На лестнице неразборчиво зарокотал низкий голос. Раздались шаги, медленные и тяжелые. Через мгновение Сьюзен распахнула дверь, и в комнату вошел крупный пожилой мужчина, сложением напоминавший бочонок.
— Доктор Карбери! — воскликнула Элинор. — Какая… какая радость! Я не смела ожидать вас так рано.
— К вашим услугам, мадам, — голос был копией самого мужчины: густой, медленный, глубокий и едва заметно дрожащий. — Я вырвался, как только смог. Не хотелось откладывать удовольствие поприветствовать нашего гостя.
Ужинать сели, когда уже пробило девять. Свечи на столах и в настенных канделябрах были окружены дрожащими, изменчивыми лужицами света; в углах сгущались тени. В мерцании огней портреты покойных директоров на стенах обрели тусклое и иллюзорное подобие жизни. Балкона над ширмами в дальнем конце комнаты почти не было видно.
Стол начальства стоял на возвышении в восточном конце, окаймленный двумя высокими эркерами. Десять или двенадцать мужчин сидели тут и там за гигантской дубовой столешницей, и доктор Карбери по праву восседал посередине. Ниже, в самом зале, стояло несколько длинных столов. Только один из них был занят. Он располагался в дальнем конце, рядом с кладовой и кухней. За ним сидело около дюжины юношей. Они ели поразительно быстро, как будто их жизни зависели от скорости поглощения пищи.
— Я ожидал увидеть больше студентов, сэр, — заметил Холдсворт доктору Карбери, который сражался со здоровенным куском пирога с бараниной.
— А? В наши дни большинство ужинают в комнатах у себя или у друзей. Те, что сидят внизу — беднейшие из них… в основном сайзары, иначе говоря, студенты, которых поддерживает фонд колледжа.
— Как хорошо, что им выпал подобный шанс добиться успеха.
— О да. Жаль только, что это банда висельников и оборванцев.
Мистер Ричардсон, сидевший напротив, наклонился к ним.
— Что до этого, доктор Карбери, то ваши доводы можно повернуть двояко. Если вы оглядитесь по сторонам, то увидите, что, по меньшей мере, половина сидящих за этим столом прежде была сайзарами, в этом или ином колледже. Большинство наших прочих студентов не слишком утруждают себя работой. Многие не получают степени. Так что сайзары нужны колледжу не меньше нас. Большинство наших ученых — выходцы из их рядов.
— Знаете, сэр, вполне естественно, что именно вы…
В этот миг во дворе за большим окном слева от Холдсворта раздался взрыв пьяного смеха. Доктор Карбери осекся и резко глянул в сторону звука.
— А! — ласково воскликнул Ричардсон. — Узнаю веселые интонации мистера Аркдейла. По крайней мере, наши сайзары ведут себя тихо. Вы не можете этого отрицать.
Карбери выковырял кусочек мяса, застрявший между зубов.
— Этот юноша становится буйным.
— Увы, директор. Dulce est desipere in loco[7].
Высокий молодой мужчина, сидящий в конце стола, произнес, задыхаясь от плохо скрытого веселья:
— Вероятно, он пообедал с мистером Уичкотом, сэр. Полагаю, в данном случае причина именно в этом.
— Несомненно, мистер Доу, — Карбери сердито уставился на него. — Надеюсь, вы не ищете оправданий для мистера Аркдейла? Вы не станете смотреть на его поведение сквозь пальцы?
— Ну что вы, директор. Добродетельный ум вкупе с развитым чутьем непременно должны…
— Будьте уверены, я завтра же поговорю с мистером Аркдейлом, — учтиво вставил Ричардсон. — Как говорится, вовремя сказанное слово дороже золота. В конце концов, рецепт Горация предполагает всего лишь щепотку глупости в котле мудрости, а мистер Аркдейл, похоже, перепутал пропорции в своей моральной стряпне.
Непритязательная острота вызвала общий смех за столом, однако Холдсворт заметил, что Карбери не присоединился к веселью. По завершении трапезы общество перебралось в профессорскую, которая располагалась непосредственно за возвышением. В комнате были накрыты два стола, на каждом — собственный чайник под рукой; один стол — для любителей чая, другой — для поклонников пунша. Часть собравшихся продолжила пить вино.
Мистер Ричардсон оказался среди любителей чая. Он с улыбкой повернулся к Холдсворту и предложил ему стул слева от себя. Доктор Карбери занял место во главе стола, с графином у локтя. Он наклонился к Джону и собирался было заговорить, когда его прервал взрыв смеха за соседним столом, где сидело большинство молодых членов совета.
— Что такое? — рявкнул Карбери; его толстые губы были фиолетовыми от вина. — Какого черта они так шумят?
— Мистер Мискин предложил очередное пари, директор, — ответил Ричардсон. — Несомненно, мы скоро узнаем его суть.
Не прошло и пяти минут, как за плечом Ричардсона появился слуга и пробормотал, что мистер Мискин просит соизволения внести пари в книгу. Ричардсон любезно разрешил.
— Наши младшие товарищи извлекают немало удовольствия из своей книги пари, — пояснил он. — Боюсь, что и некоторые старшие тоже. Мы скоро узнаем, в чем состоит пари… прежде чем оно официально вступит в силу, необходимо мое одобрение; а для этого я должен поставить свои инициалы под записью. Видите ли, в силу своего звания старшего члена совета колледжа я также являюсь председателем этой профессорской.
— Ни к чему беспокоить гостя мелочами нашего быта, — перебил Карбери. — Его время слишком ценно. Мистер Холдсворт, сэр, не желаете ли выпить со мной вина?
Джон не мог вежливо отклонить предложение. Ричардсон наблюдал за ними, и на мгновение розовый влажный кончик его языка мелькнул между губами.
— А теперь расскажите, чем я могу быть вам полезен, — произнес Карбери, осушив бокал. — Я всецело в вашем распоряжении.
— Да, — протянул Ричардсон. — В конце концов, мистер Холдсворт прибыл от лица леди Анны, а вы любите угождать ее светлости. Как и все мы.
Слова казались безобидными, но Карбери покраснел еще гуще.
Ричардсон повернулся к Холдсворту:
— Скажите, сэр, когда вам будет удобно осмотреть нашу библиотеку? Завтра утром я совершенно свободен.
— Увы, утром я буду занят, — Джон заметил, как на лице Ричардсона мелькнула и тут же исчезла легкая тень, обострение интереса. — Быть может, после обеда, если вы сможете уделить мне час-другой?
— С удовольствием. В шесть вечера вас устроит? Я поговорю со своим библиотечным клерком… обращайтесь к нему за помощью, пока находитесь в наших краях.
— В котором часу вы обедаете?
— В три пополудни, — ответил Ричардсон. — Увы, мы прискорбно неотесанны. Более того, еще несколько лет назад мы обедали в час дня, как наши отцы и деды. В Кембридже обедать в три часа считается почти постыдно. Быть может, вы присоединитесь к нам завтра, мистер Холдсворт? Я очень на это рассчитываю.
— К сожалению, пока не могу сказать точно. Мое время мне не принадлежит.
Рядом замаячил слуга с подносом, на котором лежали перо, чернила и книга в четверть листа, переплетенная в кожу. Ричардсон велел положить ее перед собой на стол.
— Ну-с, посмотрим, что они придумали на этот раз. — Он открыл книгу и пролистал страницы. — А! Мистер Мискин бьется с мистером Краули об заклад на две бутылки вина, что…
Он осекся, слегка нахмурившись; но через мгновение взял перо и поставил свои инициалы под записью.
Ричардсон взглянул через стол на Карбери. Он открыл предыдущую страницу и наклонил книгу, чтобы Холдсворту было лучше видно.
— Некоторые пари — тривиальные пустяки, которые никому, кроме нас, не интересны, но другие касаются университетских дел или даже вопросов государственной значимости. Вот, видите? Пари касательно изменений, которые мистер Питт произведет в правительстве; а вот другое, посвященное платану[8] из Геродота. А вот… боже праведный… мистер Мискин поспорил с мистером Уичкотом, что сумеет выстроить членов совета в порядке увеличения их веса. Мистер Мискин принадлежит к числу наших самых веселых молодых людей. Неловко признаваться, но в данном случае нам пришлось воспользоваться весами в кладовой, чтобы определить победителя.
— Вы сказали, мистер Уичкот? — невинно переспросил Холдсворт. — Джентльмен, которого недавно упоминали; тот, что обедал с мистером Аркдейлом? Он тоже член совета колледжа?
— О нет. Но он весьма известен в Иерусалиме. И часто появляется на страницах книги пари.
Голова Ричардсона находилась совсем рядом с головой Холдсворта. Сразу за спиной Ричардсона на столе стоял канделябр, пламя которого погружало его лицо во тьму и освещало лицо Холдсворта.
— Не мог ли я слышать его имени ранее? — осторожно спросил Джон. — Оно кажется знакомым.
— Не исключено. Или же вы встречали других членов его семьи. Основная ветвь проживает в Нортумберленде. Наш мистер Уичкот принадлежит к младшей. Он поступил в колледж в качестве пансионера лет десять или двенадцать назад, но степени не получил. Как и многих из наших молодых людей, его нельзя назвать заядлым книгочеем. Однако он до сих пор проживает в Кембридже, и у него здесь много друзей.
