— Я понимаю, но я имею в виду…
— Что?
— Не знаю, — угрюмо начала Гарриет. Она не могла придумать, как задать вопрос. — Я имею в виду… а что ты при этом чувствовала?
— Когда его на меня вырвало? Не очень-то было приятно, — похоже, миссис Велш не слишком прислушивалась к разговору.
— НЕТ, — прямо завопила Гарриет, — я имею в виду, что ты чувствовала, когда встретила человека, за которого собралась замуж?
— Ну, дорогая, я же ведь не знала этого заранее… ну, я имею в виду…
— Ну… ну, а когда ты уже знаешь?
Миссис Велш медленно повернулась и посмотрела на дочь. Ее глаза потеплели, она улыбнулась и с любопытством посмотрела на Гарриет.
— А ты уже планируешь?
— Что?
— Замужество.
— Я? — возмутилась Гарриет. Взрослые становятся все глупее и глупее год от года. — Мне только одиннадцать.
— Я просто спросила, — слегка растерянно проговорила мама. — Ты так волнуешься.
— Я вовсе не волнуюсь, — вертясь на месте, ответила Гарриет. «А что же я тогда задаю все эти вопросы? — подумала она. — Мне просто любопытно». — Я интересуюсь, как это бывает, — слегка надулась она.
— Ну, — миссис Велш перестала краситься и оценивающе взглянула на свое отражение в зеркале, — я думаю, это у всех по-разному. Я чувствовала… я чувствовала… твой отец — самый красивый человек на свете. И то, что его вырвало, меня насмешило, а не разозлило, как случилось бы, будь это любой другой человек. На следующей вечер, когда он не появился в столовой, я решила, будто ему совсем плохо, и стала носиться с мыслью узнать, что случилось. — Тут она очень по-деловому вернулась к подкрашиванию глаз. — Я совершенно не имею понятия, какие могут быть у кого-то еще чувства.
«Мама вообще не слишком часто думает о других людях», — заметила про себя Гарриет, а вслух весело заявила:
— Если бы Спорти на меня вырвало, я бы ему зубы повыбивала.
— Ну нет, не стала бы.
— А вот и стала.
— Ну нет, ты не стала бы, — расхохоталась миссис Велш и, повернувшись, принялась щекотать дочь. Гарриет захихикала и свалилась со стула. Миссис Велш встала и пошла к шкафу. Надевая платье через голову, она произнесла сквозь материю:
— Нам еще долго ждать, пока ты начнешь думать о таких вещах, как замужество, — тут ее голова вынырнула из ворота платья. — Ну, это и хорошо, — добавила она, оправляя подол.
— Я, может, вообще замуж не выйду, — лежа на полу и широко раскинув руки и ноги, мечтательно произнесла Гарриет. — Может, я поеду в Европу, чтобы там встречаться с разными генералами.
— Что-что? — рассеянно переспросила мама.
— А, ничего.
В дверях появился мистер Велш.
— Ты еще не готова, — раздраженно начал он, вставляя запонки в манжеты.
Гарриет посмотрела на отца, одетого во фрак. Он красивый? «Никогда не видела, чтобы его вырвало, — подумала она, — не знаю, как он при этом выглядит, но может, все выглядят одинаково». Она однажды видела, как Джени вырвало, когда они пошли смотреть фильм про гориллу и Джени съела четыре шоколадки и три пакетика воздушной кукурузы. Это было ужасно.
— Почему бы тебе не спуститься и не вывести машину, дорогой? Я уже практически готова, — миссис Велш носилась по комнате в поисках нужных вещей.
Мистер Велш весьма неодобрительно хмыкнул и раздраженно ответил: «Хорошо», потом обернулся к дочери и произнес положенные слова:
— Спокойной ночи, Гарриет. Ложись вовремя. Будь хорошей девочкой. Не устраивай никаких проблем мисс Голли.
— Ее сегодня нет, — Гарриет села.
— Нет, дорогой, сегодня она с кухаркой, это четверг. Иди, выведи машину.
— ХОРОШО, — громовым голосом произнес мистер Велш и выскочил из комнаты.
— Ну, — сказала Гарриет. Она уже чувствовала, как наступающая в доме тишина обволакивает уши.
Она елозила ногами, вычерчивая на ковре какие-то узоры, пока мама не кончила собираться и не прошла мимо нее к двери, оставляя после себя аромат духов. Она спустилась вслед за матерью вниз и заставила себя перетерпеть поцелуй у входной двери.
— Будь хорошей девочкой…
— Знаю, знаю, никому не создавай проблем, иди в постель вовремя и не читай под одеялом, — противным голосом закончила Гарриет.
Миссис Велш рассмеялась, снова поцеловала дочь и ущипнула ее за щеку.
— Хорошо, дорогая, желаю приятно провести время, — с этими словами она выплыла за дверь.
«Это что-то новенькое», — подумала Гарриет. Она захватила книгу и спустилась на кухню, где кухарка читала журнал.
— Ну и дела, — Гарриет уселась за стол.
— Хочешь ужинать? — пробормотала кухарка.
— ДА! — изо всех сил заорала девочка. Молчание в доме было оглушающим.
Гарриет пыталась не заснуть, дожидаясь Оле-Голли, но не смогла.
На следующий день, после школы, она, прежде чем идти на кухню, зашла в комнату к няне. Гарриет так разбирало любопытство, что она даже была готова нарушить привычный распорядок дня. Она как бы невзначай встала в дверях, отрезая Оле-Голли путь к чашке чая.
— Что такое? Как ты быстро справилась с печеньем! — улыбнулась та.
— Нет, я еще не начинала. Ты хорошо провела время? — Гарриет попыталась произнести вопрос как можно равнодушнее.
— Что? А, вчера? Просто замечательно, — еще шире расплылась в улыбке Оле-Голли.
— ДА? — изумилась Гарриет.
— Конечно, а почему бы и нет? Я посмотрела великолепный фильм, а перед тем прекрасно поужинала… — Оле-Голли направилась вниз.
— А что ты ела? — перегнулась через перила девочка.
— Какие-то такие венские сосиски, которых раньше никогда не пробовала, очень вкусные, с картошкой. Просто замечательный был вечер, — с этими слова Оле-Голли исчезла внизу.
Гарриет постояла минуту, напряженно думая. Потом медленно пошла в свою комнату. Ей было необходимо немедленно сделать несколько записей в блокнот.
В ЭТОЙ ШТУКЕ, КОТОРАЯ НАЗЫВАЕТСЯ «ЛЮБОВЬ», ЧТО-ТО ЕСТЬ. ПРИДЕТСЯ ОБ ЭТОМ ХОРОШЕНЬКО ПОДУМАТЬ, НО НЕПОНЯТНО, ДО ЧЕГО Я ДОДУМАЮСЬ. МОЖЕТ, ОНИ ВСЕ ПРАВЫ, ГОВОРЯ, ЧТО ТУТ ЕСТЬ ТО, ЧЕГО Я ВСЕ РАВНО НЕ ПОЙМУ, ПОКА НЕ СТАНУ СТАРШЕ. НО ЕСЛИ ПРИ ЭТОМ НУЖНО ЛЮБИТЬ ВЕНСКИЕ СОСИСКИ, НЕ УВЕРЕНА, ЧТО МНЕ ЭТО ПОНРАВИТСЯ.
Она захлопнула блокнот и побежала вниз.
Вечером, когда они с Оле-Голли смотрели кино по телевизору и одновременно играли в шашки, Гарриет заявила, думая о Гаррисоне Витерсе:
— Когда люди все время одни, мне их жалко.
— «И думы одинокий час блаженством наполняет нас», — спокойно произнесла Оле-Голли.
— Кто это?
— Вордсворт, «Одиноким облаком брожу».
— Ну а ты?
— Что я?
— Тебе их жалко?
— «Как сладко, как мимолетно сладко одиночество».
— А это?
— Уильям Купер, «Отдохновение».
— Оле-Голли, — повысила голос Гарриет, — ты пытаешься мне что-то сказать?
— Да.
— Тогда объясни.
— «Одиночество — страж посредственности и суровый друг гениальности».
— ЧТО ЭТО? — Гарриет уже почти кричала.
— Эмерсон, «Нравственная философия».
— ОЛЕ-ГОЛЛИ, — Гарриет встала. Она действительно страшно рассердилась. — Так тебе жалко или не жалко тех людей, которые одиноки?
— Нет, — ответила та, вопросительно глядя на девочку, — нет, мне не жалко.
— А мне жалко, — сказала Гарриет и снова села, а няня продекламировала:
Всего превыше: верен будь себе.
Тогда, как утро следует за ночью,
Последует за этим верность всем.[11]
«Иногда мне хочется, чтобы она просто заткнулась», — подумала девочка.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В субботу вечером мистер и миссис Велш собрались на большой прием. Разговоры об этом шли уже несколько дней, и теперь, когда они были почти готовы к выходу, все пришло в полный беспорядок. Мистер Велш сердился, потому что собирался надеть белый галстук и фрак и не мог ничего найти — запонок и тому подобного. Из чистки не успели вовремя принести платье миссис Велш, поэтому все находилось в полном расстройстве. Когда они наконец уехали в совершенно раздрызганном состоянии, Гарриет уже была рада, что их нет. Обычно в такие вечера Оле-Голли развлекала саму себя приготовлением новых невиданных блюд типа «Омара по-королевски» или «Солянки по-креольски», такого, чего ни она, ни Гарриет еще не пробовали. Сегодня она, однако, была в странном настроении.
Гарриет сунулась в кухню спросить, что будет сегодня новенького, но Оле-Голли посмотрела на нее, как будто в жизни не готовила новых блюд.
— Я сделала отбивные, спаржу и печеный картофель. Ты ведь любишь спаржу? — проговорила она, как будто не слыша саму себя.
Все это было очень странно. Гарриет заволновалась. Оле-Голли прекрасно знала, что Гарриет любит, а что нет. Впрочем, спаржу она любила. Она села за стол и уставилась на Оле-Голли, даже не ответив на вопрос о спарже, отвечать не было нужды. Оле-Голли проверяла, испекся ли картофель в духовке.
— Что мы сегодня будем делать? — осторожно спросила она.
