одновременно прислушиваясь к тихому шелесту лопастей кондиционера, висевшего на шестиметровой высоте — прямо над его головой. Разноцветные ленточки, привязанные к защитной решетке, болтались от искусственно создаваемого ветра, словно здесь, в комнате, была открыта маленькая, никому не заметная форточка. «И если превратиться, допустим, в муравья, — лениво рассуждал Петрович, глядя полузакрытыми глазами на никелированную решетку огромного вентилятора, — то сейчас же можно вылезти на свободу. Тогда можно будет навек забыть и о Штукке, и о Кулькове, и об этом вездесущем Наумочкине», которого он прозвал про себя гауптштурмбанфюрером. «Но если он упадет на меня, — влезла, ни с того ни с сего, неудобная мысль, когда кондиционер вдруг зажужжал громче обычного, — этот чертов секретный объект лишится ценного слесаря. Отбежать я, конечно же, не успею, поэтому… поэтому… Ладно, хватит дурака валять — пора и за работу браться». Тяжко вздохнув, он встал, застелил кровать, глотнул воды из бутылки, и неспеша побрел в столовую, машинально здороваясь с теми, кто его, торопясь, обгонял или шел тяжелым шагом навстречу со смены.
Ежедневные повторяющиеся действия называются режимом. Тот, кто соблюдает режим — соблюдает дисциплину. Сегодня Королев нарушил и то и другое. Вместо того, чтобы сразу идти в столовую, он остановился около того таинственного кабинета, в котором его вчера допрашивали. В ту же минуту какой-то сквозняк пролетел по коридору. Петрович невольно поежился и снова втянул голову в плечи, как вчера перед начальником охраны, будто, его вытолкнули из теплой комнаты на мороз. Обычно природа закладывает в живое существо чуточку страха, и то существо сторонится тех мест, где ему однажды было плохо и страшно. Но Королеву, судя по всему, этого охранительного чувства досталось гораздо меньше, чем остальным: сейчас ему, несмотря на возродившийся секундный страх, было интересно узнать, что же, в конце концов, с ним произошло тогда, 14 — го декабря, наивно думая, что кто-то будет разговаривать с предполагаемым подозреваемым.
Петрович для чего-то слегка нагнулся вперед и постучал в дверь таинственного кабинета. На его часах в этот момент было одиннадцать утра. Ему никто не открыл. Он забарабанил сильнее — результат тот же. «Наверное, сегодня у них не приемный день», — саркастически подумал Петрович и пошел в столовую — он не ел со вчерашнего вечера.
Как только он открыл двери столовки, тут же, при входе, столкнулся с Наумочкиным.
— Надо поговорить, — шепнул Наумочкин и потянул его за рукав в коридор.
— Раз надо — поговорим, — невозмутимо ответил Петрович, выходя вслед за «гидом».
— Слышал, вчера с вами произошло необыкновенное приключение? — спросил Наумочкин, с любопытством заглядывая в глаза Королеву. Петрович равнодушно ответил:
— Ну, вы же и так всё знаете, зачем тогда спрашивать?
Наумочкин в нерешительности помялся — не ожидал такого отпора. Да, теперь было видно, как Королев изменился за прошедший месяц. Новичок стал почти своим на этом предприятии: чуть жестким, слегка упрямым, наполовину закаленным, после испытаний на себе «прелестей» мягкого допроса. С таким человеком можно попробовать иметь дело. Такое заключение читалось сейчас в глазах Наумочкина, но Королев не обратил на это внимания: ему, по-прежнему, чертовски хотелось есть, а еще больше — спать, так как вид встревоженного Наумочкина начал утомлять.
— Чего вы хотите? — спросил Королев, разворачиваясь в сторону входа, чтобы снова попытать счастье попасть в столовую.
— Да ничего не хочу, — с улыбкой ответил Наумочкин. — Наверное, это вы хотели у меня что-то спросить, а я с удовольствием бы ответил на все вопросы.
— С чего вдруг такая щедрость? — спросил Королев, щуря один глаз, будто туда попал сигаретный дым.
— А я всегда был к вам благодушно настроен, разве это было не заметно? Вы мне нравитесь, Григорий Петрович. Вы — честный, открытый, простой человек, который не будет врать, не будет таить камня за пазухой, чтобы в критический момент ударить ближнего по башке. Таких людей нынче редко встретишь, тем более здесь, но это тема для другого разговора.
— Так что же вы от меня хотите? — вновь спросил Королев.
— Понимания, Григорий Петрович. Обычного человеческого понимания того, что другие не хотят вам плохого, а, совсем даже, наоборот. Вот, например, скажите честно, вас вчера спрашивали об офицере, с которым вы отправились на склад?
— Да, спрашивали, — ответил Королев, замедлив шаг к ближайшему столику, за которым пока было пусто.
— Что конкретно они вам сказали?
Королев почесал не бритый подбородок и отодвинул от столика ближайший стул.
— А вы уверены, что мне можно об этом рассказывать?
— Не волнуйтесь, Григорий Петрович, они сами просили меня с вами поговорить, — Наумочкин улыбнулся, что было совершенно некстати.
Королев вырвал, наконец, свой рукав из цепких пальцев Наумочкина и с раздражением выпалил:
— Да пошли вы к черту со своими просьбами: им надо — пусть меня и вызывают — вам я ничего говорить не буду.
— Григорий Петрович, давайте не будем ссориться? Я хочу вам помочь. Хочу, чтобы вы в дружеской спокойной обстановке всё мне рассказали. Бывает так, что при душевном разговоре, всплывают такие детали, которые очень потом помогают в расследованиях подобного рода.
— А вы уверены, что мы друзья? — зло спросил Королев.
Наумочкин развел руками и покачал головой.
— А как же, конечно мы — друзья, только вы еще этого не осознали. Только представьте, что мы, находясь на трехкилометровой глубине, каждый день делаем свое дело, каждый день сталкиваемся друг с другом, жмем руки, разговариваем… По-моему, налицо все признаки настоящей дружбы.
Королев иронично посмотрел на него.
— Вы уверены, что не пропустили ни одного признака, а то, знаете ли, я когда-то в детстве читал про взаимовыручку, например, или…
Наумочкин положил ему руку на плечо.
— Ну и конечно же, я всегда помогу вам в трудную минуту точно так же, как и вы поможете мне, не так ли?
Королев стряхнул руку Наумочкина со своего плеча, и, немного помолчав, задумчиво на него посмотрел, как бы взвешивая только что произнесенные им слова на своих весах правды и лжи. Он неуверенно кивнул.
— Да, в чем-то вы, может быть, и правы, только я думаю, что наш разговор мало что изменит.
— Григорий Петрович, — улыбнулся Наумочкин, — не волнуйтесь по пустякам. Ответьте мне лишь на один вопрос: что они спрашивали об офицере?
Королев на секунду задумался, вспоминая, что никаких документов о неразглашении он в том кабинете не подписывал, и никаких обещаний с него не брали, а посему можно и рассказать.
— Они сказали, что того офицера не было, и что я всё вру — это в общих чертах.
— А поконкретнее.
— А конкретнее я им сказал, чтобы они
