чувствует, как сжимается желудок от нетерпения, страха и любопытства.
«Назад дороги нет», – именно это она сказала себе, повернувшись спиной к Себастьяно. Поэтому она делает глубокий вдох, берет молоток и трижды решительно стучит в дверь.
Глава 11
Спустя бесконечно долгое мгновение дверь открывается, скрипя ржавыми петлями. На пороге появляется женщина с аккуратными чертами лица и изумрудными, похожими на два кристалла, глазами. На вид ей лет шестьдесят, а может, и больше, но она свежа, миниатюрна и грациозна, как девочка. Волосы – блестящие серебристые пряди – до плеч, с пробором посередине. На ней – белая льняная туника до колен, перетянутая на талии поясом-веревочкой, ноги босы. На руках – морщинки и множество бурых пятнышек; никакого лака, лишь на среднем пальце правой руки кольцо с камешком в виде скарабея, под цвет глаз. Бьянка молча неотрывно смотрит на нее. Неужели это она? Женщина тоже разглядывает ее, этот взгляд обволакивает, он кристально чистый, как ее душа. На несколько бесконечных секунд между ними повисает тишина, сотканная из снов; даже в самом воздухе – ни единого шума. Затем взгляд женщины останавливается на кулоне-капельке, и их обеих словно пронзает электрический разряд. Она ничего не говорит, только смотрит на этот кулон, охваченная внезапным оцепенением при виде того, кого знаешь целую вечность, но никогда не видел.
– Бьянка, – произносит женщина голосом, полным нежности и тепла.
Теперь Бьянка слышит биение ее сердца, громкое и отчетливое.
– Амалия… – только и произносит она, и ее настигает волна потрясения, которая поднималась от горла к глазам.
– Я знала, что однажды ты приедешь. Я ждала тебя. – Амалия делает шаг ей навстречу, преодолевая то расстояние – естественное и в то же время зыбкое, – и обнимает ее. Тело у нее хрупкое, но в нем заключена львиная сила, и в этих объятиях поместился бы целый мир. Бьянка, уткнувшись в ее загорелую грудь, вдыхает ее аромат, и какое-то время они стоят так. Ей кажется, словно это ее мать сжимает ее в своих теплых объятиях. Ее собственная мать. Нет больше места маскам – лишь искренняя и чистая любовь. Любовь, не требующая ничего взамен.
Амалия мягко отстраняется и тихо гладит ее по голове.
– Входи. – Она ведет Бьянку к входу. Та робко и нерешительно следует за ней, глаза у нее блестят.
– Прости… я… врываюсь в твой дом вот так… – голос дрожит от нахлынувших эмоций. – Надо было предупредить, но я не знала как. У меня не было номера телефона… – Она пытается выдавить из себя улыбку, но не может. Амалия подносит палец к губам, чтобы она замолчала. – Ш-ш-ш…
Ей хочется приободрить Бьянку своим нежным и глубоким голосом, который, кажется, идет из самого сердца Земли. – Сядь на минутку. Не спеши: для всего у нас будет время.
Она указывает на диван, обитый полотном со странными символами.
Бьянка ставит рюкзак на пол, на цветную циновку из конопли, и садится на диван. Слезы все бегут и бегут из глаз, и она не хочет даже сдерживать их; словно ни с того ни с сего открыли кран с эмоциями, который долгое время был закрыт.
Амалия надевает кожаные шлепанцы, затем наклоняется, рашнуровывает кеды Бьянки, решительно снимает их и надевает точно такие же шлепанцы и ей. Затем, ни слова не говоря, идет на кухню, двигаясь легко, словно девочка. Бьянка осматривается по сторонам: у нее такое ощущение, будто она одновременно потерялась и нашлась. С сердца словно свалилось тяжкое бремя, и оно стало свободнее. Ей кажется, что она попала в храм: внутри дома, как и снаружи, все было наполнено волшебством Амалии. Воздух пронизан той самой мощной энергией, что прежде она почувствовала кожей. Беленые стены хранят тот самый запах ладана, что витает снаружи, но здесь он еще сильнее. Амалия незримо присутствует в каждом предмете интерьера, в каждом аксессуаре, в каждом из множества растений, растущих в пестрых терракотовых горшках. На одной стене – гобелен с головой ангельского Будды. Она словно говорит: «Ты в нужном месте, все хорошо». Бьянка ощущает это послание в животе. Она делает глубокий вдох, и слезы сами высыхают. Переведя взгляд в сторону, она замечает выцветшую фотографию за стеклом серванта, на которой она сама в балетной пачке держит за руку Сару. При виде этой фотографии ей кажется, будто она очутилась дома, и на мгновение ее охватывает ощущение, что она знает все об этих четырех стенах, словно уже была здесь, давным-давно.
Амалия возвращается с бокалом, полным светло-зеленой жидкости, и вручает его Бьянке:
– Выпей, легче станет, – говорит она.
– Что это?
– Сок алоэ.
Бьянка пробует.
– Вкусно! Я всегда думала, что он ужасно горький.
– Рада, что тебе нравится. Я сама его приготовила.
Бьянка делает еще один долгий глоток, чувствует, как он струится по пищеводу, освежая, успокаивая, утоляя жажду. Как раз то, что нужно.
Амалия мягко смотрит на нее. В ее взгляде нет ни требования, ни осуждения – лишь свет. Как странно – Бьянка так мало о ней знает, но уверена, что эта женщина ничего не боится, всегда следует зову сердца и хранит в себе неистощимый запас любви. Она из тех людей, что всегда понимают и принимают любую ситуацию. Разумеется, она поняла: если Бьянка приехала к ней, на то должна быть веская причина. Но теперь не время для вопросов и объяснений. Всему свой черед. Что бы ни случилось, нужно отпустить ситуацию и позволить ей идти своим путем. Бьянка возвращает ей пустой бокал.
– Еще хочешь? – спрашивает Амалия. Бьянка отрицательно качает головой.
– Нет, мне хватит, спасибо. Было очень вкусно.
В ее голосе слышатся нотки смущения. Как давно ей не оказывали такого искреннего внимания, ничего не требуя взамен. Она совсем отвыкла от подобных вещей и не думает, что заслуживает этого.
Амалия улыбается:
– Чувствуй себя как дома, – и очерчивает рукой пространство вокруг них. – Mi casa es tu casa[29].
– Ты уверена? Я… – Бьянка смахивает последнюю слезинку тыльной стороной руки. – Не знаю, сколько времени мне понадобится…
– Это не важно, Бьянка. Ты приехала – теперь можешь оставаться сколько захочешь.
– Спасибо. – Бьянке хочется ее обнять, сказать все, что она чувствует, рассказать о своем прошлом и настоящем, но слова не идут. К тому же голова кажется странно пустой, в ней нет ни мыслей о Себастьяно, ни горечи от того, что все пошло прахом.
– Я пока не могу тебе обо всем рассказать, не знаю, что со мной. Ты думаешь, что я сумасшедшая, правда? Но ты ведь меня…
– Я тебя понимаю, родная, – прерывает ее Амалия. – Понимаю и готова ждать.
Она кивает и гладит Бьянку по голове.
– Не волнуйся, у нас будет время поговорить обо всем на свете. Нам с тобой нужно наверстать несколько десятилетий. А пока пойдем – я покажу тебе твою комнату.
Амалия берет ее за руку и помогает встать с дивана. Когда она говорит «твоя комната», кажется, будто эта комната приготовлена специально для Бьянки.
– Сюда.
Весь дом занимает первый этаж, а наверху – веранда с видом на море. Обставлен дом просто, без шика. В нем много белого – стены, мебель, одежда, висящая на вешалке, сделанной из ствола дерева. Тут и там расставлены предметы в восточном стиле – тибетские колокольчики на низеньком столике, каменные подвески между окнами.
Амалия открывает светло-голубую дверь и вводит Бьянку в маленькую комнатку. В центре – французская кровать без изголовья, сбоку – круглая тумбочка, как и вешалка, выполненная из ствола дерева.
Вместо шкафа – висящая в воздухе перекладина из кованого железа, от которой отходят крючки, прикрытые едва осязаемой шелковой занавеской.
