Она смотрит на меня, на мой фонарик и показывает пальцем между деревьев.
— Что? У нас нет времени…
Она опять показывает в нужную сторону и идет туда.
— Эй! — кричу ей вслед. — Эй, стой!
Что ж, придется бежать за ней…
— Мы должны идти по карте! — Я ныряю под ветки цепляюсь за них рюкзаком. — Эй, подожди!
Я коекак плетусь дальше, Манчи бежит следом, а от фонарика почти никакой пользы — луч только выхватывает из темноты отдельные ветки, сучки и лужи. Мне приходится то и дело опускать голову и выдирать откуданибудь рюкзак, такшто смотреть вперед, чтобы не упустить из вида девчонку, почти некогда. Вдруг она встает возле упавшего дерева с вроде бы обугленным стволом.
— Ты чего? — повторяю я, наконец ее догнав. — Куда ты…
И тут я все вижу.
Дерево и впрямь обгорело, причем недавно — неопаленные щепки почти белые и совсем свежие. А рядом полно точно таких же обугленных стволов, по обеим сторонам здоровой свежевырытой канавы: ее как бутто прорыл упавший с неба огромный горящий предмет.
— Что случилось? — Я обвожу фонарем канаву. — Кто это сделал?
Девчонка смотрит налево, туда, где один конец канавы исчезает в черноте ночи. Я направляю туда фонарик, но свет слишком слабый. И всетаки меня не покидает ощущение, что там что-то есть.
Девчонка молча уходит во мрак, навстречу неизвестно чему.
— Ты куда? — спрашиваю я, не надеясь на ответ, и никакого ответа, ясно дело, не получая. Манчи пускается за девчонкой, как бутто хозяин теперь не я, а она, и они вместе скрываются в темноте. Я держусь на расстоянии. От девчонки все еще исходит тишина, и она все еще меня пугает, точно вот-вот проглотит целый мир и меня вместе с ним.
Я машу фонариком туда-сюда, стараясь осветить каждый дюйм болота. Кроки обычно так далеко не забираются, но мало ли, да к тому же тут водятся ядовитые красные змеи и кусачие водяные куницы, а при нашей везучести с нами почти непременно произойдет все плохое, что только может произойти.
Мы приближаемся к концу канавы, и в свете фонарика начинает что-то мерцать: явно не дерево, не куст и не животное.
Что-то железное. Что-то большое и железное.
— Что это?
Мы подходим ближе, и мне поначалу кажется, что это ядерный мопед: какой придурок мог заехать на мопеде в болото? Они и по проселочным дорогам с трудом ездят, а уж грязь и корни им точно не по зубам.
Только это не мопед.
— Погоди.
Девчонка останавливается.
Ну надо же, а! Остановилась!
— Ты меня понимаешь!
Нет ответа.
— Ладно, погоди минуту, — говорю я, потомушто у меня в голове рождается одна мысль. Мы еще не подошли к железной штуке вплотную, но я вожу лучом по железу и по вырытой канаве, потом снова по железу. И по обгоревшим деревьям вокруг. Мысль почти сложилась.
Девчонке надоедает ждать, и она идет прямиком к железной штуке. Я тоже. Мы огибаем обугленное бревно, которое до сих пор тлеет в некоторых местах, и вот перед нами огромное не-пойми-что, здоровее самого здорового мопеда, но мне все равно кажется, что эта штука — только часть чего-то большего. Она вся разбитая и обгоревшая, и хотя я понятия не имею, как она выглядела раньше, мне ясно: вапщемто это обломки.
Обломки корабля.
Воздушного корабля. Или даже космического.
— Он твой? — спрашиваю я, направляя луч на девчонку. Она как обычно молчит, но ее молчание похоже на согласие. — Твой корабль разбился?
Я обвожу лучом всю ее одежду: она немного чудная, но не сказать, что уж совсем непохожа на мою.
— Откуда ты?
Конечно, девчонка ничего не говорит: вместо этого она снова уходит в темноту. На сей раз я не иду следом, а продолжаю разглядывать корабль. Точно корабль, вы только посмотрите на него! Разбился почти всмятку, но вот это явно кусок обшивки, там — двигатель, а здесь, похоже, иллюминатор.
Первые переселенцы построили свои дома из кораблей, на которых прилетели. Потом, конечно, в Прентисстауне появились настоящие деревянные дома, но Бен говорит, что после приземления надо как можно скорей соорудить себе укрытие, а проще всего его соорудить из подручных материалов. Наши церковь и заправка до сих пор отчасти сколочены из обшивки тех кораблей, некоторые отсеки даже сохранились целиком. И хоть этой горе железа досталось не на шутку, если посмотреть на нее под правильным углом, можно увидеть старинный прентисстаунский дом. Дом, который упал с неба и сгорел.
— Тодд! — раздается из темноты лай Манчи. — Тодд!
Я бегом мчусь за ними, огибаю обломки и вижу перед собой часть корабля, которая сохранилась лучше остальных. Можно даже различить дверь, к которой ведет коротенькая лестница, и свет внутри.
— Тодд! — лает Манчи, и я направляю на него луч света. Он стоит рядом с девчонкой, которая неотрывно смотрит на что-то внизу. Я свечу туда фонариком и вижу две вытянутые груды одежды.
Только это не одежда, а трупы, так?
Я подхожу ближе. Один труп — мужчина, у которого почти все тело и одежда обуглились. На лице тоже ожоги, но все равно видно, что это мужчина. Во лбу зияет рана, которая убила бы его и без ожогов, но какая уж теперь разница, он все равно умер. Умер и лежит на болоте.
Я свечу фонариком дальше: рядом с ним женщина, верно?
Мне спирает грудь.
Первая настоящая женщина в моей жизни. Это как с девчонкой: я никогда не видел женщин живьем, но если бы на свете были женщины, они были бы вот такими.
И она, конечно, тоже мертвая, только с виду не разберешь отчего: ожогов и ран нет. Наверное, от удара ей перебило внутренности.
И всетаки это женщина. Самая настоящая.
Я направляю луч света на девчонку. Она не шарахается.
— Твои родители, да? — тихо спрашиваю я.
Хотя девчонка молчит, я почти уверен, что это ее родители.
Я смотрю на обломки, на канаву и все понимаю: девчонка прилетела сюда с мамой и папой. Корабль разбился, они умерли, она выжила. И неважно, откуда они прилетели, из Нового света или откуда подальше. Они умерли, она выжила и осталась совсем одна.
А потом ее нашел Аарон.
Когда удача не с тобой, она против тебя.
На земле видны следы волочения: похоже, девчонка сама вынесла трупы родителей из корабля и притащила сюда, желая похоронить. Но в болоте можно хоронить только спэков, потомушто после двухдюймового слоя грязи начинается сплошная вода.
Трупная вонь мешается с болотной, такшто по запаху не разберешь, сколько они тут пробыли.
Девчонка смотрит на меня теми же пустыми глазами: не плачет, не улыбается, ничего. Потом проходит мимо, возвращается по следам ко входу в корабль и скрывается внутри.
10
Огонь и пища
— Эй! — кричу я и иду за ней. — Нам нельзя долго тут…
Только я подхожу к двери, как девчонка выскакивает наружу, а я со страху отпрыгиваю назад. Она ждет, пока я уйду с дороги, спускается по лесенке и идет мимо, держа сумку в одной руке и пару пакетов в другой. Я оглядываюсь на дверь и встаю на цыпочки, пытаясь заглянуть внутрь. Там жуткий кавардак, всюду валяются вещи и осколки.
— Как ты умудрилась выжить? — спрашиваю я, оборачиваясь.
Но девчонка нашла себе занятие. Она отложила сумку и пакеты в сторону и ставит на более-менее сухой участок земли небольшую зеленую коробочку, поверх которой укладывает ветки.
Я изумленно гляжу на нее.
— Ты чего, у нас нет времени на…
Девчонка находит на боку коробки какую-то кнопку, нажимает, и — ВЖИХ! — в ту же секунду перед нами вспыхивает самый настоящий, большой и жаркий костер.
Я стою как дурак, разинув рот от удивления.
Хочу такую же коробку!
Девчонка смотрит на меня и потирает руки. Только тут до меня доходит, что я промок насквозь, замерз и дрожу всем телом, и что костер для меня настоящий подарок судьбы.
Я оглядываюсь на болото — можно подумать, я бы что-то разглядел в этой черноте. Ничего я там не вижу, конечно, однако звуков тоже нет. Пока что рядом никого. Пока.
Опять смотрю на костер.
— Ну хорошо, только на минутку.
Я подхожу к огню и, не снимая рюкзака, начинаю греть руки. Девчонка разрывает один пакет и кидает мне. Я недоуменно смотрю на него, но тут она залезает внутрь пальцами, достает что-то съедобное — сухофрукт или вроде того — и начинает жевать.
Она меня кормит. И греет.
Глаза у нее по-прежнему пустые, на лице никакого выражения: просто стоит у огня и жует. Я тоже начинаю есть. Сухофрукты похожи на маленькие сморщенные точки, но они сладкие и жуются, такшто я за полминуты уминаю целую пачку. И только потом замечаю, что Манчи тоже хочет есть.
— Тодд? — говорит он, облизываясь.
— Ой, прости!
Девчонка смотрит на меня, на Манчи, потом достает из своей пачки горсточку фруктов и протягивает моему псу. Когда он подходит, она невольно отшатывается и роняет еду на землю. Манчи все равно: он тут же все уминает.
