им змею.
Путь в горах был нелёгким, особенно для того, кто отвык ходить пешком даже по ровной земле. И всё же Сяо Лю шёл не останавливаясь. Каждый раз, когда сквозь тонкую мягкую подошву в его ноги впивались острые камни, он вспоминал о награде, которая ждёт его в Пекине, и камни будто становились мягче.
Наконец он дошёл до поросшей лесом долины за третьей горой и громко засвистел. Тотчас же зашевелился густой кустарник, и Шань-е легла у ног Сяо Лю.
— Шань-е, я выкормил тебя, теперь ты должна помочь мне. Я очень хочу стать зятем первого министра. И я стану им, если ты позволишь вырвать свой правый глаз.
Змея подняла голову и подставила ему правый глаз.
Обратный путь показался Сяо Лю совсем лёгким; ведь в нефритовой шкатулке, которую он бережно нёс в рукаве халата, лежал глаз живой змеи.
Старый лекарь взял из рук Сяо Лю нефритовую шкатулку и сказал:
— Люди боятся змей. Их яд убивает. Но есть у змеи чудесные свойства, о которых знают немногие. Правый её глаз исцеляет от тяжелых болезней, левый — делает человека тем, кем он хочет стать.
Лекарь приготовил лекарство, дал выпить дочери первого министра, и она сейчас же выздоровела.
Вскоре была отпразднована пышная свадьба.
Так исполнилось ещё одно желание Сяо Лю.
В течение трёх лет он чувствовал себя счастливым. А через три года умер его тесть — первый министр, и император закрылся в своих покоях, чтобы в одиночестве решить, кого из приближённых назначить на его место. Тогда в сердце Сяо Лю запало новое желание и начало точить его, как жучок-древоточец. Ему хотелось стать первым министром. Тут он вспомнил слова старого врачевателя — левый глаз живой змеи делает человека тем, кем он хочет стать.
Не медля ни часа, Сяо Лю отправился в горы и выпросил у Шань-е её второй глаз.
Старый лекарь говорил правду. В ту минуту, когда Сяо Лю выпил чудесный напиток, император принял решение и назначил Сяо Лю первым министром.
Сяо Лю стал самым важным человеком в Поднебесной, если, конечно, не считать императора. Ни одно дело в государстве, ни большое, ни маленькое, не решалось без первого министра.
Прошло ещё три года. И вот однажды в Поднебесную прибыли послы из дальних стран. Один из послов рассказал императору, что в их государстве существует такое поверье, — кто съест сердце живой змеи, тот проживёт ровно сто лет. А надо сказать, что Сын Неба уже прожил на свете столько лет, что если бы он был не императором, а простым человеком, его бы называли стариком.
Император призвал своих министров и велел им достать сердце живой змеи. Тому, кто исполнит его волю, он обещал после своей смерти оставить половину царства. Дать такое обещание императору ничего не стоило — он ведь собирался жить до ста лет и времени впереди было еще много.
Если жучок-древоточец поселился в дереве, изгнать его невозможно. Он неустанно точит всё новые ходы, добираясь до сердцевины ствола. Так вот и желание власти всё глубже проникало в сердце Сяо Лю. Он подумал: «Я молод и здоров. Если даже Сын Неба действительно доживёт до ста лет, я еще успею, кроме своей половины, завоевать и вторую половину царства и надеть жёлтый императорский халат с шитыми золотом драконами».
В тот же день Сяо Лю снова пустился в путь. Пройдя по Западной дороге и перевалив через горы, он очутился в знакомой долине.
Ему пришлось трижды громко просвистеть, прежде чем на его зов медленно приползла слепая змея.
— Шань-е, — сказал Сяо Лю, — мне нужно твоё живое сердце, чтобы стать повелителем Поднебесной.
Шань-е чуть-чуть приоткрыла рот, и Сяо Лю показалось, что слепая змея беззвучно засмеялась. Ему стало страшно, и он отступил назад. Но Шань-е широко разинула огромную пасть, будто для того, чтобы Сяо Лю мог вырвать её живое сердце.
Не раздумывая больше, Сяо Лю полез в глотку змеи. И вдруг Шань-е крепко сомкнула челюсти.
С тех пор никто никогда не слышал больше о первом министре. Но в народе и до сегодняшнего дня ходит поговорка. Её говорят человеку, готовому погубить других, чтобы возвыситься самому: «Смотри, как бы змея, съевшая первого министра с его ненасытным сердцем, не проглотила и тебя!»
Юй-гун раздвигает горы
В одном селении жили два старика.
Одного звали Чжи-соу — «мудрый старец». У него была маленькая фанза на берегу реки. Чжи-соу не сеял и не собирал урожая, а все свои часы проводил в размышлениях. Никто не знал, о чём он размышляет, но всем казалось, что мысли его полны мудрости. Поэтому крестьяне, которые так много работали, что им некогда было думать, питали глубочайшее почтение к Чжи-соу. И как знак этого почтения каждое утро старец находил у порога своей фанзы чашку с рисом и круглую лепёшку.
Второй старик звался Юй-гун. Конечно, такое имя он получил не от своих родителей, потому что какие же отец и мать назовут ребёнка «вздорный старик», а Юй-гун как раз и значит — «вздорный старик». Люди забыли, кто первый прозвал его так, но прозвище пристало к нему, как смола к руке, когда рубят сосну. Может быть, Юй-гун получил это прозвище из-за того, что ему до всего было дело. Ему надо было знать, не обидел ли старший брат из семьи Ян младшего брата, когда делили отцовское наследство, вовремя ли соседка-вдова удобрила своё поле, почему захромала корова у старухи с другого конца деревни. Даже если он видел, что кто-нибудь криво вбивал гвоздь в доску, он непременно останавливался, чтобы показать, как держать молоток.
Юй-гун вмешивался в чужие дела вовсе не потому, что у него не было своих дел. Он и минуты не сидел без работы. Просто он не мог видеть, когда что-нибудь делалось не так, как нужно.
И до того дошло, что Юй-гун решил… Но это такая замечательная история, которую надо рассказать по порядку.
Селение, где жили оба старика, стояло у подножья двух высоких гор — Тайханшань и Ванушань. А по другую сторону этих гор раскинулся город. Тайханшань и Ванушань были так высоки и так тесно прижались друг к другу, что пройти прямиком через горный перевал могли только дикие козы. Людям же, чтобы попасть из деревни в город, надо было обогнуть или Тайханшань или Ванушань, а для этого требовалось прошагать не больше
