Нахмурившись еще сильнее, Астафьев порылся в своем портфеле и перебросил ему на заднее сиденье свежий номер «Комсомолки».
– Вот, полюбуйся.
Долгов взял газету в руки и развернул. На передовице огромными буквами чернел заголовок: «Кто убрал претендентов на медали?» Пробежав глазами первые строки статьи, Максим оторопело поглядел на лысый затылок начальника и еще раз перечитал аннотацию.
Водитель противно погудел сиреной, и машина вырулила на разделительную полосу, объезжая пробку.
– Это правда? – Долгов оторвал глаза от статьи.
– Проверяют. Факты искажены, конечно, и цифры преувеличены. Но процентов сорок – достоверно. Еле успели тираж остановить, чтоб народ с ума не посходил. – Астафьев повернулся и показал глазами вверх: – Сам директиву спустил.
Максим переваривал услышанное. Просто мракобесие какое-то.
– Сколько? – спросил он наконец. Астафьев помолчал, прежде чем ответить.
– Около ста пятидесяти. Это уже точные, подтвержденные данные. Скорее всего – больше.
– Да это ж катастрофа! – выпалил Долгов. – Александр Вадимович, это же скандал международный!
Запиликал мобильный. Астафьев схватил телефон и придавил к уху:
– Да. А?… Знаю я! Мы через полчасика будем, сначала в Крылатское заедем… Что? Ладно.
Он дал отбой.
– Зачем в Крылатское? – тут же спросил Максим.
– Там одно из… – Он запнулся. – В общем, сам понял.
– Только в Москве?
– Нет, по всему миру. Если б лишь в России – церберы из МОКа нам бы уже башку отвернули.
Максим потер руками лицо, соображая.
– Это похищения или… убийства? – поинтересовался он через минуту.
– По всей видимости, похищения, – ответил Астафьев. – Ни одного тела не было обнаружено – ни останков, ни вещей, ни следов. Хотя гэбэшники могут не распространяться, они информацией, сам знаешь, как не любят делиться… И ни звонка, ни намека, главное! Выкупа никто не просит, требований не выдвигает… Прямо скажем, какой-то идиотизм. Бессмысленная попытка срыва Олимпиады. Я понимаю, если б устранили спортсменов одной страны – тогда можно было бы заподозрить политиков. Или людей, занимающихся каким-нибудь одним видом спорта, – тоже можно было бы зацепку поискать… Но ведь такое ощущение складывается, что без разбора… отсеивали.
– Разве такое возможно? Ведь что-то должно связывать людей, которых похитили? У организаторов преступления должен был быть хоть какой-то мотив.
– Мотив? – Астафьев вновь повернулся и посмотрел на Долгова каким-то рассеянным взглядом. Радужка одного глаза у него была светло-коричневая, а другого – зелено-голубая. – Мотив абсолютно не понятен.
– Но зачем тогда? – непонимающе пожал плечами Долгов.
– Мотива нет. А вот связь между исчезнувшими людьми все-таки есть. Просто ее не сразу видно.
– Удаляли сильнейших в своих видах спорта? – предположил Максим, чувствуя, что попал в точку. – Неужели газетчики не прогадали с заголовком, Александр Вадимович?…
Астафьев вздохнул и отвернулся. Пробормотал:
– Именно. Практически все эти спортсмены – претенденты на медали и призовые места.
* * *
Через оцепление возле велотрека в Крылатском их «БМВ» просочился не без труда. Расследование вели федералы, среди которых практически не было знакомых Астафьева. Мерзковато-вежливые люди в костюмах долго изучали удостоверения, заглянули в салон, попросили открыть багажник и лишь после этого пропустили.
– С кем бы мы могли поговорить о случившемся? – холодно спросил Астафьев, засовывая свою ксиву обратно в портмоне. – Хороший здесь?
Крепкий парень лет двадцати пяти почесал подбородок.
– Это руководитель управления информации, что ли?
– Да.
– Его нет. Он на другом объекте. Обратитесь вон к тому мужчине с коричневой папкой в руках. Его зовут Владимир Иванович. Он из пресс-службы МВД.
Последнюю фразу парень произнес с едва ощутимой ноткой презрения.
Астафьев кивнул и поднял стекло. Машина тронулась.
– Только косовороток не хватает. И черного воронка рядышком, – сказал Максим.
– Жлобы, прямо скажем, – выцедил Астафьев. – И снобы. Даже не знаю – чего в них больше.
Владимир Иванович оказался человеком общительным и несколько суетливым. Когда Астафьев с Долговым представились, он ловко похлопал себя по объемному животу и возмущенно развел руками:
– Это удивительно, что нас сюда вообще впустили! Демократия, блин горелый!..
– Со свидетелями разрешают пообщаться? – быстро спросил Астафьев, пресекая дальнейшие словоизлияния Владимира Ивановича.
– А о чем с ними разговаривать? – удивился тот. – Все как один твердят одно и то же. Нет, однозначно – люди мельчают.
Максим озадаченно почесал в затылке. Логики и обстоятельности мыслям Владимира Ивановича явно не хватало.
– А где свидетели?
– В здание зайдете и – направо, – тут же ответил Владимир Иванович, ничуть не обижаясь, что его перебивают. – И зачем их вообще сюда в такую рань приволокли?
– Спасибо. Всего доброго.
– И все-таки люди мельчают, – вслед Астафьеву и Долгову заявил толстый представитель пресс-службы МВД. – То ли было в девяностых – энергия ключом бьет, перемены, события, каждый день что-то происходит! А сейчас? Расслабуха. Скучный век…
Максим посмотрел на Астафьева, и тот вдруг усмехнулся, расправляя морщинки на лбу.
– Скучно ему. Ну и ну.
Они вошли в холл, огляделись. Лишь несколько федералов прохаживались возле лестницы – больше никого не было. Максим покачал головой, вздохнул.
Да что ж они, так и собираются держать комплекс закрытым? Сегодня старт Олимпиады, приготовить здесь все надо – через день уже первые заезды начнутся, а люди на работу попасть не могут. Дело, конечно, серьезное – шутка ли столько спортсменов в самый ответственный момент будто под землю провалилось, – но зачем остальным мешать? Перестраховщики фиговы.
Справа находилась дверь, за которой обнаружился коридорчик, ведущий в комнату допинг-контроля. Там и мариновали нескольких свидетелей.
Трое мужчин сидели на медицинской кушетке, покрытой светло-коричневым пледом, и тупо смотрели перед собой. Одеты они были более чем прилично, на запястьях красовались дорогие часы, в рукавах сорочек – золотые запонки. То ли их специально поместили в такие условия, чтобы особо не ерепенились, то ли чекистам было плевать на их манерность, но нувориши явно нервничали и чувствовали себя на кушетке не лучшим образом.
Возле стоматологического кресла, за столиком, сидел угрюмый мордоворот в строгом костюме, который шел ему так же, как горилле чепчик. Второй охранник стоял рядом с дверью, ведущей в соседний кабинет, в котором находился следователь. Свидетелей вызывали к нему по очереди. И зачем бедолаг сюда притащили, действительно? Неужто и впрямь психологическая уловка такая?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
