Зарослей, в которых живут кроки.
Я вынимаю нож и крепко стискиваю рукоять.
— Что так, Тодд? — без конца лает Манчи (это у него заместо «Что происходит?»).
— Не знаю, Манчи. Заткнись и не мешай мне думать.
Рюкзак на бегу бьет меня по спине, но мы не сбавляем шага: продираемся через высокую траву и перепрыгиваем через упавшие деревья.
Я вернусь. Да, я непременно вернусь. Мне сказали, на болоте я сам пойму, что делать: вот я и разобрался. Сперва убью спэка, если смогу, а потом вернусь на ферму и помогу Бену с Киллианом, и мы вместе сбежим в то место, о котором говорил Бен.
Да, так и поступлю.
— Обещал, Тодд, — говорит Манчи. У него испуганный голос: заросли все ближе и ближе.
— Заткнись. Я пообещал, что не буду останавливаться, но для этого мне сперва надо вернуться.
— Тодд? Тодд? — повторяет Манчи. А мне все равно.
На ферме нас теперь не слышно. Прежде чем превратиться в болото, река немного изгибается на восток, уводя нас еще дальше от города, и уже через минуту мы не слышим ничего, кроме собственного Шума и рева реки, который скрывает Шум охотящихся кроков. Бен называет это «эвалюцыей», но почему-то не велит думать о ней рядом с Аароном.
Я тяжело дышу и Манчи тоже задыхается, как бутто вот-вот отдаст концы. Сонце потихоньку начинает садиться, но вокруг все еще светло, как днем: на таком свету не спрячешься. Местность вокруг становится ровнее, и мы подходим ближе к реке, которая уже начала превращаться в болото. Ноги вязнут, идти очень тяжело. Да и зарослей вокруг намного больше. Ничего не поделаешь.
— Слушай кроков, — говорю я Манчи. — Слушай внимательно.
Вода здесь не так грохочет, и если немного сбавить свой Шум и хорошенько прислушаться, можно услышать этих тварей. Земля становится еще мокрей. Мы месим грязь и едва тащимся. Я сжимаю нож крепче и держу его перед собой.
— Тодд? — говорит Манчи.
— Ты их слышишь? — шепотом спрашиваю я, стараясь, смотреть под ноги, приглядывать за зарослями у воды и за Манчи одновременно.
— Кроки, Тодд, — говорит он как можно тише.
Я останавливаюсь и прислушиваюсь.
Да, они там, их много, я слышу их мысли. Мясо, думают они.
Мясо, и пир, и зубы.
— Вот черт! — говорю я.
— Кроки! — повторяет Манчи.
— Идем.
Мы продолжаем путь, хотя земля вовсю хлюпает, и ноги теперь проваливаются в грязь при каждом шаге, а из ямок выступает вода, и пройти дальше можно только через заросли. Я начинаю размахивать ножом из стороны в сторону, пытаясь резануть по каждому кусту на пути.
Я смотрю вперед и вижу, куда надо идти: вперед и направо. Мы прошли мимо города, здесь от школы начинаются дикие поля, переходящие в болото. Если перебраться через эту топь, мы будем в безопасности: на одной из тропинок, что ведут в глубь болота.
Неужели я был там только севодня утром?
— Поторопись, Манчи, — говорю я. — Мы почти дошли.
Мясо, и пир, и зубы… И клянусь, Шум приближается.
— Живо!
Мясо.
— Тодд?
Я прорезаю кусты, вытаскиваю ногу из грязи и… Мясо, и пир, и зубы.
А потом: Ну-ка, песик…
Все, нам конец.
— Беги! — ору я.
И мы бежим, Манчи испуганно скулит и припускает вперед меня. Я вижу как прямо под его ногами из кустов вырастает крок. Он прыгает на Манчи, а тот со страху прыгает еще выше, выше, чем может, и зубы крока щелкают в пустом воздухе, а сам он с плеском падает в грязь рядом со мной, взбешенный и растерянный. В его Шуме раздается Ну-ка, мальчик и он прыгает на меня и я даже не думаю, а просто поворачиваюсь и тычу рукой в воздух и крок падает на меня, пасть у него открыта когти выпущены и я сейчас умру, но я выбираюсь из грязи на сухой клочок земли, а он на задних лапах бросается за мной и только через минуту я понимаю что никуда он не бросается, что крок умер, что мой новый нож торчит у него из головы и тварь дергается лишь потомушто я трясу ножом. Я вытаскиваю нож, и крок падает на землю, и я тоже падаю — от радости, что не умер.
И только когда я начинаю хватать ртом воздух, чувствуя стук крови в голове, а Манчи лает, лает и лает, и мы оба смеемся от облегчения, только тогда я понимаю, что мы слишком шумели и коечего не услышали.
— Куда это собрался, малыш Тодд?
Аарон. Стоит прямо надо мной.
Не успеваю я и рта раскрыть, как он бьет меня кулаком в лицо.
Я падаю обратно на землю, рюкзак впивается в спину, и я становлюсь похож на перевернутую черепаху. Я не успеваю даже шевельнуться: Аарон уже хватает меня за воротник и кожу под ним и рывком ставит на ноги. Я ору от боли.
Манчи злобно тявкает: «Аарон!» и кидается ему на ноги, но тот, даже не глядя, пинком отшвыривает его с дороги.
Он держит меня и заставляет смотреть себе в лицо. Я могу открыть только один глаз.
— О святые Небеса, что ты делаешь на болоте, Тодд Хьюитт? — Изо рта у него несет мясом, а в Шуме безумная мешанина, какую и врагу не пожелаешь услышать. — Ты должен быть на ферме, мальчик.
Свободной рукой он бьет меня в живот. Я пытаюсь скрючиться от боли, но Аарон все еще держит меня за воротник и кожу под ним.
— Немедленно возвращайся домой. Тебя ждут.
Я хватаю ртом воздух, но вдруг замечаю, каким тоном он это произносит, приглядываюсь к его Шуму и по некоторым картинкам узнаю всю правду.
— Это ты их подослал! — кричу я. — Моего Шума они не слышали! Это был ты!
— Из умных мальчиков выходят никчемные мужчины, — говорит Аарон, выкручивая руку.
Я воплю от боли.
— Они услышали тишину не в моем Шуме, а в твоем и ты подослал их ко мне, чтобы не забрали тебя!
— Брось, Тодд, — отвечает Аарон. — Они услышали ее в твоем Шуме, а я только им помог. Помог узнать, кто чуть не накликал беду на наш город. — Он скрипит зубами и улыбается, как сумасшедший. — И кого надо наградить за усилия.
— Ты спятил, — говорю я, и… боже, это чистая правда, боже, как бы я хотел ошибаться!
Он перестает улыбаться и стискивает зубы.
— Оно мое, Тодд. Мое.
Понятия не имею, о чем он, но думать об этом стараюсь, как можно громче, потомушто в какой-то миг понимаю: мы с Аароном забыли об одной важной вещи.
Я ведь так и не выпустил из рук нож.
Тут все происходит очень быстро.
Аарон слышит про нож в моем Шуме, осознает свою ошибку и замахивается кулаком для нового удара.
Я замахиваюсь ножом, гадая, не тонка ли у меня кишка.
Из кустов что-то выпрыгивает, Манчи лает: «Крок!»
А в следующую секунду мы все слышим Ну-ка, человек.
Не успевает Аарон обернуться, как крок уже на нем: впивается зубами в плечо, обхватывает когтистыми лапами и тащит в заросли. Аарон отпускает меня, и я снова падаю на землю, хватаясь за ушибленную грудь. Аарон бьется в грязи с кроком, со всех сторон к ним медленно приближаются еще несколько кустов-плавников.
— Бежим! — лает Манчи, срываясь на визг.
— Это ты славно придумал! — говорю я и с трудом поднимаюсь на ноги. От тяжести рюкзака меня немного шатает, а ушибленный глаз открывается с трудом, но мы не останавливаемся: бежим и бежим.
Вылетаем с прибрежных топей и вдоль дикого поля мчимся туда, где берет начало болотная тропинка. Когда мы добираемся до упавшего дерева, через которое я всегда переношу Манчи, он запросто перелетает его сам, даже не останавливаясь, а я прыгаю следом, и мы несемся к спэкским постройкам, точьвточь как севодня утром.
Нож все еще у меня в руке, в висках оглушительно бьется Шум, а я так зол и напуган и не в себе, что ни капельки не сомневаюсь: если я найду спэка, прячущегося в своей гнусной тишине, я зарежу его насмерть насмерть насмерть за все что случилось со мной севодня.
— Где? — спрашиваю я Манчи. — Где тишина?
Манчи нюхает воздух как сумасшедший, носится от здания к зданию, а я изо всех сил пытаюсь утихомирить свой Шум, но это попросту невозможно.
— Живей! — говорю я. — А то убежит…
Не успеваю я это сказать, как сам ее нахожу — дыру в Шуме, огромную и страшную, немного в стороне от нас, за постройкой, за теми кустами…
Уж теперь-то ей не уйти.
— Тихо! — лает Манчи и бросается мимо зданий прямо в заросли.
Тишина тоже двигается, а мне опять спирает грудь, жуткие мрачные картины встают перед глазами, но я не останавливаюсь, я бегу за своим псом задерживаю дыхание сглатываю тяжесть в груди стираю слезы хватаю нож. Манчи лает и я слышу тишину она за этим деревом прямо за этим деревом я с воплями бросаюсь туда прямо на тишину мои зубы оскалены я кричу и Манчи лает и…
Я останавливаюсь.
Как вкопанный.
Но нет, нож не убираю, не дождетесь.
Вот оно: смотрит на нас, тяжело дышит, скрючилось у корней дерева и шарахается от Манчи, в глазах неописуемый страх, руки вскинуты в жалкой попытке отпугнуть моего пса.
