Историки искусства утверждали, что «Христос в Эммаусе» не может быть единственным произведением подобного рода, что должны существовать и другие. Я продал «Искупителя» Ван Бенингу. Это было в 1941 году в Роттердаме…
С первого взгляда мне показалось, что это необыкновенная картина. Обычно мое первое впечатление не обманывает меня. Но и здесь я также не мог избавиться от впечатления, оказанного на меня в свое время «Христом в Эммаусе». Это может показаться непонятным теперь, но, как вы знаете, тогда все эти сделки осуществлялись втайне. После «Тайной вечери» я продал еще две картины, в том числе такую странную, как «Исаак, благословляющий Иакова».
– Как вы объясните тот факт, что вы приняли эту картину? – спрашивает председатель суда.
– Это трудно объяснить. Теперь я сам не понимаю, как я мог ошибиться. Но мы все скатывались по одной наклонной плоскости: от «Христа в Эммаусе» к «Тайной вечере», от «Тайной вечери» к «Исааку, благословляющему Иакова». Когда я смотрю на них сегодня, я не понимаю, как это могло случиться. Возможно, психолог смог бы объяснить это лучше меня. Но обстановка военного времени в значительной степени содействовала нашему ослеплению. Не нужно забывать, что «Христос в Эммаусе» был признан подлинным и специалистами с мировой известностью. Все последующие подделки потянулись за ним, как звенья одной цепи. Вот почему их удавалось все легче продавать. Кроме того, сыграло свою роль и желание сохранить картины в Голландии.
После этих показаний Хоогендайка утреннее заседание суда завершается слушанием заключения психиатра Ван дер Хорста:
– Характер обвиняемого делает его исключительно чувствительным к критике. Этой чувствительностью, еще обостренной комплексом реванша, и объясняется его антиобщественное поведение. Я бы сказал, что его психика неуравновешенна, но он полностью отдает себе отчет в своих поступках. Изоляция могла бы оказаться пагубой для подобной натуры. Я бы не советовал тюремное заключение.
На заседании после полудня, которое продолжалось менее часа, были заслушаны семь свидетелей, которые оправдываются своим простодушием людей, введенных в обман. Но один инцидент вносит оживление в ход заседания. Д-р Ван Хелдер, которые выступал посредником в покупке государством картины «Омовение ног», пытается претендовать на роль провидца:
– Я не знаю почему, но у меня было предчувствие, что эти картины – творение обвиняемого… Я всегда чувствовал, что Ван Меегерен не слишком честный человек.
Со скамьи подсудимых Ван Меегерен окидывает его презрительным взглядом:
– Ах, вот как, у вас было предчувствие?
– Да, – отвечает Ван Хелдер, – и настоящее доказало, что я был совершенно прав. (Смех в зале).
– А когда у вас появилось это предчувствие? – продолжает художник.
– В 1942 году.
– В таком случае я хочу обратить внимание суда на тот факт, что тогда картина «Омовение ног» еще не была предложена к продаже. Она еще просто не существовала. И все же вы, несмотря на ваше счастливое предчувствие, приняли ее год спустя за бесспорно подлинного Вермера?
Слушание свидетельских показаний закончено. Председатель суда Болл обращается к обвиняемому:
– Признаете ли вы по-прежнему, что вы написали эти подделки?
– Да.
– И что вы продали их по очень высокой цене?
– У меня не было выбора. Если бы я продавал их по низкой цене, это значило бы сразу же навести на мысль, что они поддельные…
– Почему вы стали продолжать после написания «Христа в Эммаусе»?
– Я считал, что этот метод слишком хорош. Я решил продолжать главным образом не для того, чтобы создавать подделки, а для того, чтобы извлечь наибольшую пользу из чисто технического метода, который я изобрел. Я хотел по-прежнему использовать эту технику. Она просто великолепна.
Не теряя ни секунды, приступают к слушанию обвинительной речи прокурора. При этом суд не может не испытывать чувства снисходительности к обвиняемому, вызывающему всеобщую симпатию. Наиболее жесткие фразы, произнесенные прокурором в адрес Ван Меегерена, оборачиваются лишь ему на пользу и служат фактически признанием талантливого размаха его предприятия.
– Весь мир искусства потрясен, – говорит прокурор, – и поставлена под сомнение сама значимость эстетических суждений.
И прокурор делает следующее заключение:
– Максимальное наказание, предусмотренное для подобного случая уголовным кодексом, составляет четыре года лишения свободы. Но, принимая во внимание состояние здоровья и обостренную восприимчивость обвиняемого, заключение психиатра и некоторые другие смягчающие обстоятельства, я прошу суд сократить наполовину предусмотренный максимальный срок.
После этой обвинительной речи, в которой было проявлено столько понимания, фактически нет необходимости в выступлении адвоката Хелдринга. Он лишь просит суд «о максимально возможном снисхождении».
Председатель суда спрашивает обвиняемого, не хочет ли тот что-либо добавить. Ван Меегерен, очень спокойный, дает отрицательный ответ. Заседание окончено, суд удаляется на совещание.
12 ноября 1947 г. объявляется решение суда: Хан Ван Меегерен приговорен к минимальному наказанию – одному году лишения свободы. Его подделки не уничтожаются, а возвращаются их владельцам.
26 ноября 1947 г. Хан Ван Меегерен поступает в клинику Валериум. Перед этим он подписал просьбу о помиловании на имя королевы. Прокурор неофициально сообщил адвокату художника, что просьба будет удовлетворена.
30 декабря 1947 г. Хан Ван Меегерен умирает от сердечного приступа. Опрос общественности, проведенный в декабре, показал, что он был в то время самым популярным человеком в стране.
Одни включали шумы в квартеты, другие использовали песок в картинах, камни в скульптуре. Ван Меегерен пустил в ход адскую машину в самом сердце рынка живописи.
