– Да, пока вреда от тебя нет никакого, вроде и ничего им не надоть, но любопытные… —
– Дядька Пантелей, ты хоть понимаешь, была бы я ведьмой, в деле с организацией больницы в селе батюшке моему не помогала, и доктора у вас бы не было. Зачем доктор, коль сама бы чудеса творила, людей на ноги ставила, а потом души людские воровала и… в общем, не знаю, чем там еще ведьмы занимаются, не хочу я эти глупости пересказывать.-
– Да я что, бабы бают, – староста тут же поторопился отвлечься от начатой им темы, словно и самому неудобно стало от пересказа никчемных сплетен, – а что душа по нашему вопросу скажешь, бунтовать нам или мирно решим вопрос о заработках? —
Лиза помрачнела.
– Дядька Пантелеймон, мне наш новый эконом – опекун мой, так ничего и не сказал. Одно твердит – увидите, всё хорошо будет. А вы, дядька Пантелеймон, с мужиками сами к нему придите, да расспросите, я тоже понаблюдаю, как этот столичный сноб объясняться с вами будет.-
Староста ухмыльнулся, с прищуром глядя прямо в глаза Лизы: – к бунту призываешь, графинюшка? —
– Господь с вами, – лишь всплеснула руками Лиза, округляя возмущенно глаза и, все-таки не удержалась, тихо добавила, – всего лишь к небольшому неповиновению, в пределах допустимого.-
– А мы так и сделаем, Елизавета Дмитриевна, – стукнул даже по столу уверенно староста, – пусть объяснит, он человек для нас новый, мы и знать его не знаем. Что он там себе удумал, а то и нам, и тебе убытка бы не было.-
– Это точно, – уверенно подытожила Лиза, а потом, оглядев горницу, спросила, – а где Аграфена Егоровна? —
– Да, по хозяйству хлопочет, наверное. Петька, ты кликни мать-то, да поспешает пусть. Дело к ней у графини имеется-.
– Ой, батюшки, а я-то не прознала, что гости такие у нас, а ты, старый, сидишь. Давай я хоть кваском тебя, барыня, угощу, – озабоченно заговорила хозяйка дома, переступая порог горницы, явно торопясь явиться перед ясные очи юной графини при получении известия от сына.
– Не откажусь, Аграфена Егоровна, у вас всегда славный квас, – улыбнулась на такое старание Лиза.
Хозяйка обернулась быстро, неся из прохладной каморы глиняную кружку кваса, настоянного на ржаных сухарях с травами. Лиза не стеснялась, залпом осушив кружку, и ведь действительно, одно удовольствие квас в такую нешуточную жару.
– Аграфена Егоровна, вы ведь кружева плетете, заграничным «блондам» не уступят, – начала она разговор о том деле, по которому она, положа руку на сердце, и ехала, ставя на струганый стол кружку, а уж что там ей опекун наказал, она пока и думать об этом не особо хотела.
– Да, что ты, барыня, – всплеснула руками Аграфена Егоровна, – баловство все это.-
– Ладно, мать, – ворчливо заметил Пантелеймон Данилович, он хоть вида не показывал, но тайно весьма гордился, признанным односельчанами, талантом своей жены, – что есть, то есть.-
– Вы других селянок не откажитесь обучать? А я бы вам за работу платила, сейчас такое кружево очень ценится, мы с Яном Карлычем обсуждали, в Петербурге лавку открыть можно, да, я бы и заграницу вашу работу наладила бы.-
– Ну, не знаю… – нерешительно выдохнула Аграфена Егоровна.
– Да, что тут думать, – даже вспылил Пантелеймон Данилович, еще бы, такое предложение, плата за «сидеть на лавке», чего-то там ковыряя, мурлыкая себе под нос в свое удовольствие, – дело барыня говорит, вместо того, чтобы девкам зимой по посиделкам из избы в избу бегать, та с парнями жаться, пусть сами на приданое зарабатывают. Покумекаем, графинюшка, как лучше обставить всё и тебя известим, – уверенно решил за жену дядька Пантелей.
– Ну и славно, – сказала Лиза, вставая. Не было у нее привычки попусту время тратить на разговоры, обсудила нужное, пора и честь знать, другие дела ждут: – загостилась я, пойду уж, – и Лиза в сопровождении тут же подскочившего Пантелеймона Даниловича, прекрасно знавшего привычки своей юной хозяйки, шагнула к двери. Выходя на высокое деревянное крыльцо, Лиза отметила, как Иван торопливо шагнул в сторону, подальше от Глаши, чтобы родительские глаза, выходящего следом за барыней отца, не узрели ничего подозрительного. Отметила, как звездочками горели девичьи очи, а яркий румянец на щеках выдавал отнюдь небезынтересное времяпровождения Ивана и только сейчас, вот в самый этот момент, Лиза вспомнила все-таки об, если не основной цели своего визита к старосте, но уж не менее важной точно – просьбу Андрея Николаевича.
– Ах, да, – воскликнула Лиза, – Иван, поди сюда-.
Иван, не спеша, с достоинством подошел к ней и Пантелеймону Даниловичу, сошедшим уже с крыльца, держась за рукоять кинжала в богато украшенных орнаментом, выбитым на металле, ножнах, заткнутом по горскому обычаю за пояс.
– Дядька Пантелеймон, это Иван – ординарец моего опекуна, он периодически наезжать к вам будет.-
Пантелеймон Данилович протянул руку Ивану: – ну, здоров, мил человек.-
Лиза продолжала: – тут дело очень важное. Могут чужаки появиться, если кто подозрительный покажется, вы с Петром дайте знать. Действий никаких не предпринимайте. Просто погляньте, но нам в поместье сразу же сообщите.-
– Чужаки, – тут же призадумался дядька Пантелеймон, – у нас тут только, где-то седмицы три, юродивый на паперти трется, приблудился откуда-то. Я спрашиваю, откуда будешь, мил человек, а он мыкает, головой мотает, пальцем в небо тыкает. «Оттуда послан, прям оттуда, оттуда прибыл, туда и уйду,» – баит. Что с него взять блаженный. «Ну, на тебе копейку», – говорю, он истово крестится, глаза радостные, кивает и опять чушь несет. «Ты даешь, я больше дать могу.» Дурачок. Ох и развелось их по краю нашему, прошлый год юродивая, такая же блажная была… —
– Дядька Пантелеймон, – остановила старосту Лиза, – было бы время, я тебя до вечера слушала.-
– А, ну да, ну да. Добро, добро – кивнул Пантелеймон Данилович, с явным сожалением останавливая свой только начатый и обязательно обширный рассказ, да барыня не тот собеседник, не благодарный слушатель, ясно читалось на его лице, но и ничего с этим не поделаешь.
– Понимаем сурьезность положения, – уже совсем строго, с полной ответственностью заверил он Лизу, – всё сделаем, как сказала.-
Через некоторое время Лиза с Иваном выехали за границу села.
– Барыня, – прервал молчание Иван, направляя спокойный ход жеребца рядом с, размеренно бегущей, Барынькой, – я на берег, – коротко бросил он, кивая в сторону леса.
– Вообще-то, я туда же, – равнодушно, даже не глянув на Ивана, выдала Лиза, – пороть меня, как ты понял, бессмысленно, соответственно спорить, я бы тоже не стала, – и она красноречиво глянула в усатое лицо. Иван лишь коротко хмыкнул и чуть пришпорил жеребца, обгоняя Лизу, так и продолжая их совместное движение.
«Наконец-то, до одного дошло», – удовлетворенно отметила про себя Лиза, смотря на прямую, маячившую впереди спину Ивана.
Вскоре, на дороге показалась одинокая фигура мужика.
– Еремей, – воскликнула Лиза, нагоняя того, – ты в усадьбу что-ль, к Федору? —
Лиза знала, что конюх Федор приходится каким-то родственником Еремею, и не раз видела его в усадьбе, но лохматый мужик – работник старосты лишь угрюмо зыркнул на нее, все так же, как во дворе, хмуря широкие брови. Холщовая сумка набитая чем-то до отказа оттопыривалась, свисая через плечо. Лиза сверху бросила короткий взгляд, черная краюха хлеба виднелась неприкрытая ничем.
– Нет, – недовольно буркнул Еремей, и Лизу даже удивил тяжелый взгляд мужика, которым он одарил ее на заданный вопрос, вроде не понравилось ему ее неожиданное появление и ее, казалось бы, обычные житейские вопросы.
– В деревеньку иду, к своим. Вот гостинцы несу, – продолжал он, косо, с явным недовольством поглядывая на Лизу.
– Ну, доброй дороги, – бросила озадаченная Лиза.
«Нет, все равно к Федору зайдет, угрюмый такой и чего говорить не хочет, опять, что ль, тому браги несет, – пронеслось в голове Лизы, догоняющей, изрядно уехавшего вперед за ее разговором со случайным попутчиком, Ивана, – деревенька-то его в другой стороне.» Гонял, гонял уже Ян Карлович из поместья непутевого родственника конюха.
– Федор-то работящий, – проявились слова управляющего в голове, – лошадей, как детей малых любит, любые их хвори знает, младшие конюхи-то – разве чета ему? Выгнать, рука не поднимается из-за его головы светлой, а этот аспид-соблазнитель, не может себе компаньона в селе найти, бобыль чертов, теперь лошади без должного уходу дней пять будут, пока дурь сойдет.-
А потом смиренно кланяющегося Федора, виновато потупившегося и мнущего в руках шапку под строгим взором папа и Яна Карловича. Так ведь давненько такого не было, пока на заработках, видимо, и был Еремей. Ох, не приведи бог, опять старое начнется…
До Малого дворца добрались быстро.
