Стена пламени раскололась, разъединилась на языки, и появились тёмные прорехи. Потом эти пятна превратились в скорлупки, слетающиеся со всех сторон — они соединялись, сшивались яркой вспышкой в единое целое. И через мгновение, а может, и вечность, я ощутил себя снова в своём коконе.
Так тихо и спокойно. Бушующее пламя осталось где-то снаружи.
— О-о-о-ох… — повторил я, понимая, что снова могу мыслить.
Внутри кокона не может быть боли. Разум внутри него существует отдельно от тела.
Грохот, донёсшийся снаружи, заставил насторожиться. За стенкой кокона замаячила тень — словно огромная хищная птица, она парила вокруг.
Иному не нравилось, что я каким-то образом смог спрятаться от него. И теперь он налетал на кокон, оставляя яркие трещины после каждого удара.
Долго я здесь не продержусь…
Надо было что-то делать. Наше сражение происходило на очень тонком, подсознательном уровне, и первым делом я попытался дорисовать картину происходящего.
Мозг и так уже наполовину помог мне, ведь то, что я скрываюсь внутри сферы, было моим воображением. И хищная тень, скользящая с той стороны — это попытка моего умнейшего и скромнейшего мозга лишь облечь врага в более-менее удобоваримый вид, чтобы я мог дать отпор.
Так, значит, дело сдвинулось… Будем развивать мысль.
Я потёр воображаемые руки, подул на них. Тут же встал, расправил плечи, а потом снова в недоумении уставился на ладони… Хм, мой разум-озорник одел меня в боевой экзоскелет, который за годы службы стал мне, словно вторая кожа.
Это придало уверенности, и она разлилась по телу внутренней силой. Я попробовал рассмотретьь свои чакры…
Да уж, грёбаный блок так и не вылетел из нижней чакры. Что за на хрен?! И это в моём же воображении!
— Да вашу ж мать, чернолунники хреновы! — вырвалось у меня, — Могли бы уж придумать какую-нибудь, на хрен, кирпичную луну, чтоб такие, как я, могли разойтись.
Моя ругань заставила меня улыбнуться. При всей своей чёрствости я никогда не причислял себя к атеистам, поэтому внутренне помолился, чтобы моя просьба сбылась.
Из уважения к Эвелине и её вере, я попросил Незримую, чтобы вместо Чёрной Луны из Пробоины в конце времён выплыл… кирпич. Огромный, из жжёной красной глины.
— Жжёный ты кирпич, — с ехидной ухмылкой я крутил головой, провожая взглядом тень Иного за стенкой кокона.
А ведь Незримая и вправду помогла мне уже сегодня. Без её помощи, я, возможно, так и застрял бы в воображаемом мире, думая, что вернулся домой. Так что же зазорного в том, чтобы поставить помощь богини на конвейер?
Тут тень Иного ринулась на стенку кокона, прогнув её под мощью своей силы. Через расползающиеся трещины проступили острые чёрные когти…
Да, твою ж капитскую дурь, нельзя этого допустить!
Я стиснул зубы, понимая, что с голыми руками ничего не могу сделать. Какое оружие я могу применить?
Ну же, думай, Тим, думай…
Оттуда, где Иной пытался проникнуть в мой бастион, я ощутил взгляд, полный ненависти. И тут же я вспомнил уроки Альберта Перовского.
Старый оракул прежде, чем самому стать одержимым, научил меня ощущать «точку сборки» врага — то место, где концентрируется его личность. Правда, он лишь учил меня уворачиваться от врага, прятаться и убегать.
А в нашем корпусе псиоников нас учили сражаться. Мы ставили удары концентрированным пучком пси-энергии по важным местам в нервной системе, и против обычных людей это работало прекрасно. Человека могло вырубить, или он мог просто свалиться, потеряв равновесие.
Между псиониками-бойцами всё было сложнее. Каждый удар парировался, проводились контратаки, нащупывались слабые места. Правда, в основном целью служили верхние чакры, ведь имплант мог сгладить любой сбой в нижней чакре…
А что, если объединить знания? Ведь где эта «точка сборки», там рядом и вся энергия должна быть?
Пока я размышлял, когти чудища раскрошили дыру в скорлупе, и внутрь просунулась когтистая рука, будто сотканная из темноты. Так мой разум представлял себе Иного.
Сквозь трещину проглядывал блеск красных глаз, и я ощущал лютую ненависть. И, кажется, меня ненавидели не за то, что я какой-то там привратник, или необъявленный наследник красногорского трона.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Меня ненавидели просто за то, что я живой…
— Ты… — хриплый, но громкий, голос ворвался под своды кокона, — Вам нас не остановить…
— Кого — нас? — сразу же спросил я.
Разговор нужно было продолжать. Противник, который решил высказаться, уже слабее на порядок — ведь тому, у кого нет сомнений, беседы не нужны.
— Мы… тень Чёрной Луны. Мы… мы движемся впереди, — Иной прямо увлёкся, — Мы… легион!
— Так кто вы?
Я продолжал настраивать свою чувствительность, чтобы ощутить поток псионики или чего ещё от противника. Это могло помочь мне найти энергетический контур противника, а следом и зону, куда можно бить.
Ведь если так подумать, то я нахожусь в разуме у сумасшедшего Стража Душ. Мне бы лишь доступ к его телу получить, тогда я смогу влиять и на нервные связи, и на гормональный уровень. Да и просто хотя бы самому себе кулаком в лицо заехать.
— Мы… всё сметающая волна, — Иной продолжал в том же духе, — Вам не остановить нас!
— Да понял уже, — я хладнокровно наблюдал, как Иной продирается сквозь дыру.
Кокон пытался самовосстанавливаться, и поэтому врагу приходилось туго. Едва он разламывал отверстие подходящего размера, как оно снова становилось меньше.
Но ярость и сила делали своё дело. Вот внутрь просунулась его голова. Абсолютно чёрная, будто это существо выдули из угольной шахты.
Иной был похож на объемную и непроглядную тень: я мог определить, что на его голове развеваются волосы, но не видел их. Зато прекрасно было видно глаза, горящие адским красным сиянием.
— Мы… смерть, — Иной от души захохотал, но на его лице не проявилось никакого ротового отверстия, — Мы — погибель!
Да, помнится, мой друг Герман Губошлёп, который каким-то образом вселился в оракула Перовского, да ещё и вёл себя как демон, казался намного умнее. Тот хоть разговор вёл самый простой.
А у этого только «мы» да «мы»…
Чёрные когти едва не доставали до меня, но я, повинуясь наитию, со спокойной улыбкой ответил:
— Когда вас будет судить Незримая, там и посмотрим, кто вы такие.
Тишина настала внезапно. Иной, который уже почти протиснул плечи в кокон, вдруг замер, округлив глаза. Его бровей не было видно, но наверняка они подпрыгнули, да ещё сделали круг по затылку.
Даже там, за коконом, резко погасло пламя. Всё погрузилось во тьму.
— Не смей, — тишину разорвал свистящий и испуганный шёпот, — Не смей упоминать о ней!
Медленно, с расстановкой я произнёс:
— Ты о Незримой, что ли? О той, которая идёт вершить суд?
Что тут случилось.
Пламя снаружи разгорелось с прежней яростью, а Иной забился в дыре, вытягивая руки и пытаясь достать меня когтями. Я поборол желание отпрянуть назад, хоть и понимал, что ещё пара сантиметров, и от моего воображаемого лица ничего не останется.
Тут, наконец, пришла чувствительность. Ярость Иного сбила всю его защиту, я и ощутил тело Стража Душ.
Лишь на миг, но этого оказалось достаточно, чтобы рассмотреть чакры. Иной тут же понял, что я захватываю власть над телом, и снова замер.
— Думаешь, ты силён? Думаешь, ты справишься с нами?
Я скривил губы. Уже даже не хотелось спрашивать «с кем, с вами».
— Тьма надвигается. Когда Чёрная Луна придёт, тьма будет повсюду… И ты, привратник, ничего не сможешь.
— Уже смог.
— Дерзкий. Наглый… Глупый!
Я хотел было ему ответить что-нибудь дерзкое, как вдруг Иной хлопнул в ладоши перед моим лицом, посылая дуновение ветра.
— Я покажу тебе нашу силу.
Повеяло такой нестерпимо грязной и гнилой магией, что мне пришлось зажмуриться. Буквально через секунду насилие над моей пси-чувствительностью кончилось, и я открыл глаза.
***
Степь. Ночь. Сверчки.
Я лежу за плотной завесой кустов, не в силах поверить в то, что ощущают мои пальцы. А ведь они сжимают «свисток» — ту самую мою любимую винтовку, капитский Шам-Рифл.
