Сегодня она услышала грустную Алешкину повесть, и стал он от этого еще ближе, роднее. Сколько перенес, сколько вытерпел! Какими смешными кажутся теперь ее мелкие горести, обиды, неудачи. Даже совестно за них. Она бы не выдержала, умерла, если пришлось бы испытать хоть десятую часть Алешкиных невзгод. А он все вытерпел.
Алексей родился в Ленинграде. Помнит, как мама водила его в детский сад мимо бронзовых коней на мосту, мимо Дворца пионеров. Папа и мама уехали в командировку на все лето. А детский сад вывезли на морское побережье Эстонии. Это было летом сорок первого года. Началась война, неожиданное нападение врага не позволило вывезти всех ребят вовремя, часть из них осталась в оккупации, в том числе и Алексей.
Ребят увезли в Германию. Алексея отдали на воспитание фермеру. Чистить птичники, делать самую черную работу. Он сбежал. Долго бродил по лесу, его поймали, высекли и отдали другому фермеру. В конце войны Алексея перевезли в Западную Германию, где он попал к американцам. Держали его в лагере для перемещенных лиц, говорили, что вот-вот отправят на родину, но дело это слишком затягивалось. Мальчишка оказался строптивым. Тогда его в числе таких же решили убрать подальше. Привезли в Южную Америку.
— Пальмы, бананы. Очень жарко, — рассказывал Алексей. — Потом много кар… грузовик по-русски. Ехать много. — Алексей с трудом подыскивал нужные слова. Смущался, сжимал пальцы до хруста, до боли.
Надя, зная английский язык, приходила ему на помощь.
Среди тех, кого вывезли из Западной Германии, были и подростки вроде него и взрослые разных национальностей: русские, поляки, чехи. Кого соблазнили посулами, а кого взяли и угрозами, шантажом. Всех их расселили далеко друг от друга. У негров Алексей научился английскому, но говорил еще очень плохо. Бежать было трудно. Мечтал пробраться в портовый город, а там проскользнуть на торговый корабль, отправляющийся в СССР. Но до порта Алексей не добрался. Несмотря на полуголодную жизнь, побои и болезни, вытянулся он здорово, возмужал. Когда, измученный после многих дней тяжелого путешествия, Алексей появился на улице какого-то пыльного городка, подошел полисмен и вежливо препроводил путешественника к шерифу. Потом пятиминутный суд, и в результате — тюрьма за бродяжничество.
Алексей говорил, закрыв глаза, раскачиваясь, будто мучился острой болью, не зная, как утихомирить ее.
Выпустили его из тюрьмы, в кандалах отправили обратно к плантатору отрабатывать долг. Терпел, мучился и опять сбежал, но в другую сторону. Стал работу искать. «Джаб». Пытался собрать денег на дорогу в порт, хоть одеться немножко. Оборванный ходил, босой. «Трэмп» — бродяга. Никто на работу не принимал, собаками травили. Ничего не умел делать Алексей. Сборщик бананов, ананасов, ломка табака — разве это профессия? Мускулы слабые, желтый от малярии, тощий. Кому нужны такие работники? Страшился тюрьмы, а сесть он мог прочно, если дознаются о его происхождении. «Красный» — и все тут. Была еще и другая причина, из-за которой Алексей молчал. Он не мог назваться советским. Разве такие бывают советские люди? Ведь он обыкновенный бродяга, неграмотный, грязный, оборванный. Он не имеет права позорить свою родину. Никогда. И Алексей Васильев, едва научившийся читать по складам — как давно это было! — уже начал позабывать русскую речь, сторонился людей, а потому почти не знал и чужого языка. Вера в спасение оберегала замученного юношу от тупой покорности животного. Он часами смотрел на звезды и думал о том, что только они связывают его с родиной, так же сияют над ней. Однажды под вагонами приехал в порт. Сколько раз по дороге его снимали, били. А он опять цеплялся…
И вот наконец Алексей оказался в большом порту. Он не помнит, в каком. Кораблей много. Наверное, и советские были. Спрашивал у матросов, какой корабль идет в Советский Союз, никто не отвечал, смотрели подозрительно. А вдруг кто-нибудь, заговорит по-русски? И вот услышал: какие-то двое, хорошо одетые, выходили из ресторана. Он бросился к ним — обнимает, плачет, просит увезти домой. Один ударил, Алексей упал на камни затылком. Больше ничего он не помнил. Очнулся в тюремной больнице. Откуда ему знать, что не все русские могут помочь, что есть и такие, которые живут в чужом доме, работают на чужих. Алексей опять оказался в тюрьме за оскорбление американского подданного. Алексей тоже считался американцем, их вечным должником. В тюрьме узнали, что он не отработал своего долга на одной плантации, хотели отправить обратно, но парень был настолько болен и слаб, что босс не захотел его кормить задаром. Но раз боссу держать парня невыгодно, то и другим — тоже. Пусть идет на все четыре стороны. Так Алексей Васильев стал «свободным американцем». Все прошлое забыто.
«Теперь ты Вильям Джеймс, тебе прислали паспорт американского гражданина, — сказал ему шериф с лиловыми ушами. — В надежном стальном сейфе хранится документ с твоей подписью. Разве ты не просился в Штаты, не подписывал договора с представителем уважаемой фирмы? А вот и другой документ — расписка в выдаче тебе ста пятидесяти долларов. Никто не виноват, что ты их потерял. Хозяин поступил с тобой чертовски великодушно, он взял на себя все убытки по переезду. И даже долг простил. Ты же договор не выполнил! Теперь иди, постарайся стать настоящим американцем. Знай, что наша страна — страна величайших возможностей. Начинай свой маленький бизнес. Не хочешь? Дело твое. Но может быть, ты вздумаешь обратиться в советское консульство или даже посольство? Не советуем. Изменников родины там не очень-то жалуют».
Напрасно беспокоились полицейские. Ничего бы этого не сделал Алексей. Не только писать, читать мог с трудом. Ни одной русской газеты и книги он не видел. Учился читать по-английски, когда бродил по дорогам. Всюду попадались рекламные щиты с кричащими названиями сигарет, виски, мыла, зубной пасты… Подбирая газеты на улицах — а ими были усеяны все тротуары портового города, — Вильям Джеймс учился читать, как человек, впервые познавший могучую силу печатного слова. В сознание, по сути, большого ребенка, каким и был Алексей, вошли не только реклама, хроника убийств и великосветских скандалов, а и ложь, грязная ложь о его родине. Война — жадное чудовище, превратившее его в голодного раба, — опять поднимала голову. Газеты полнились клеветой на Советский Союз. Всюду он видел сплошной обман. И там, у босса на плантации, в полиции, в тюрьме, всюду — и на рекламных щитах, и в книжках, где точно рассказано, как нужно обманывать, чтоб заработать миллионы. В газетах, где с восхищением описаны подвиги жуликов и пройдох. Все держится на лжи: человеческие права, демократия, закон. Даже богиня правосудия, Фемида — женщина с весами и повязкой на глазах, нарисованная в газете, — как подумалось Алексею, лишь потому завязала глаза, чтоб не смотреть, как люди обманывают друг друга.
Опять, пешком или прицепившись под вагонами, добрался в другой порт. Негры грузили мешки с мукой. А вдруг корабль идет в Европу! Все равно куда, лишь бы поближе к дому. Надсмотрщик зазевался, Алексей взял мешок и пошел по трапу в трюм. Спрятался там, всю дорогу питался мукой, воду пил из пожарного шланга. Неизвестно, сколько дней просидел в темноте. Боялся ослепнуть. Но вот в трюме открыли люки, стали разгружать. В первый момент он ничего не видел, даже спрятаться не успел. Опять поймали — что же он мог сделать? — а когда вывели на палубу, перед ним выросла из тумана страшная зеленая баба — статуя Свободы. Так он попал в Нью-Йорк.
Дальше о своих мытарствах в «американском раю» Алексей рассказывал очень скупо. Видно, это были самые тяжелые для него дни. Надя представляла себе ужасную судьбу безработного американца, читала в книгах и газетах, но вот теперь с ней рядом сидит человек, испытавший подобные мытарства. Поверить невозможно! Само понятие безработицы никак не укладывалось в голове. А у Алексея руки истосковались по труду, он рвался на Родину, больше ничего он не хотел; заработать на проезд, чтобы подкупить кого-нибудь на корабле, — ведь так просто его не выпустят — невозможно. Здесь никому не нужны его руки. Всюду, куда ни ходил Алексей в поисках работы, висели таблички: «Рабочих не требуется».
Страшный город. Страшные трущобы, воровские притоны, каждый день грабежи и убийства. Ночью не уснешь от дикого визга сирен полицейских машин. Алексей решился на обман, которому здесь учили всех с самого детства. Случайно, из обрывка газеты, он узнал о существовании советского консульства. Но где оно находится? Однажды возле торгового порта увидел машину с советским флажком, побежал за ней, не догнал, конечно. С тех пор, когда появлялся в этом районе, уже чувствовал на себе пристальные взгляды полисменов. Не ходить в порт он не мог — теплилась надежда, что удастся встретить советский корабль или какой-нибудь другой, чтобы добраться на Родину. Но за бродяжкой следили, даже близко не подпускали к кораблям. Надо было придумывать что-то похитрее.
