— Я понял, что вы хотите сказать, — произнес адвокат. — Признаться, я тоже не очень верил в эту Маринину затею… — Он немного помолчал, а потом вдруг спросил: — А как часто Евгения Александровна бывает в этом ресторане? Ну, я хочу сказать, не могла ли она, именно выходя, заглянуть на кухню и…
— Ну, в этом я и вовсе сомневаюсь, — отвергла я версию адвоката. — Впрочем, можно, наверное, проверить. У моего коллеги в этом ресторане знакомые официанты, и думаю, что он сможет в этом помочь.
— Это хорошо, — произнес Степан. — Жаль только, что так трудно найти способ снять с Марины обвинение, улик слишком много.
— А вам-то не кажется, — поинтересовалась я, — что именно то обстоятельство, что улик более чем достаточно, больше всего и говорит в пользу Марины и подтверждает, что она не имеет к убийству никакого отношения?
— Мне — говорит, — уныло согласился Степан Антонов. — Я тоже считаю, что если бы Марина была в этом замешана, то она ни за что не оставила бы пустой пузырек от яда у себя в квартире. И потом, она прекрасно знала о том, что у Игоря здоровое сердце, а значит, понимала, что диагноз его смерти — сердечный приступ — обязательно возбудит подозрение.
— Да, я тоже так считаю, — сказала я.
— Но, увы, — проговорил адвокат, — это мы с вами так считаем, а следствие полагает: раз у нее в доме найдена улика и у нее мог быть мотив, а об этом позаботилась дорогая Евгения Александровна, написавшая заявление о возбуждении уголовного дела против Марины, в котором ясно указала на наличие мотива — как вы понимаете, я говорю о завещании, — то доказать невиновность Марины будет очень трудно. Единственный способ — найти настоящего виновника, но это, мне кажется, не менее трудно.
— Какой-то замкнутый круг, — пробормотала я.
— Да, что-то вроде этого. Так что моя задача состоит не в том, чтобы оправдать Марину, на это нет никаких шансов, а в том, чтобы постараться выхлопотать минимальный срок. — Степан вздохнул.
— А что насчет звонка? — спросила я.
— Какого?
— Ну, того, по которому милиция приехала за изъятием вещдока?
— Ничего, — снова вздохнул Антонов. — Кто-то позвонил, сказал, что в совершении отравления виновата такая-то и такая, что у нее в мусорном ведре на кухне лежит пузырек из-под яда. А в это время в морге бились над причиной, по которой Игорь умер. Милиционеры поехали проверить и нашли то, что нужно.
— Значит, кто звонил, неизвестно…
— Нет, совсем!
— А Марина… Она не теряла ключи от квартиры в последнее время, или, может, они пропадали у Игоря? — спросила я.
— Нет, насколько известно самой Марине, такого не случалось, — ответил Степан Антонов.
— Я все думаю, каким путем пузырек попал к ней в мусорное ведро… — В этот момент я ощутила, что мои печенья начинают пахнуть как-то странно. — Минутку! — крикнула я в трубку и помчалась на кухню.
И успела в самый последний момент — еще немного, и, боюсь, моему мужу пришлось бы есть сухарики, а не печенья. Я вытащила противень и поставила на плиту, предварительно убрав остывший. На кухне странно пахло газом: это мой суп-харчо, не выдержав изрядного томления под крышкой, вырвался на свободу и затушил огонь конфорки. Я выключила газ, открыла пошире окно, подхватила с противня несколько особо пострадавших печений и, выкидывая их в мусорное ведро, поняла… Да уж, ассоциативный ряд у меня довольно, я бы сказала, своеобычный. Я оглядела еще раз кухню, вздохнула и вернулась к телефону.
— Степан Антонов? — спросила я в телефонную трубку.
— Да, я здесь, — откликнулся он.
— Извините, у меня чуть печенье не пригорело, но, кажется, я знаю, как именно попал пузырек в Маринино ведро. Она была права, это служащий из Газэнерго.
— Да, она что-то говорила об этом, — подхватил он. — Но вы ведь сами сказали, что он был у всех жильцов…
— Да, это так, — подтвердила я. — Но именно так он и должен был сделать, если действительно хотел, чтобы его приняли за служащего Газэнерго. Мне следовало это понять раньше, впрочем, завтра я постараюсь это выяснить.
— Хорошо бы, — произнес адвокат.
— Что-нибудь еще? — поинтересовалась я. — Ну, у вас-то какие-нибудь соображения на этот счет имеются?
— Ну, как сказать, я довольно хорошо знал Игоря, поэтому даже представить не могу, кому могло такое прийти в голову и кто его мог отравить, — он снова вздохнул.
— Однако вы полагаете, что кто бы ни был этот человек, это не Марина.
— Нет, на Марину я вообще не мог бы подумать, я знаю, как они друг к другу относились.
— Но ведь остальные друзья Игоря, насколько мне известно, придерживаются другого мнения?
— Не знаю, вон и Евгения Александровна тоже другого мнения придерживается, на мой взгляд, тут речь просто о том, кто и как относился к Марине при жизни Игоря. Многие из его приятелей, из наших общих приятелей, так, наверное, было бы сказать точнее, мне кажется, завидовали Игорю: рядом с ним такая красивая женщина. Тем более что Марина всегда вела себя так, что для нее никого, кроме Игоря, не существовало, и это было заметно невооруженным глазом. Возможно, кое-кому из наших общих знакомых самому хотелось бы иметь рядом такую женщину и они были бы не прочь, как это… отбить ее, скажем так, но Марина с самого начала вела себя так, что никаких попыток на эту тему и быть не могло. Я ее за это очень уважаю, она никогда не позволяла кокетничать с кем-то из нас и так вела себя с Игорьком, что всем вокруг было понятно: он для нее номер один, и никого, кроме него, просто нет. А сейчас… Думаю, это, конечно, мое частное мнение, что кое-кто из бывших друзей отвернулся от Марины именно потому, что она в свое время их не замечала и не собирается замечать теперь. Это такая мелкая месть, но думаю, что пройдет немного времени, и они одумаются.
— А вы? — спросила я.
— Что я? Мне Марина всегда нравилась, если вы хотите знать, разве она может не нравиться человеку, который хорошо видит? Но у меня есть жена и ребенок, и потом, Марина для меня — это в первую очередь подруга друга. Я ее очень уважаю, она всегда вела себя так, что Игорю не за что было стыдиться. Она — отличный парень, если можно так выразиться. Для нее превыше всего долг, наверное, в этом мы с ней немного похожи… Но я что-то разоткровенничался, извините.
— Нет-нет, ничего страшного, — запротестовала я. — Все, что вы сказали, — это очень важно. Я понимаю, что Марина не зря доверяет вам, и надеюсь, что если она доверяет нам обоим, то мы сможем как-то вытащить ее из этой передряги.
— Да, я тоже надеюсь, — произнес Степан Антонов.
— Оставьте мне свой номер телефона, — попросила я. — Я перезвоню вам завтра, после того как попробую выяснить насчет того самого сотрудника, который приходил к нам в дом с проверкой. Я, конечно, разговаривала с соседями, и знаете, что интересно? Как я поняла, внешность у парня была самая заурядная, такая, что его толком никто и не запомнил.
— Что ж, будет хорошо, если вы что-то сможете узнать, тогда мы попробуем подключить к этому следователя. Пока он, увы, не на нашей стороне. То есть я хочу сказать, он стопроцентно уверен, что убийца Марина. Может, это тоже его маленькая месть чужой, небедной и очень красивой женщине. Такое, как я понимаю, не редкость.
Мы немного помолчали. Я вспомнила народное выражение, уж не знаю, насколько к месту, о том, что не родись красивой, а родись счастливой, и вздохнула.
— Да, кстати, номер телефона, — напомнила я.
Степан Антонов продиктовал мне номера своего рабочего, домашнего и сотового телефонов, я их записала.
— Так вы говорите, что, возможно, завтра она будет выпущена под залог? — спросила я.
— Да, завтра после обеда или в крайнем случае послезавтра, — подтвердил он.
— А что насчет завещания? — спросила я. — Что-нибудь известно?
— Оно будет вскрыто только через неделю, — сообщил адвокат.
Мы снова немного помолчали. Тут я услышала звук поворачивающегося в замочной скважине ключа и пробормотала:
— Степан, вы меня извините, но мне сейчас некогда, давайте созвонимся завтра.
— Хорошо, — только и успел вымолвить Антонов, как я уже положила трубку и поскакала опять на кухню.
Следовало накрыть на стол, чтобы план мой вполне удался. Я задвинула дверь на задвижку и принялась хлопотать по кухне, пока Володька переодевался. Он деликатно постучал в дверь и спросил:
— Ира, ты что там закрылась?
— У меня сюрприз, — ответила я, накрывая на стол. — Ты иди пока мой руки, минут через пять все будет готово.
— Сюрприз? — переспросил муж. — Надеюсь, приятный? — и пошел в ванную.
Когда он вернулся к кухонной двери, переодетый и умытый, у меня уже все было готово. Я открыла перед ним дверь, внимательно наблюдая за довольно забавным удивленным и радостным одновременно выражением его лица.
— Вот это сюрприз, — произнес муж, подходя ближе к столу. — Баклажаны? Суп-харчо и мои любимые печенья? Ира, что все это значит? — Он посмотрел на меня довольно проницательно. — Ты что, что-то хочешь попросить или в чем-то признаться?
