— Книготорговец? — изумленно повторил Уичкот. — Я ожидал врача или юриста. Где он остановился?
— У директора, сэр.
— Как он вам показался?
— Холдсворт? — Малгрейв бесхитростно взглянул на Уичкота. — Высокий. Выше несчастного мистера Кросса и моложе. Тем лучше. — Он мгновение помолчал. — Непохоже, что он часто улыбается.
Тем же вечером мистер Филипп Уичкот нанес визит миссис Фиар. Упомянутая леди жила на восточной стороне Трампингтон-стрит, напротив колледжа святого Петра, в небольшом доме с веерообразным окном и фонарем над передней дверью, расположенной посередине фасада. Крыльцо каждое утро начищала долговязая служанка по имени Доркас, ученица из работного дома, которая боялась миссис Фиар больше, чем Господа Всемогущего, поскольку его, по крайней мере, считали милосердным.
Уичкот прибыл в портшезе. Он заплатил носильщикам и постучал рукояткой трости в переднюю дверь. Увидев, кто стоит на пороге, Доркас присела в реверансе и отступила.
— Мадам в гостиной, сэр.
Уичкот нашел миссис Фиар в обществе нитки и иголки в кресле у окна. Солнце еще не совсем село, но на рабочем столе горели две свечи. Миссис Фиар уже несколько недель работала над небольшим гобеленом с изображением разрушения Содома или, быть может, Гоморры; что не суть важно. Гобелен предназначался в качестве учебного пособия небольшой школе при госпитале Магдалины в Лондоне, исправительном заведении для падших женщин. Когда объявили о приходе мистера Уичкота, миссис Фиар отложила вышивание и начала вставать.
— Пожалуйста, не утруждайтесь, мадам, — Филипп направился к ней. — К чему церемонии?
Однако она пропустила его слова мимо ушей, встала и присела в реверансе. Он поклонился в ответ, улыбаясь, поскольку прекрасно понимал суть игры.
— Мистер Уичкот, рада вас видеть. Надеюсь, у вас все хорошо?
Минуту или две они посвятили тому, что миссис Фиар в своих наставлениях кое-кому из тех, кто оплачивал ее услуги в иных сферах, называла «любезностями благородной беседы». Миссис Фиар была невысокой, коренастой женщиной, обладавшей низко натянутым вдовьим чепцом и невыразительным лицом. Уичкот знал ее с тех пор, когда ему было пять лет и она поступила гувернанткой к его сестре; позже она вышла замуж за соседского священника, который вскоре умер.
Служанка, явившись на вызов, принесла все необходимое для приготовления чая и поставила рядом со стулом миссис Фиар.
— Доркас, — произнесла та, — отправляйся на кухню и начисти ножи. Немедленно. Они прискорбно нуждаются в этом.
Когда они остались наедине, миссис Фиар открыла чайницу, помешала листья в воде и вгляделась в водоворот кружащихся черных крупинок. Затем откинулась на спинку стула и посмотрела на Уичкота.
— Итак?
Филипп медленно побарабанил пальцами по подлокотнику.
— Ну что вы, моя драгоценная мадам, застыли, как надгробная Покорность?[9] Я пришел узнать, все ли готово к среде.
— Пожалуйста, говорите тише. Да… все готово. Хорошенькая пухлая птичка. Довольно молоденькая.
Он промолчал, но поднял брови.
— Будьте уверены, она вполне созрела для ощипывания, — продолжила миссис Фиар. — И это будет не впервые, хотя она знает, как создать видимость. Кто на этот раз?
— Молодой Аркдейл. И он тоже созрел для ощипывания, в своем роде. Вы уверены, что девушка не подведет?
— Можете не беспокоиться на этот счет.
— Но я беспокоюсь, — заметил он. — Учитывая, что случилось в прошлый раз.
— Тогда нам не повезло, дорогой, — она протянула чашку. Его рука задрожала, и чай выплеснулся на блюдце.
— Не повезло? Вот как вы это называете?
— Откуда нам было знать, что случится? Что сделано, то сделано. По крайней мере, мы вернули Табиту Скиннер сюда, и коронер не стал чинить препятствий в связи с обеими смертями.
— Это была худшая ночь моей жизни. Сначала она, — Уичкот уставился на вышивку. — Затем Сильвия.
— На этот раз обойдется без неприятностей. По крайней мере, с девушкой.
— Что бы я без вас делал, мадам? — кисло спросил он.
— Ни к чему тратить на меня любезные слова, дорогой.
Филипп расхохотался, и она улыбнулась ему. Затем, вновь посерьезнев, он спросил:
— Как по-вашему, я не слишком тороплюсь с новым ужином, новой встречей? Если вкратце, мне нужны наличные, а это единственный оставшийся у меня источник, не считая карт.
— Это частная вечеринка, Филипп, а не светский прием. К тому же, какое дело вашему клубу до приличий? Ваши мальчики станут восхищаться еще больше. Вы подтвердите репутацию сорвиголовы, человека, которого не волнуют мелкие условности.
— Я вынужден повергнуть к вашим стопам еще одну неприятность, мадам.
— Вы имеете в виду тот пустячный случай с привидением?
Уичкот кивнул.
— И… хуже того, намного хуже… Фрэнка Олдершоу. Я словно хожу под грозовой тучей и в любой момент ожидаю кары небес.
Она пригубила чай.
— Рассудок к нему вернулся? У него случаются периоды просветления?
— По-видимому, нет. Мне бы непременно сообщили. Но дело тронулось с места — ее светлость послала своего шпиона. Он прибыл в Иерусалим сегодня.
— А! Ее светлость… Полагаю, корень неприятности именно в ней.
— Нет, мадам, — рявкнул Уичкот. — Корень неприятности в Сильвии. Как она посмела так со мной поступить? Как она посмела, мадам?
— А я предупреждала, что жениться на дочери деревенского поверенного без гроша за душой — не лучшая идея.
Уичкот встал и принялся беспокойно расхаживать по комнате.
— Она словно преследует меня, даже сейчас находит способы изводить. Знаете, сегодня мне показалось, что я ее видел. Она сидела в кондитерской на Петти-Кери. Конечно, это был кто-то другой…
— Что за ребяческие речи, Филипп! Не хотите присесть?
Он сверкнул глазами, но через мгновение вернулся на место.
— Вот, так-то лучше, — миссис Фиар улыбнулась ему. — Хорошо, если вам от этого легче, я согласна, Сильвия сама виновата.
— Я не совсем это имел в виду, я…
— Сильвия мертва, дорогой. Это главное. Теперь вы должны начать жизнь с чистого листа. Вы еще молоды. И как только разберетесь с пустячным делом мистера Фрэнка, должны забыть, что Сильвия вообще существовала.
9
Воздух в профессорской был густым от табачного дыма и испарений пунша. Голова Холдсворта болела, а глазницы словно посыпали мелким песком. Он попросил разрешения удалиться. Ричардсон немедленно вскочил с места и предложил проводить его.
— Спасибо, но я вряд ли заблужусь.
— Уверен, что не заблудитесь, но, может, сделаем круг или два по саду, прежде чем вы ляжете спать? На мой взгляд, капелька свежего воздуха и укрепляющая ходьба прочищают голову и способствуют сну.
Холдсворт принял приглашение. Ричардсон вывел его во двор, окруженный строениями с облицовкой из бледно мерцающего тесаного камня. По правую руку располагались высокие эркеры профессорской и зала. Ричардсон кивнул на ближайшее окно. Оно было не занавешено, и мужчины, которых они только что покинули, сидели за двумя столами, окутанные дымкой братства.
— Весьма общительные ребята, в общем и целом, — заметил Ричардсон. — Их невозможно осуждать за продолжительные возлияния. Но некоторые из них завтра утром проснутся с головной болью.
Он взял Джона под руку, и они пошли по сводчатой галерее перед часовней. В здании на другой стороне двора, напротив зала и профессорской, горели огни. Из окна на втором этаже донесся залп смеха и приглушенный стук, как будто множество кулаков колотило по столу.
— Мистер Аркдейл продолжает наслаждаться радостями общества, — вздохнул Ричардсон.
Кто-то запел, сперва неуверенно, но затем все точнее и громче. Присоединились и другие голоса. Звуки были не слишком мелодичными, но, несомненно, энергичными. Стук продолжался, отбивая ритм песни. Холдсворт и Ричардсон притаились в тени галереи. Стихи были короткими, и многие певцы, по-видимому, не знали слов песни. Однако все они подхватили припев с превеликим усердием:
Джерри Карбери вовсю веселится —Решил до зеленых чертей он напиться.Велите слуге, чтоб со шляпой пришел,Не то он извергнет свой ужин под стол!
— Некоторые из наших молодых людей относятся к директору с меньшим уважением, чем он того заслуживает, — прошептал Ричардсон. — Эта вульгарная песенка приобрела среди них прискорбную популярность. Весьма жестоко… у доктора Карбери слабый желудок, и однажды он был вынужден извергнуть его содержимое публично.
Чуть дальше по ряду домов отворилась дверь, и фонарь, висящий под аркой, на мгновение осветил мужчину в мантии. Взглянув в сторону поющих, он быстро направился к ширмам на западной стороне зала.
