Глава 8
В нескольких милях от охватывающей Вашингтон кольцевой дороги, на станции метро «Кристал-сити» в Арлингтоне[4] Лукас Мэйнард петлял по подземным магазинчикам, восстанавливая навыки ухода от наблюдения. Под одеждой у него был спрятан пистолет — легкий и компактный «вальтер».
Целый час, резко меняя направление, он то и дело «проверялся», глядя в зеркальные витрины магазинов, останавливался, якобы любуясь платанами и маргаритками. Наконец, сделав последний круг, Лукас убедился, что за ним никто не следит. На улице свирепствовал августовский зной. Мэйнард снял пиджак, свернул в переулок, быстро прошагал три квартала. Он вспотел, и это раздражало его — Лукас терпеть не мог приходить в таком виде. Открыв подъезд своим ключом, Мэйнард поднялся по лестнице на второй этаж и, воспользовавшись другим ключом, вошел в одну из квартир.
— Чем это так хорошо пахнет? — громко спросил он. В квартире, оборудованной кондиционером, стоял аппетитный запах тушеного мяса и подливки. Он вдруг снова стал мальчишкой, мысленно перенесясь в Индиану, где прошло его детство. Лесли как-то всегда удавалось сделать так, что он ощущал себя семнадцатилетним парнем, у которого все еще впереди, — это он-то, мужчина, которому перевалило за шестьдесят, с диабетом и лишним весом, давным-давно разведенный, имеющий троих взрослых детей, не испытывающих к нему ничего, кроме отчужденности.
Когда он закрыл за собой дверь, из кухни появилась Лесли Пушо, невысокая, крепенькая блондинка, она смотрела на него сияющими от радости голубыми глазами.
— Дорогой, ты сегодня пораньше!
Он обнял ее маленькое упругое тело, и сердце его дрогнуло. Расцеловав Лесли в разгоревшиеся щеки, Мэйнард в которой раз мысленно поблагодарил Бога за то, что встретил ее. Она обхватила ладонями его лицо и стала целовать в губы голодными, дразнящими поцелуями. Мэйнард хотел поднять ее и унести в спальню, но Лесли оттолкнула его.
— Посмотри, что я купила, — сказала она, шагнула назад и одним движением распахнула халатик. Под ним было черно-розовое кружевное белье, не скрывавшее почти ничего. Крохотные сатиновые вставочки не столько прикрывали, сколько подчеркивали соски и темный треугольник в паху. Выглядело это великолепие весьма вызывающе. Она начала кружиться в каком-то томном ритме, и ее коротковатые ножки, обтянутые чулочками, обутые в туфли на высоченных каблуках, выглядели длинными и изящными. Лесли весело рассмеялась — все это было так не похоже на нее.
— Господи, Лес… — Голос Мэйнарда звучал хрипло. Ему уже было наплевать на все. Он потянулся к Лесли, а она увернулась и побежала в спальню. Лукас бросился за ней.
…Потом они лежали, овеваемые струями кондиционированной прохлады. Он наслаждался видом ее упругого, молодого тела. Ей было тридцать два, ему — шестьдесят два, и он весь состоял из мешочков, морщин и складок, особенно сейчас, когда худел. Тем не менее Лесли считала его красивым.
— Наверное, у тебя из-за меня сгорел обед? — спросил он.
— Мясо в соусе из бургундского вина должно тушиться подольше. Не очень-то подходящая еда для такой жары, но мне почему-то захотелось. Как ты насчет тушеного мяса?
— Я всегда хочу того же, что и ты, — ответил он с улыбкой.
— Жаль, что я раньше не знала, что ты такой сговорчивый, — хихикнула она.
Лесли работала одним из редакторов «Вашингтон индепендент», оппозиционной газеты, которая умудрилась просуществовать вот уже двадцать пять лет, несмотря на бесконечную нехватку денег, нападки консервативных сил, полицейские запросы и вызванную низкой платой невероятную текучесть кадров.
Эта женщина изменила жизнь Мэйнарда, научив его думать не столько об ошибках прошлого, сколько о возможностях будущего.
Да, Мэйнард вынужден был признать: то, что делали в прошлом он и его коллеги, было преступной ошибкой. Афера «Иран-контрас», затеянная во времена Билла Кейси, директора ЦРУ в 80-е годы, также была ошибкой. Вдвойне ошибались Рейган и Буш. Сейчас ему становилось невыносимо тяжело при мысли о том, что и он сам фальсифицировал информацию, присваивал деньги и содействовал убийцам.
Лукас устало закрыл глаза и стал думать о Лесли. Ему казалось, что в тишине комнаты он слышит ее голос, хотя чувствовал, что она засыпает в его объятиях. Именно маленькая максималистка Лесли Пушо с ее острым аналитическим умом заставила его по-новому взглянуть на многие вещи. Ему очень хотелось рассказать ей все, поэтому он решил пойти ва-банк, чтобы добиться гарантированного освобождения от ответственности. Когда это произойдет, он все ей откроет и сделает предложение.
— Господи, — пробормотала она, — как же наше мясо?
— Отдыхай, я все сделаю.
Мэйнард встал и ухватился за спинку кровати, почувствовав головокружение. Черт бы побрал этот диабет, подумал он. Почему она не встретилась ему раньше, когда он еще не был так утомлен жизнью, а болезней для него не существовало совсем?
— С тобой все в порядке? — спросила Лесли, садясь в кровати. Лукас снова удивился ее ладному, миниатюрному тельцу. Белье и чулки Лесли лежали на полу вперемешку с одеждой Лукаса. Он никак не мог вспомнить, где оставил туфли.
— Все нормально, — откликнулся Мэйнард, надевая халат. — А что нам делать с мясом?
— Видимо, нам придется его съесть, оно как раз готово. — Женщина выгнулась, потягиваясь.
Они ужинали, как обычно, за кухонным столом, накрытым клеенкой в красную клетку.
— Я сейчас работаю над статьей про твою контору, — сообщила Лесли. — Может, скажешь что-нибудь интересненькое?
— Скорее всего нет. Впрочем, давай попробуем.
Сначала они поспорили по поводу полномочий разведки, ее места в демократическом государстве и о том, не противоречит ли демократическим принципам само ее существование. Потом поговорили о перегибах во времена Рейгана и Буша и закончили обсуждением роли ЦРУ после окончания «холодной войны».
— Один новый сенатор от штата Юта внес законопроект, который, если его примут, позволит агентству официально заниматься экономическим шпионажем, — сообщила Лесли.
— А что, тебя это удивляет?
— На этот раз законопроект может пройти.
— Да, я слышал об этом.
Мэйнард жевал и наблюдал за выражением ее лица. Она начинала злиться, потому что он ей фактически ничего не ответил.
— Послушай, я все прекрасно понимаю, — заговорил он. — Мы, американцы, боимся. Мы угодили в дерьмо из-за нашей собственной жадности. Америка стала крупнейшей в мире промышленной и финансовой державой, а теперь ей нужны гарантии, что так будет всегда. Но, похоже, все работает против нас. Иностранные разведки устанавливают «жучки» в наших компаниях. Они фотографируют секретную техническую документацию и крадут высокотехнологичные образцы у наших бизнесменов, когда те выезжают за границу. Французы рассовали свои подслушивающие устройства даже в салонах бизнес-класса самолетов авиакомпании «Эр-Франс». Ты только посмотри на всех этих наших консультантов, которые трутся в Вашингтоне, а зарплату получают у японцев, англичан, русских, немцев, китайцев. Ничего удивительного, что наши бизнесмены хотят, чтобы мы вербовали агентуру в министерствах финансов других стран. Почему бы и нет, если мы боимся отстать?
— Ну хорошо, предположим, мы украли какой-нибудь важный секрет. Как мы будем выбирать, кому его отдать? «Ай-Би-Эм»? «Эппл»? «Делко»? Или, может быть, «Дженерал электрик»?
— Ну, мы можем опубликовать его в «Уолл-стрит джорнэл», чтобы всем предоставить возможность им попользоваться.
— Если законопроект пройдет, кончится тем, что мы начнем шпионить за своими союзниками. Пойми, что наши корпорации при любой возможности будут стараться подкупить наших же агентов, потому что каждый хочет получать информацию первым. Наши корпорации будут конкурировать не только с иностранными компаниями, но и с нашими же, американскими. Существуют также транснациональные корпорации. Как вообще мы будем определять, какая компания американская, а какая нет?
— Пойми, сегодня торговые переговоры важнее для национальной безопасности, чем переговоры по разоружению.
— Но, черт возьми, мы же демократическая страна! — Лесли рассерженно покачала головой. — Демократия предполагает отделение частных корпораций от правительства точно так же, как отделение церкви от государства. Если мы начнем передавать нашим корпорациям сведения, добытые ЦРУ путем экономического шпионажа, нам придется серьезно менять нашу культуру и наши законы. Ты только подумай, что будет, если федеральные чиновники начнут влезать в дела частных предпринимателей. Если довести эту идею до логического конца, то в конце концов правительство сольется с промышленностью, и получится тоталитарное коммунистическое государство. Представляешь, какой удар для наших правых?
