жениться на самом себе.
— Вы же ради денег согласились, Анна. Какая вам разница?
Он смотрит мне в глаза. Это ужасно стыдно! Что это на него нашло? Бороться с таким тритоном сложнее. Всё остроумие куда-то улетучивается. Раньше я отлично ставила его на место, а тут растерялась.
— Я подам на вас в суд за домогательства!
Тритон загадочно приподымает брови. Теперь он знает, что я — то ещё бревно в постели. Сдавив губы и кулаки, я иду дальше.
И не замечаю, что мы уже дошли до машины и тритон... Великий и ужасный босс… О боже ты мой! Тритон открывает для меня дверь.
Я должна его победить! Он не может надо мной стебаться! Но он уже подсёк рыбку и наступает.
— Давайте вернёмся к вопросу вашей личной жизни, Анна.
— Давайте лучше подумаем, что будем врать немцам. — Красная, отползаю по сиденью.
— Немцы — это скучно. Вы же у нас такая смелая и крутая, а тут теряетесь как школьница, пойманная за списыванием. Боитесь обсуждения этих тем? Стесняетесь? Дима, в офис! — командует громче.
— Да, босс, — отвечает водитель и тише добавляет: — Ух ты, у вас какая-то новая фаза отношений. Интересно.
— Представляешь, Дима, моя невеста против того, чтобы я флиртовал с девушками, её это расстраивает.
— Понимаю, босс, любую девушку это бы смутило.
Они, наверное, родственники, иначе как объяснить, что Диму никто на место не ставит. Я беру себя в руки. Мой прадед до Берлина дошёл, а прабабушка, пусть и недолго, но была в концлагере. Белозерскому меня не победить. Он просто пытается самоутвердиться, поломать меня, выиграть этот бой. Достаю из бара воду и стаканчик, наливаю для него.
— Герман Игоревич, у вас после общения с молодой красивой девушкой произошёл гормональный всплеск. Это нормально. Это природа. Этого не стоит стесняться. Вот, возьмите, попейте. И вспомните наконец-то, что нас ждут немцы.
— Если вы не будете меня слушаться, Анна, то нашему фиктивному браку конец.
— Отлично, встретимся в отделе кадров. Пока вы доберётесь до центра, я как раз успею написать заявление. — Открываю дверцу и на ходу пытаюсь выйти из автомобиля.
— Стой! — орут Дмитрий и Герман одновременно.
Я захлопываю дверь. Дальше мы втроём молчим и громко дышим. Смотрим прямо пред собой. Лучше бы сегодня днём я осталась в офисе и, танцуя с бубном, развлекала немцев.
— А я думал, у меня жена проблемная, — шепчет водитель и блокирует мою дверь.
Герман щурится и пьёт воду. Я же сажусь ровно и аккуратно пристёгиваюсь, как двумя часами ранее велел мне босс.
Глава 13
До офиса наше чудное трио едет молча. Дима отгоняет машину на стоянку. А мы с тритоном входим в здание через разные двери и тут же разбегаемся в противоположные стороны.
— Где вы были?! — С трагическим сопением, распухшим носом, рыдая и хватаясь за сердце, ко мне навстречу бежит Ирочка.
Очки подруги съехали на нос, а юбка перекрутилась.
— Мы с Германом Игоревичем были в больнице, куда госпитализировали его отца. Он приказал ехать с ним, чтобы заодно решить рабочие вопросы. Как обстановка?
— Ужасно. Всё очень и очень плохо, — шмыгает носом, хватается за мои плечи и плачет.
Ира по натуре паникёрша и истеричка. Я её не осуждаю. У неё характер такой, импульсивный. Что ни день, то конец света. Что ни событие, то Великая Отечественная. Но иногда — да простит меня папа Карло! — мне очень хочется зарядить ей между глаз бревном.
Тритон внимания ни на меня, ни на Ирину не обращает и, уткнувшись в телефон, направляется к лифтам. Скорее всего, просматривает по дороге электронную почту. Я провожаю его взглядом и думаю, как бы скорее подняться наверх. Понятия не имею, можно ли ехать с ним в одной кабине. И вообще: как теперь общаться с коллегами? Но Ирочка преграждает мне путь, не давая пройти.
— Что это на тебе надето?
А вот это плохо. Про это мы с Тритоном Игоревичем не подумали. Уезжала-то я из офиса в своём, а явилась обратно в наряде горячей секретарши. И туфли… Я ни разу в жизни не ходила на работу в таких туфлях. Да я никогда в таких не ходила, в принципе.
Осматриваю сама себя.
— На мне одежда, Ир. Мы с Игорем Германовичем, вернее, с Германом Игоревичем поехали к его отцу, там были врачи и койки, шприцы и клизмы... — Господи, какую же придумать причину, почему на мне эта одежда! — А потом…
— А потом начался Хэллоуин. — Вытирает нос моя подруга-коллега, пытаясь стянуть полы блузки и застегнуть пуговицы на моей груди. — Только месяц не тот для этого праздника. Не октябрь.
Прыснув со смеху, оглядываюсь по сторонам, продолжая ломать комедию. Отчего люди переодеваются посреди рабочего дня? Надо срочно что-то придумать. Только вот что?
— Пока мы были в больнице, — растягиваю слова, медленно соображая, — тритон, естественно, находился в палате с отцом. А я ждала снаружи, в коридоре, и случайно облилась из бумажного пакетика с томатным соком, купленного в автомате. Ну и вынуждена была переодеться в то... — Смотрю на свои классические лабутены на тонкой шпильке. — Переодеться в то, что попалось под руку. К тому же я давно хотела что-то в себе поменять.
— И заодно вышла замуж! — Ошарашенно поднимает мою руку Ирина, и даже слёзы на её глазах мгновенно высыхают.
Да что же она такая глазастая-то?
— Это бижутерия, Ириш. Подделка, ну безделушка обычная, в ларьке возле метро продавалось, мне понравилось.
— Похоже на настоящие брильянты, Аня! Блестят, аж слепят, — наезжает Ирина.
— Мне к тритону давно пора. — Замечаю раскрывшиеся двери лифта и тут же бегу к нему. — Ты же знаешь, он не любит, когда опаздывают.
Гадство! Как же неловко. Вот это я завралась! А что было делать, если тритон не дал мне указаний? Можно ли говорить о нашей помолвке, и какие у нас теперь отношения? Дурдом на выезде.
Сейчас разболтаю о нас подружкам, а потом он мне шею свернёт. Хотя, честно говоря, я надеюсь, что он станет гораздо терпимее, всё же мы теперь не чужие, он обязан быть мягче.
Но, когда двери лифта раскрываются, прямо передо мной обнаруживается Белозерский. От человека, предлагавшего мне чёрт
