Черт.
Никогда не выносил женских слез. На стенку лезть хочется, потому что, в основном, причина их — я. По отношению к бывшей жене я был несправедлив. Последний год нашей семейной жизни так точно. Юля постоянно плакала, а я вместо того, чтобы мирно все загасить, подливал масла в огонь.
— Ну всё, иди сюда, — поворачиваюсь на голос… Чтобы через секунду увидеть звезды.
— Ай! Женщина, да ты меня без зрения решила оставить?!
Вместо искр из глаза уже катятся слезы. Пытаюсь проморгаться, но толку-то, если тут и так темно, как в заднице.
В следующую секунду прохладные ладони касаются лица, на этот раз без вреда для моих органов чувств.
— Б-боже, Мир, прости меня, п-пожалуйста, — всё еще заикаясь от недавней истерики, умоляет Юля. — Я-я… просто хотела… Не думала, что п-попаду…
И безошибочно ослепила меня, солнце мое. Как у тебя это выходит, ума не приложу? С виду такая маленькая, безобидная куколка.
Сгребаю жену в охапку. Не встретив сопротивления, тут же наглею и утыкаюсь ей в волосы, втягиваю в себя сладковатый запах. Интересно, она всегда так чудесно пахла… весной, теплом и чем-то таким родным?
— Всё нормально. Жить буду. Ты только, пожалуйста, не плачь, — прошу тихо. Признание жжет язык, и я предпринимаю очередную попытку: — Давай поговорим?
— Боже, о чем? Я не знаю, зачем ты приехал, Мир, но прошу тебя, давай не будем поднимать эту муть снова? Я тебя давно отпустила. Не хочу вспоминать… Не хочу. Хоть ты меня сегодня пожалей, а? — Юля говорит это, уткнувшись мне лицом в рубашку. Глухо, обреченно. И каждое слово режет наживую.
Честно, я сам не в восторге от себя прошлого. Но мне начало казаться, что я изменился.
«Что, готов идти дальше, да, герой? Готов начать все с чистого листа? А если ей это не надо?» — даю себе ментальных оплеух, потому что и сам ничего не знаю.
Черт возьми, не знаю я, как дальше быть!
Сжимаю руки чуть сильнее, впитываю ее тепло. Такая хрупкая… Надави я чуть сильнее, и сломаю. Если уже это не сделал.
Подонок ты, все-таки, Соболев.
Во рту разливается горечь, и я вместо того, чтобы крутить эту шарманку снова и снова, говорю о совершенно ином:
— Я и не должен быть здесь. Хмм… Не совсем верно выразился. Я прекрасно справлялся со своими задачами в Москве и оставался бы там и дальше, если бы не планы руководства о слиянии… Изначально вашу эту конторку… — За это тут же получаю щипок. — Эй, давай без увечий. Ладно, вашу компанию — так устроит? — решено было отправить в утиль. Больше семидесяти процентов работников под сокращение, базы и все наработки мы бы забрали себе, оставив от Армады одно только название.
— А ты, значит, как Робин Гуд, бросился спасать обездоленных и униженных?
— Язва. — Невесомо касаюсь губами макушки, пряча улыбку. — А я просто умею считать и прекрасно понимаю, что компания с такой репутацией и персоналом способна на большее, чем быть разменной монетой в игре директоров.
— Откуда такие познания, Соболев? Неужто ты успел свести дружбу с Советом?
— Регина подсказала.
— Эта Силиконовая долина что-то понимает не только в маникюре?
На замечание у меня вырывается смешок. Встряхиваю ойкнувшую Юльку.
— Полегче, Юлия Александровна. Регина очень ценный кадр, — выделяю слово «очень». — Ее родной дед в Совете со времен мамонтов. Спицин, ты должно быть знаешь, о ком я говорю.
9.3
Кивок головой подтверждает мои слова, и я продолжаю:
— Регине была очень нужна красивая запись в трудовой, а мне помощница, которая не будет мешаться под ногами и лезть ко мне в трусы.
— По ней и не скажешь, что она об этом не мечтает, — сердито замечает, а я отчего-то лыблюсь как дурак от этой короткой вспышки ревности.
— Не суди книгу по обложке. Регина неплохая девочка. И, думаю, ее интересуют дяденьки постарше.
Мы замолкаем, так и не расцепив объятий. Чуть покачиваю Юлю, стараясь скрыть от жены то, что кое-кто даже слишком рад ее близости. Боюсь, она не поймет меня правильно, если я потрусь об ее бедро стояком.
— Значит, ты приехал сюда не ради меня?
Не ожидал этого вопроса. Но я когда-то дал себе зарок не врать и сейчас говорю со всей доступной прямотой:
— Честно, не знаю.
После моих слов Юля отстраняется, а я не смею ее держать.
Наступает тишина.
Она неудобная, потому что я, и правда, не знаю, как правильно ответить на такой вопрос. Не с новыми вводными.
Да, я думал о тебе, когда решил вернуться в родной город.
Да, я прокручивал в голове, что скажу тебе в оправдание ошибок прошлого.
Да, ты мне снишься. И если бы это были просто бытовые ситуации. В моих снах, пропахших сексом, желанием, на сбившихся простынях мы сношаемся, как кролики. Почти каждую ночь я трахаю тебя, как в последний раз. А на утро просыпаюсь один с осознанием, что это только мои фантазии.
И нет, я ни за что не полезу в твою жизнь, зная, как отчаянно ты пытаешься построить что-то новое на руинах прошлого.
— Юль, я…
— Знаешь, Мир…
Начинаем одновременно, но замолкаем, когда загорается свет, ослепив в очередной раз. Лифт приходит в движение. Момент откровений упущен… Наш тет-а-тет подошел к концу.
На парковке почти никого. Провожаю бывшую жену к такси, но в последний момент останавливаю ее у своей машины:
— Подожди здесь, пожалуйста. Я отвезу тебя домой. — Вижу по ее вспыхнувшим глазам, что собирается возразить. — Юль, не спорь. На улице ночь, мужик промариновался почти час, ожидая тебя. Чудо, что не уехал с вещами. Мне будет спокойней, если я сам тебя провожу.
Расплачиваюсь с такси и, прихватив сумочку жены, спешу доставить свою Снежную королеву обратно в ее ледяной дворец.
Всю дорогу до дома Юля сидит с закрытыми глазами. Можно было бы подумать, что она спит, но иногда ее губы трогает еле заметная улыбка. А утром чуть не плакала…
Царапает на подкорке ее фраза, брошенная тогда у «обезноженной» тачки. Ей нужна помощь? Какое еще нахрен охранное агентство? От кого и что она собралась охранять?
Впрочем, Соболев, это не твое собачье дело.
Отключи уже ревнивого самца и вези принцессу домой.
Стискиваю зубы.
Калит просто, что Юля, по сути, таскается одна ночами, когда ее ебарь где-то прохлаждается.
Но сейчас она здесь, со мной, и нам обоим уютно в одном пространстве на двоих. Мы не спорим, не цепляемся друг к другу. Засбоивший, как нельзя кстати, лифт будто сдвинул наши отношения с мертвой точки вечно грызущихся бывших.
«Быть может, это начало хорошей дружбы?» — мысленно ободряю себя и тут же кидаю взгляд на жену. Ну как с такой можно просто дружить?
У ее дома стоит на всех четырех новых колесах Опель. Парни красавчики. Тянусь к бардачку, случайно задев Юлино колено.
— Прости. Держи ключи, — протягиваю брелок пунцовой от смущения жене. Юля берет их аккуратно, едва касаясь моей ладони.
— Спасибо тебе, Мир! Ты меня так сильно сегодня выручил! Правда. И прости меня за истерику, — в порыве благодарности она тянется ко мне и звонко чмокает в щеку. Кровь тут же вскипает, а дыхание учащается.
Мягко перехватываю ее ладонь и целую тыльную сторону.
— Всегда пожалуйста. Обращайся, если что. Но впредь постарайся не целовать меня с такой страстью. У меня ведь тоже есть границы дозволенного. — По мере того, как я говорю, ее глаза расширяются, а щеки алеют. — Иначе, боюсь, нам предстоит очень серьезный разговор с твоим этим Борисом.
— Откуда ты знаешь? — в ее глазах плещется непонимание.
— Птичка на хвосте принесла.
Выбравшись в теплую ночь, Юля с улыбкой качает головой.
— До завтра, Мир. — Почему в этом прощании я слышу больше, чем просто дань вежливости?
— Я подожду, когда ты зайдешь в подъезд. — Смотрю на свою жену, жалея, что не меня она будет встречать на пороге дома. Красивая, даже с потеками туши и поджатой по-птичьи ногой в изувеченной туфле.
Юля успевает сделать один неловкий шаг, как я наклоняюсь к пассажирскому окну:
