А его старшие: мама родная и престарелая бабушка, думали: «В чем дело? Что происходит?… Кто этот человек: грубый, жестокий, напористый, необузданный, дикий?… И это наш жених дорогой?… Как же это мы его проглядели… Свою кровь, свою плоть?… Может, еще не поздно повлиять на него своим снисхождением, мягкими, полными понимания словами?…»
– Мы будем жить просто так, а когда у нас появится маленький… вот тогда мы вам настоящую свадьбу устроим! Такую свадьбу, что вы закачаетесь! Созову своих приятелей со всего белого света, кое-кто еще плавает… Вот, например, в Рэдэнах, по соседству с Унгенами, живет Лаптеакру, он видел своими глазами, как в американских прериях укрощают диких мустангов. Он вам об этом расскажет на свадьбе!..
«Отчего это нынешняя молодежь делает из своей жизни норовистую лошадь и все непременно пытается с хвоста вскочить на нее?… Нравится вверх ногами лететь через голову?… Действительно, дикие забавы американских прерий, езда на мустангах!.. И ломают себе люди по-глупому ребра и поясницу. Безудержно хохочут и плачут на хребте у животного… ни в чем не повинного, бедного!.. А посмотри-ка на всю эту петрушку глазами невинного существа, хотя бы того же мустанга: куда ему, бедному, деться, все меньше остается на нашей планете и прерий и джунглей?…»
– А в Кишиневе живет Гарик Хлябинский, бывший моряк торгового флота. Он, бывало, как попадет в Испанию, сейчас же идет на корриду, и эти бои быков изучил не хуже испанцев! За это одна прогрессивная миллионерша напечатала его фамилию на афише, среди известных матадоров Испании! Любитель же он! Так вот, Гарик Хлябинский тоже обещал приехать на свадьбу и устроить здесь, на площади возле сельмага или уж, на худой конец, в нашем дворе, показательную корриду!
«Вот, пожалуйста, теперь он нам в лицо издевается, посмотрите-ка на него!.. В руке горящая папироса, встал над столом, орет, как испорченный телевизор, трясет своими могучими телесами под полосатой тельняшкой… Будто он не в доме у своей матери, а где-нибудь на берегах Океании, и ему хочется позабавиться над обалдевшими аборигенами, которые таращат на него глаза, не понимая ни слова…»
– Сложней всего подыскать подходящего для корриды бычка… Но я, между прочим, держу одного на примете, красного бугая… совсем как на той афише!
Родичи озадачены, не знают, что говорить и что думать: «Ничего подобного мы не допустим… Надо об этом прямо сказать, сию же минуту! Красного бугая, о кото– ром полосатый сказал, придется убить, сдать на мясокомбинат в счет мясопоставки… не хватало нам только корриды в нашем селе!.. Избави нас, господи… А этого горлопана и умника в матросской тельняшке мы удавим собственными руками, он из нашей породы, наших дорогих кровей, малость, правда, подпорченных, между прочим любовью, которой мы его окружали на каждом шагу… Вот и вырастили мустанга… А что такое мустанг?!»
– Что такое свадьба? – продолжает жених. – Свадьба есть первый шаг, который делает человек к самостоятельной жизни… А если так, то разрешите нам наше интимное дело устроить демократически! Не надо нам свадьбы! Ну что, скажите, в этом плохого? Уж если вы разрешили, чтобы мы взяли друг друга… согласились на брак, теперь уж, пожалуйста, не мешайте нашей совместной идиллии!.. Ведь я почему не позвал посаженого?… Там, где двое, там третий… появится. И для этого вовсе не нужен четвертый!.. Не волнуйтесь, четвертого мы вам тоже родим, но, конечно, не сразу…
Родичи смотрели на эту пару с грустью и думали: «О нем и говорить нечего… А посмотрите-ка на нее. Сидит, как пленница, со стыдливо опущенными глазами… пленница? Как бы не так! Вторая Волоокая, только помоложе и с невинностью на лице! Погодите, вот нарожают они и вырастят деток, во всем на себя похожих… и останется только – крестным знамением креститься, глядя на них!..»
– Смешно, – продолжал жених, – смешно и глупо участвовать в ваших обрядах!.. Посыпать зерном жениха и невесту… Разламывать калачи над их головами… Платки, полотенца, кольца, дары и подарки; сюда же еще посаженый, друзья жениха, подружки невесты, дружки или дружки?., шаферы или шафере, или наконец просто шаферы?! И среди особо приглашенных, конечно, тетушка Кира, она напомнит, как лечила меня в детстве от лихорадки и от ангины?… Прин-ци-пи-ально!.. Слышите, повторяю, мы с Ниной прин-ци-пи-ально не хотим свадьбы!..
И здесь Никанор, как мог, осадил его:
– Пожалуйста… ваше дело!.. не надо… но только… хочу спросить у тебя: где ж ты думаешь жить дальше?
– Как это где? Тысячи раз говорил: квартиру мне дают на работе!..
«Он либо дурак, либо сроду так… либо нас круглыми дураками считает! – думал Никанор. – Ладно, я готов потерпеть… Он пока молодой и здоровый, как бык, – стало быть, умный… Ничего, мало ли кто записывал нас в идиоты? А теперь вот и наш племянник любимый куражится… ему, видишь ли, прин-ци-пи-альность не велит свадьбу играть!»
– В последний раз спрашиваю, где ты думаешь жить, парень?! В лесу или среди людей?! А ну, со всей своей принципиальностью говори!.. – крикнул Никанор.
– Что ты хочешь этим сказать? – захлопал глазами племянник. – Что-то я не понимаю тебя…
А мать его со своего места пролепетала:
– Тудор, дорогой… может, вы передумаете…
– Ах, оставь, мама, – устало ответил жених. – Поздно думать о свадьбе, когда у невесты уже четвертый месяц беременности… о пеленках самое время подумать! – И вдруг, неизвестно чему возмутившись: – Или ты думаешь, что я пьяный?!
Отец невесты медленно, с достоинством поднялся со стула. Сказал мягко жене, сознавая всю безнадежность своего положения:
– Пойдем, дорогая, домой… – И к дочери, поглядев па нее через силу: – Вставай… поднимайся… – И обратившись не то к Никанору, не то к матери жениха, чуть слышно добавил: – Простите нас… мы не знали, что… невеста у нас…
Может быть, он собирался сказать «порченая», но сдержался, и правильно сделал!.. Ведь по всем старинным понятиям жених имел теперь полное право отказаться от брака. Более того, мог на все село ославить невесту, так что никто и никогда не возьмет ее замуж. И в данном деле совершенно не важно, что он главный виновник, ибо такова уж его доблесть мужская; а достоинство и доблесть невесты, что бы там ни было, но оставаться девушкой до свадьбы!.. Теперь вся надежда у тестя была на сознательность жениха, ведь ему, слава богу, «глубоко плевать» на все дедовские обычаи?…
«Вот ведь он, – думал тесть, – не взял назад свое слово? Соглашается жить с невестой и даже обещал расписаться после рождения ребеночка… Господи, только бы обещанья не нарушил!..»
А с другой стороны, тесть подумал-подумал и успокоился: «Нина моя – самостоятельная, работящая девочка… воспитательница в детском саду. Сама родит – сама выкормит, а мы ей чем можем – поможем… поднимем на ноги внука!.. И никто ей не нужен… Сколько их, в нашем селе, оставалось сиротами? Сам рос сиротой – и ничего, получился…»
И опять же, посмотрев на них и даже залюбовавшись: «Ах, какая славная пара!», – тесть думал: «А они, пожалуй, крепко любят друг дружку… Уж пускай без свадьбы живут, по своим дурацким законам! Каждый по-своему с ума сходит…»
В этот самый момент подала голос бабушка жениха. Собственно говоря, не то чтобы подала голос – заголосила, как по покойнику:
– О-ох!.. позор на мою старую голову… о-о-ох!..
– Обождите, что с вами, что здесь происходит? – пискляво заверещала жена Никанора. – Ведь мы с вами живы-здоровы, никто не умер, дорогие товарищи?! – обратилась она к семейству невесты, потом к жениху обратилась: – Ты что делаешь, а, не видишь? Дорогих людей выгоняешь из дому. – И начала зачем-то развязывать косынку на шее, как если бы сейчас собиралась броситься в воду. – Тудораш, а ну отвечай: свадьба это у тебя или цирк? А ну решай – цирк или свадьба?!
Мать невесты молча плакала.
Мать жениха плакала вполголоса…
Бабушка – в голос:
– А ведь я… когда умру… никто даже «ох» не вымолвит… возьмут меня и выбросят, словно падаль, на свалку!..
Тут и невеста прижала руки к лицу, заплакала: громко, безудержно, по-детски захлебываясь, навзрыд…
Жених попытался ее утешать. Руки старался от лица отнять, ему почему-то казалось, как только это удастся – ока успокоится… но ничего с ней поделать не мог! Конечно, с помощью поцелуев это у него быстрее бы получилось, но разве на глазах у родителей будут те поцелуи?… И вот он ходил вокруг нее, громко рыдавшей, и беспомощно, как маленький мальчик, упрашивал:
– Ну, милая… ну, хорошая… ради бога! Сделаю все, что захочешь… Ну хочешь, эту дурацкую свадьбу сыграем?! Милая, родная, скажи только.
И она ему сквозь рыдания:
– Как же… свадьбу… когда и посаженого… нет… и мама с папой… домой забирают!..
– Как это забирают?… А наш посаженый, дядя Никанор, где?! Самый лучший в селе! На свете – единственный… согласен, дядя Никанор, быть у нас посаженым?…
