"Если я правильно понимаю, — размышлял он, — их города должны походить на колдовскую деревню. Они так же строятся вокруг замка, согреваются силами магии, а не природы… Однако, — он свел брови, — даже если их камни, призванные усиливать дар тепла, распространяя его не только на носителя, но и на окружающий мир, столь же малы, как тот, что носит на шее малышка, город должен быть больше, много больше… — он взглянул на вознесенный в небо замок… — А ведь по словам караванщиков, городской оберег огромен…" — Шамаш сощурил глаза, прислушиваясь к своим ощущениям.
Он с утра чувствовал нервное, подрагивавшее тепло, исходившее от того, городского, камня. Его дыхание было знакомо колдуну. Но не сила, его питавшая. Она была иной.
Мати, ощутив его беспокойство, поспешила сказать, отвечая на заданный вопрос:
— Нет, все в порядке. Просто я так привыкла к сказке, что забыла о том, что есть обычный мир.
— Будь осторожна. Не простудись.
— Я поняла! — вдруг воскликнула она. — Ну конечно же! Раньше мне было тепло, потому что… — она вовремя вспомнила, что рядом рабыня и остановилась, не договорив до конца. "Потому что меня согревал талисман, — продолжала девочка, перейдя речь мыслей. — А теперь он вдруг стал совсем холодным… Почему? В нем ничего не сломалось…?" — ей вновь стало неспокойно, сердца задел своим острым крылом страх.
"С камнем все в порядке… И с твоей Шуши тоже, — добавил он, предугадывая готовый вот-вот прозвучать вопрос. — Они спят. И волчата, и талисман".
"Разве камень может спать?"
"Конечно…" — а потом он заговорил вслух:
— Малыш, мы решили, что будет лучше скрыть от горожан, кто я…
Девочка тотчас, забыв обо всем остальном, недовольно надулась. Ее глаза наполнились обидой, как пустыня полнится снегами.
Мати обиделась, чувствуя себя так, словно у нее отбирают все, к чему потянется ее рука.
Ей так хотелось, когда городские начнут хвастаться чем-то, показать им снежных волчат. Она уже представляла себе, как вытянутся их лица, как загорятся восхищением и завистью глаза… А еще Мати горела нетерпением посмотреть на горожан в тот миг, когда они узнают, что Шамаш — наделенный даром, а может быть — даже бог. Конечно, они сразу же упадут перед ним на колени, а потом сами проведут их в храм, не просто позволят заглянуть внутрь, в его священное пространство, а сами все покажут, расскажут тайны, о которых раньше не слышал ни один караванщик, да что караванщик, ни один простой горожанин, ведь в святая святых, в сердце оазиса открыты двери ох как немногим — Хранителю и его семье, служителям, да членам городского совета… Она это точно знала — всякий раз, когда прежде, въезжая в город, Мати просила отца показать ей храм, он говорил ей об этом, объясняя запрет каким-то непонятным и нелепым городским законом… И вот в тот самый момент, когда, как ей уже начало казаться, она приблизилась к сердцу чуда на расстояние вытянутой руки, ей говорят…
— Это нечестно…! - она была готова расплакаться.
— Да, — Шамаш вздохнул. Он смотрел на Мати, не мигая. — Если ты думаешь, что мы поступаем неправильно, скажи, еще не поздно изменить решение… — он произносил эти слова не просто чтобы успокоить девочку, но был готов прислушаться к ее совету, считая, что чистая детская душа не способна ошибиться.
И девочка поняла это, отбросила обиду, заставила себя взглянуть на все по-другому…
Мати сидела на краю повозки, не спуская взгляда с шедшего с ней рядом Шамаша, который терпеливо ждал ответа, не торопя ее с решением, не предугадывая, не подталкивая к тому, что он сам считал верным…
— Так будет лучше… Сделать так, как вы решили, — вздохнув, как-то через силу, проговорила, наконец, девочка. Она была караванщицей и не могла ставить свои желания выше воли и безопасности каравана. К тому же… Мати встрепенулась, выпрямилась, вновь ощутив покалывание страха, в котором растворились последние капли обиды… "Если горожане узнают, кто он, — мелькнуло у нее в голове, — они захотят оставить Шамаша у себя. И я потеряю его навсегда!" — нет, она не могла даже думать об этом, сама мысль была невыносимой. — Я не хочу потерять тебя, — прошептала девочка вмиг побелевшими губами.
— Ну что ты, — он подошел ближе, взмахнул рукой, осыпая голову Мати пригоршней серебряных снежинок, принесенных из просторов оставшейся уже где-то позади пустыни, — этого не произойдет. А ну, выше нос! Разве не ты мне говорила, что в город нужно входить смеясь? Потому что если стражи, охраняющие…
— Если стражи, охраняющие его покой увидят слезы, они не пустят гостя, полагая, что рядом с ним идет беда, — закончила за него фразу девочка. Эти давно знакомые, выученные наизусть слова, такие простые и несомненные, заставили ее успокоиться. Во всяком случае, до тех пор, пока в ее мысли не закрался следующий вопрос:
— Шамаш, а ты сможешь сохранить свой дар в тайне?
— Не волнуйся, малыш. Меня научили этому, когда я был младше тебя. И у меня было достаточно времени хорошо усвоить урок.
"А сколько тебе сейчас лет? — она вспомнила вопрос, который давно мучил ее, не давая успокоиться. Памятуя о разговоре с отцом, то, как разозлил его этот невинный вопрос, Мати не решилась спросить вслух, боясь, что поступает неправильно и, если так никому, и уж тем более рабыни, которая точно перескажет все услышанное своим подругами, не нужно знать… — Если, конечно, это не тайна", — добавила она осторожно, робко поглядывая на мага своими синими беззащитно-доверчивыми глазами.
"Разве у меня могут быть секреты от тебя? — колдун улыбнулся. — Мне двадцать семь".
"Двадцать семь… — задумчиво протянула девочка. — Двадцать семь… — повторила она. Все, что было больше 16 казалось ей бесконечно много. Однако… Мати была достаточно умной девочкой и слишком упрямой, чтобы останавливаться, едва столкнувшись с какой-то сложностью. Она замерла, поглядывая на свои пальцы. — Папе 30… Конечно, ты не мог быть таким старым, как он. Дяде Евсею 27… - девочка наморщила лоб. — Но Шамаш, ты не выглядишь… Мне казалось… Нет, конечно, ты старше Ри, который еще совсем недавно был мальчишкой, но… Я думала, — она оценивающе глянула на рабыню, что-то прикидывая в уме, — ну, что тебе столько же, сколько Рамир".
— Время — странная штука. Для одних оно течет быстрее, для других — медленнее… — он не знал, что тут еще можно сказать. В конце концов, это никак не зависело от него. К тому же, он давно привык, что окружающих удивляет его возраст. Он был очень молод для Старшего, выглядел же, несмотря на все знания и заботы, связанные с ответственностью и властью, даже моложе своих сверстников…
— Да… — девочка вздохнула. Она стала сомневаться, может ли называть братом того, кто настолько ее старше… Впрочем… Она пожала плечами, словно в ответ на свои раздумья, всякое бывает… Ей хотелось так думать. — Шамаш… — она умолкла, раздумывая, о чем бы еще поговорить… наморщила лоб, старательно вспоминая… — Скажи, а Хранитель, он тоже не заметит?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
