появлялся в поле зрения Петровича. И только под конец третьей смены он пришел в слесарку какой-то возбужденный, с дрожащими руками и бледным лицом. Он старался скрыть волнение, но актер из него был не важный, что сразу, вслух, отметил Королев, уставший за десять часов работы. Сейчас он не старался быть деликатным и чутким к своему «гиду».
— Чего случилось-то, С.С.? — устало спросил он Наумочкина.
Тот вытер лоб, который не был потным (и это тоже Петрович про себя отметил), вздохнул тяжко.
— Понимаете, в чём дело, уважаемый Григорий Петрович?
— Ну? — отозвался Петрович.
— Ваша работа нужна всем на этом… как бы сказать… предприятии. Мы ценим ваш труд, стараемся хоть как-то помочь вам материально…
— Увольняете, что ли? — ровным тоном спросил Королев, стараясь показать, что ему всё равно.
— Нет, нет, — заторопился Наумочкин, — вы не так меня поняли.
— А как я должен вас понять?
— Слушайте, не перебивайте. Ваша работа высоко оценена там, — он показал пальцем вверх. — Вы все, работники данного предприятия, видны начальству, как на ладони. Ваше поведение, в целом, удовлетворительно, и даже, скорее, положительно, в отличие от… — он покосился на Кулькова, который в это время стоял около инструментальных шкафов и искал напильник.
Королев удивленно посмотрел на Наумочкина.
— А что с ним не так?
— Не всё сразу, и, лучше, не здесь. Позже я встречу вас в столовой, и мы всё обсудим. Только, прошу вас, о нашем разговоре — молчок.
Королев кивнул, и Наумочкина, как ветром, сдуло.
Сразу после смены Королев пошел на ужин, надеясь там встретить Наумочкина, чтобы поскорее завершить разговор. Но тот в столовой так и не появился, что неприятно подействовало на Петровича: он понял, что С.С. хочет предложить ему какую-нибудь гадость, с которой справится только он.
Когда Королев появился в комнате отдыха, он увидел Наумочкина около своей тумбочки — тот что-то разглядывал на столешнице, хотя Петрович, кроме будильника и бутылки с водой ничего там не держал.
Он подошел к своей кровати.
— Ну, здравствуйте, — сказал он. Наумочкин слегка подпрыгнул от неожиданности.
— Ах, вот вы где, а я ищу, ищу…
— Что вы хотели? — спросил Королев, снимая ботинки, давая понять, что сейчас ляжет спать и пора закругляться с разговорами.
— Не торопитесь так, уважаемый Григорий Петрович. Дело у меня к вам не совсем обычное. Пять дней назад случилось кое-что странное, что требует вашего, так сказать, участия в разъяснении.
— Что там еще случилось?
— Да, не перебивайте же меня! — чуть не крикнул Наумочкин, но тут же осекся, боязливо оглянувшись, хотя рядом никого не было.
— Мне нужно знать, где вы были 14 — го декабря с десяти утра до четырех вечера?
Королев наморщил лоб, делая вид, что вспоминает, хотя тут и вспоминать было нечего: почти весь день он был на семикилометровой глубине, на складе. Так он и сказал об этом Наумочкину.
— Кто может это подтвердить? — холодно спросил тот.
— Кульков, — уверенно ответил Петрович, — а также майор Орешников, или Орешкин, не помню: мы с ним и ездили тогда на склад.
— Еще вопрос: кто пользовался пропусками в метро и лифт?
Королев молча уставился на Наумочкина: ему так хотелось сейчас врезать по золотым очкам грязным своим рабочим кулачищем, что аж в спине заныло от напряжения.
— Ясен пень — майор!
— Какой майор?
— Вы совсем оглохли? — заорал Королев, чем привлек внимание своих соседей, сосредоточенно разыгрывавших «Сицилианскую защиту». — Я же говорю: Орешкин! Майор! Он приходил к нам в мастерскую в десять утра! — разбушевался Королев после трудных рабочих дней, и теперь ему было всё равно, что подумают окружающие о его «примерном» поведении.
— Вы ручаетесь за свои слова? — спокойно спросил Наумочкин, ни сколько не испугавшись грозного вида Петровича.
— Ручаюсь! — крикнул Королев и бросил спецовку на пол с таким видом, будто сейчас он сделает тоже самое с С.С. и отпинает его ногами.
Наумочкин был невозмутим, будто не слышал ни единого грозного слова в свой адрес. Он спокойно смотрел холодными серыми глазами на взбунтовавшегося слесаря и готовился дать ответ. Наконец, он сказал:
— Никуда не уходите отсюда — за вами придут.
Он встал и ушел, не оглядываясь, оставив Королева в полнейшем недоумении. Тот сел на кровать, чувствуя, как одеревенели ноги. Он протянул руку за бутылкой с водой, сжал и так уже мятый пластик, и сделал три больших глотка, поперхнувшись при этом. Когда он откашлялся, некоторые смотрели на него с сожалением, будто сейчас перед ними сидел пропащий человек, которому оставалось лишь одно — пустить себе пулю в висок из наградного пистолета, которого у него отродясь не было.
Королеву стало не по себе от этих взглядов, и он встал, собираясь, было, выйти из комнаты. Дорогу ему преградил великан-бородач Люттэ, и громовым голосом сказал:
— Вас же предупредили, чтобы вы не уходили.
Королев не ожидал такого препятствия.
— Мне только в туалет, — жалобно сказал он.
— Туалет за вашей спиной, если вы забыли, — спокойно ответил Люттэ и своей огромной ручищей показал Петровичу, куда нужно идти.
Петрович вздохнул и пошел обратно к своей кровати. Люттэ продолжал стоять у двери, чтобы Королев не сбежал, и он постарался запомнить этот момент, на всякий случай.
Через двадцать минут два охранника в черной форме пришли за ним. Королев зачем-то про себя отметил, что их форма была не такой, как у тех, с автоматами, которые стояли в коридоре. «Значит они из другого ведомства», — подумал он. А, собственно, какая теперь разница, если ему вменяется неизвестно что, и…
Он не успел додумать. Охранники подошли к Королеву, молча взяли его под руки выше локтя и вывели из комнаты.
Гулкие шаги раздавались в длинном коридоре — Королева вели на допрос. Шли они не долго — метров сто от комнаты отдыха. Остановились перед дверью, на которой было написано «Смотровая», и ниже: «Вход по предварительной записи». Королев никак не мог вспомнить этой надписи, а, ведь, он каждый день проходил мимо этого кабинета. Его втолкнули внутрь. Довольно маленькое помещение с парой столов и тремя стульями было хорошо освещено. На одном столе стоял огромный ноутбук — таких Петрович даже в рекламе не видел. За другим сидел человек с неприятным морщинистым лицом и в такой же, как у охранников, черной форме.
— Ну-с, господин Королев, добрый вечер, — тихо сказал он. — Для вас я буду господин Штукк. Не стесняйтесь, присаживайтесь, — при этом он указал на стул, стоявший тут же, около Петровича.
Королев сел. Еще несколько минут назад единственным его желанием было лечь на свою кровать и заснуть младенческим
