Фрау Нина пристально наблюдала за мной все это время, и, конечно же, от ее взгляда не укрылось то, что происходило со мной. Я отчетливо чувствовал, как холодок омерзения растекается по моей коже; пульс мой участился и я машинально провел рукой по горлу. Казалось, мне хватает воздуха. Мне хотелось закрыть глаза и забыть все, что я увидел, но при этом я понимал, что забыть это будет невозможно уже никогда. Кошмарные фотографии, разложенные на столе, были подобны куче ядовитых змей – и я, как загипнотизированный, все не мог оторваться от них и продолжал вглядываться, отмечая мельчайшие детали чудовищных преступлений. Меня накрывало ощущение абсурда, но при этом разум беспощадно твердил, что все это самая настоящая реальность – реальность, к которой я тоже приложил руку, сам не ведая того. Я – чудовище, я преступник! Все это происходило с ведома и молчаливого согласия меня и таких как я… Передо мной вдруг встали образы жены и детей. Это их искаженные болью и ужасом лица смотрели на меня с этих фотографий! Это их кровь черной рекой текла на жертвенный алтарь! Они взывали ко мне, они молили о спасении! В ушах моих звучали их голоса – и эти вопли умирающих перекрывал гулкий нечеловеческий хохот…
– Часть этих фотографий мы сняли с трупов самих участников этих темных мистерий, – донесся до меня голос фрау Нины, мгновенно оборвавший мои видения.
Я откинулся на спинку стула и опустил руки вдоль тела. Наверное, я был бледен, потому что фрау Нина глянула на меня каким-то цепким взглядом, в котором сквозило мрачное удовлетворение. А она продолжила:
– Как это ни странно, но палачи, особенно немецкие, просто обожают фотографироваться на месте своего преступления. Другие снимки были сделаны нашими офицерами контрразведки и политического воспитания, которым вменяется фиксировать преступления гитлеровского режима. Зачастую жертвоприношения в оскверненных церквях идут до последнего момента, когда туда врываются советские солдаты и истребляют человекоубивцев до последнего служки… Зверь, у которого отобрали то, что он считал своей законной добычей, с голодухи начал жрать поклоняющийся ему немецкий народ. С бешеным зверьем всегда так – никогда не знаешь, кого они укусят и когда.
В ее голосе звенела сталь. Она видела, что я впечатлен этими фотографиями и совершенно подавлен. Очевидно, именно этого эффекта она и добивалась.
– Хорошо, фрау Нина… – опустив голову и глядя в пол, сказал я, и мой голос мне самому показался каким-то чужим и уставшим, – я вас понял. А теперь скажите… что вы хотите от меня лично?
– От вас, Эрвин, мы хотим, чтобы вы пошли и выполнили свой долг перед немецким народом, – ответила мне пришелица из будущего, четко проговаривая каждое слово. – Ведь вы у нас фольксгенерал, любимец нации и все такое. Вас любят женщины и уважают мужчины. Ваш народ сейчас сбит с толку и растерян. Его предал тот, на кого он возлагал все свои надежды. Не умея достойно проигрывать, ваш фюрер бросил в пасть дьяволу сначала покоренные народы, а потом немецких мужчин и женщин. Сейчас те из них, что остались живы, не понимают, что происходит, и кто им враг, а кто друг. Им нужен тот, кому они поверят, который скажет им, что жизнь не кончилась, кошмар остался позади и теперь все будет хорошо.
– Так вы… – судорожно сжимая и разжимая пальцы, медленно произнес я, – вы не будете мстить немцам за то, что мы натворили в вашей стране?
– Господи! – воззвала к небесам фрау Нина. – Будь добр, вразуми этого неразумного! Нельзя мстить тому, кто ничем не виновен лично, и в то же время вашего фюрера и его подельников нельзя повесить больше одного раза. Мстительные рефлексы в таких делах требуется оставлять побоку. – Она положила руки на стол и слегка наклонилась в мою сторону. – Наша задача – сделать так, чтобы в Европе больше никогда не смогла начаться большая война и чтобы больше никогда, никто и ни при каких обстоятельствах ни в одной стране не сделал ненависть к другому народу частью своей государственной политики. Вы уж меня извините, но большая Советская Континентальная Империя от Лиссабона до Владивостока не далее чем через год станет реальностью, данной вам в ощущениях. И немцы в этой большой семье народов будут занимать такое же место, как и все остальные – ни хуже, ни лучше; и то, какой будет их жизнь в дальнейшем, будет зависеть только от вас. Ведь именно вам мы предлагаем должность лидера немецкой нации, который соберет воедино всех, кто остался в живых и поможет восстановить им мирную жизнь.
Я не мог поверить собственным ушами. Лидер немецкой нации? Впрочем, не приходилось сомневаться, что дурацкие шутки людям, подобным фрау Нине, совсем не свойственны – и поэтому я, подавив в себе замешательство, спросил:
– А если я не справлюсь? Что тогда?
– Справитесь, – ответила фрау Нина, и в ее лице, и в голосе было столько уверенности, словно ее устами говорил сам Господь, – непременно справитесь. Ведь с одной стороны вас будем поддерживать мы, советские большевики, а с другой стороны вам гарантирована помощь Святого Престола. Его Святейшество обещал вам всевозможную поддержку.
– Вы с ним встречались? – быстро спросил я.
– Да, – кивнула она, – и не один раз. С гордостью могу сказать, что со стороны этого незаурядного человека я встретила только понимание и поддержку.
– Что ж… тогда можете считать меня добровольцем, – сказал я, одергивая мундир и чувствуя, как недавнюю растерянность и подавленность вытесняет радостное воодушевление. – Я согласен на ваше предложение…
При этих словах я подался вперед, всем своим видом демонстрируя непоколебимую готовность.
– Ну вот и замечательно! – произнесла фрау Нина, одобрительно оглядывая меня с ног до головы. – Если у вас есть личные вещи, которые дороги вам как память, рекомендую забрать их с собой. Вы больше никогда не вернетесь на это место – оно для вас прошлое, а вы теперь принадлежите будущему…
18 июня 1943 года. 23:35. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.
генерал-полковник Эрвин Роммель.
Итак, согласившись на предложение фрау Антоновой, я сменил положение военнопленного на статус дорогого гостя. Перед тем как отправиться в Вену и приступить к своим обязанностям, мне предстояло пройти собеседование с господином Сталиным. Ирония судьбы… Я долгое время жил и работал вместе и Гитлером, – и вот мне, почти в том же качестве, предстоит личная встреча с его оппонентом и полной противоположностью. Понятно, что даже если инициатива о моем назначении исходила от фрау Антоновой, большевистский вождь наверняка затребовал на меня все имеющиеся материалы – как местного происхождения, так и из другой истории. Я на его месте сделал бы именно так. И раз я здесь, можно предположить, что впечатление от этих материалов у него осталось сугубо положительное. И вот теперь он, перед тем как принять окончательное решение, желает встретиться со мной лично. Как-никак я для него вчерашний враг, да и сейчас не союзник, а всего лишь попутчик…
Поселили меня буквально под боком у господина Сталина, в гостинице «Москва». Это было весьма примечательное место. С двенадцатого этажа, где располагался мой номер, открывался прекрасный вид на Кремль. Кроме того, из окна я мог обозревать всю Москву до самых окраин. Город расстилался передо мной как на ладони – и я не мог удержаться, чтобы не любоваться на него через свое окно. Особенно впечатляюще она выглядел на рассвете, когда розовая заря заливает небосвод… Да, очевидно, не зря мне выделили именно этот номер. Созерцание русской столицы невольно навевало мысли о величии этого народа.
Вот и сегодня утром я стоял у окна и не без удовольствия обозревал раскинувшуюся внизу столицу России с ее Кремлем. Утренняя дымка висела над городом, и казалось, что это само Божье благословение укутывает столицу. Постепенно дымка рассеивалась и лучи яркого солнца начинали раскрашивать город в яркие краски: оно золотило купола на церквях, радостными бликами играло в окнах. Город просыпался, наполняясь звуками дня. Где-то вдали прозвучал заводской гудок, застучали первые трамваи… В голубом безоблачном небе я увидел стайку белых голубей – они кувыркались в воздухе, словно бы купаясь в ласковых солнечных лучах. Все это было так безмятежно и мирно, так восхитительно прекрасно, что я особенно остро почувствовал стыд – за то, что мы собирались уничтожить все это, навсегда изменив лик этого благословенного города…
