— Но при этом ты, похоже, поступил хуже всех нас, — вмешался Арман, — и посему я предполагаю, что в том был твой умысел. — Он посмотрел на все еще хмурящегося Бартоломью: — Боунз, ты не собираешься списывать свои потери на нашего бывшего друга?
— Не бывшего, — поправил его Бартоломью, — он по-прежнему мне друг. Непостоянство не в моем характере. Хотя дружба — это тоже бич, если ты хочешь знать мое мнение, Арман. Что дружба, что дождь — то и другое временами сбегает по задней стороне твоей шеи подобно холодной капели.
Арман разочарованно улыбнулся и быстро взглянул на Саймона.
— Ну, как тебе нравится наш приятель? По-моему, он восхитителен. Иногда я просто жажду завернуть его в хлопок или шерсть, чтобы оградить от вселенских тягот и сохранить в безопасности. Время от времени я бы его вынимал и ставил на каминную полку, чтобы показать, когда придут гости. О! А ты, Саймон, вероятно, захочешь оплатить сегодня его ужин. И мой тоже. Подумай об этом В самом деле, я полагаю, что вчера спустил добрую сотню фунтов благодаря твоему намерению провести вечер с выгодой. Я только надеюсь, ты не собираешься сделать игру в таких заведениях привычкой. После этой ночи я обнаружил, что мне гораздо больше нравятся наши собственные, более цивилизованные клубы. И я предпочитаю, чтобы карты тянули откуда-нибудь ближе к верхушке колоды.
— К верхушке… я понял! — воскликнул Боунз, шлепая себя рукой по лбу. — Они как-то необычно сдавали. Нас ошельмовали, не так ли? Ну? Разве нет? Я туда больше не ходок! Бейте меня по щекам, если я соберусь хоть раз! Ни за что, как бы ты ни просил меня, Саймон.
— Ну? — спросил Арман, видя, что тот не отвечает Боунзу. — Мы что, становимся завсегдатаями низкопробных притонов? Если мы не покончим с этим, то в наших гостиных поселятся судебные приставы, готовые забрать за неоплаченные векселя даже наши бренные останки! Правда, с тобой, Боунз, им сильно не повезет, не так ли? Знаешь что, Саймон, мы с Боунзом не позволим тебе посещать эти мерзкие места.
Броктон театральным жестом осенил грудь крестом.
— Даю вам слово, друзья, ноги моей больше не будет ни в одном игорном доме этого города. Я не появлюсь там даже теперь, когда наживка уже покачивается на крючке. Отныне игра будет происходить в более знакомых и определенно более дружественных водах.
— Ты уверен, что рыба клюнет? Я полагаю, ты ведешь себя как самонадеянный ребенок, Саймон.
— Рыба таки клюнет, — задумчиво произнес Бартоломью. — Акула. И примется откусывать большие куски от твоего кармана, оставляя тебя окровавленным. Распоротым. Растерзанным. Неприятное зрелище! А что за этим последует, ты знаешь. Ты погрязнешь в нищете и повесишься на фонарном столбе прямо на Бонд-стрит. Так случилось с моим дедушкой Теодором. — Он нахмурился. Лицо его выглядело болезненным. — Дома мы стараемся поменьше о нем говорить — мать от этого расстраивается.
Саймон внимательно посмотрел на Бартоломью. Судя по всему, тот был очень привязан к своему родственнику. Поэтому он серьезно выслушал мрачные предсказания своего друга.
— Акулы? В самом деле, Боунз? Тогда, вероятно, мне следует подумать о крючке большего размера…
— Крепкая дубина подошла бы лучше, — сказал Бартоломью, искренне выражая свое мнение. — Прибить акулу до бесчувствия, прямо по рылу — самый верный способ.
— Я подумаю над этим, — пообещал Саймон. Затем взмахом руки он указал на пустые кресла за столом. — Я опоздал или еще слишком рано? Или того хуже?
— Значительно хуже, — сказал Арман, как раз когда слуга поставил перед Саймоном бокал его любимого шампанского. — Боюсь, что твое самое последнее воззвание к Принни пропало втуне. Шеридан скрывается, чтобы избежать тюрьмы за долги. Так много друзей было у нашего дорогого Ричарда! А сейчас ни один из них не сможет даже имени его вспомнить, не говоря уже о возвышенных устремлениях и блестящем остроумии. Он болен, Саймон, смертельно болен. Он, видимо, умрет, я бы сказал, из-за сломленного духа, если ты не имеешь ничего против мелодрамы. Хотя, зная Дикки, я уверен, что он предпочел бы фарс.
— Черт побери! — не выдержал Саймон. — Я этого боялся. — В сердцах он залпом выпил первый бокал, словно это была вода, и поблагодарил слугу, который быстро налил ему другой. — А где остальные?
Бартоломью извлек из кармана два листка и прочитал обе записки, одну за другой:
— «В час? Днем?! Невозможно». «Днем» — подчеркнуто три раза. И вторая: «Слишком рано. Это выше моих сил. Покорнейше прошу простить». Угадай, какая от кого?
Саймон взъерошил пальцами шевелюру, нарушая аккуратную прическу. Волосы легли более естественно, придав его внешности юношескую небрежность, которую его камердинер считал предосудительной, а мать обожала.
— Первая от Красавчика, вторая, вежливая, от Джорджа, — заметил Броктон, посмотрев на Армана. — И оба оскорблены, я полагаю?
— Естественно. — Арман, вальяжно развалившийся в кресле, взял свой бокал с вином. — Как я тебя и предупреждал. Ты также отверг бы любую помощь, если бы кто-то из них попытался ее предложить. Но ты имеешь возможность удовлетворить свои амбиции по крайней мере в отношении Байрона. И не ты один. Зная, что ты не читаешь карточки с приглашениями, я полагаю, ты мог даже не заметить, что на следующей неделе в «Олмэксе» состоится большой вечер. Около дюжины устроительниц преисполнены благих намерений, опрометчиво надеясь вернуть нашему бедному Джорджу былую славу. Их ждет печальный провал, конечно. Тем более что в списке гостей и дорогая Августа Ли.
— Но, безусловно, не в «Олмэксе». Неужели они пригласили сестру Джорджа?
— Наполовину сестру, Саймон, — уточнил Бартоломью, грызя костяшки пальцев. — Августа ему лишь сводная сестра, друг мой.
— Это будет распятие Христа! — простонал Саймон, ударяя ладонью по столу, чем привлек любопытные взгляды других посетителей. — За каким чертом они это затеяли? Они ничего не достигнут, только ужасно навредят Джорджу. Неужели он пойдет?
— С кольцами на руках и бубенчиками на ногах, — съязвил Арман. — Во всяком случае, судя по каракулям в книге пари, многие склонны думать, что так. Но не успеет он войти, как все тут же отвернутся от него. — И Арман закивал в подтверждение своего предсказания.
— Мы должны остановить его! — с жаром заявил Саймон.
— Ты не спасешь этого безумца. Посмотри, сколько ты стараешься для Красавчика, а все без толку. Мы можем только продолжать поручаться за него, чтобы он не угодил в Ривер-Тик[8] теперь, когда Принни так против него настроен. Все наши усилия — мартышкин труд. Не лучше ли нам подумать сейчас о себе и не прогуляться ли на Бонд-стрит? Мы ничего не добьемся, разыгрывая из себя наставников масс. Мне нравится этот шейный платок, у меня к нему особое пристрастие…
