— Ну и задал ты мне загадку, — угощая махоркой Пуханова, сказал ему Крикун. — А может, обознался?
— Я мог бы не говорить.
— Значит, видел?
— Видел и по-честному сказал.
— Ото, тебе засчитают на суде.
— Засчитают, жди... — усомнился Пуханов. — Но это доказательство моего полного раскаяния.
— Да... Так какой же он из себя? — спросил Крикун так, как будто и не задавал этого вопроса раньше.
— Какой-то лохматый...
— Лохматый? — удивился Крикун. — Так...
— Волосы у него пластами во все стороны, густые с проседью. И вообще, лицо у него приметное.
— Чем же?
— Оно — как у крота: остроносое, с маленькими глазками, а над ними шапка лохматых волос.
Крикун редко улыбался, но на этот раз не сдержался.
— Значит, лохматый, как я понимаю, такой вихрастый? А уши?
— Уши? Большие, оттопыренные. Усы и бородка жиденькие, как у дьячка.
— Значит, наверное, отпускает, еще не отросли, — определил Крикун и поинтересовался цветом бороды и усов. Пуханов не помнил и ничего определенного на этот счет сказать не мог, но дополнил описание одежды:
— Был при галстуке. Галстук — трубочкой, скрутился... Пиджак также мятый, с верхними накладными карманами.
— Кто же это такой? — спросил в раздумье Крикун.
Пуханов пожал плечами.
— Где ты его видел?
— Я же сказал: в Екатеринодаре, на улице.
— Ото, я не о том тебя спрашиваю, — буркнул Крикун. — Где ты его видел в Турции? Там столько болтается беляков... И как ты его там заприметил? Ну и память у тебя...
— Видел я его там в порту, на судне «Гурдистан», бывшем «Владимире», в матросской робе, а то судно, на котором я отправлялся в Новороссийск, стояло рядом, бок о бок.
— Ты с ним говорил?
— Нет, разговора не было, а с другими перебрасывался от нечего делать. Один мне даже на ухо шепнул, что команду набирают в Россию. Наш «Эттихад» отчалил от стенки в темноте, а «Гурдистан» остался в порту.
Крикун все время пристально смотрел на Пуханова, однако не заметил каких-либо признаков неискренности своего собеседника, его стремления наговорить того, чего не было. Кое-что Пуханов дополнил к тому, что показывал раньше, но Крикун тут же решил проверить его:
— А ты мог бы его узнать на фотографии?
— Смотря какие фотографии...
— На шо намекаешь? — не понравилось Крикуну рассуждение Пуханова.
— Ежели фотографии старые — это одно, а на теперешних — не знаю...
— Опять за свое? — строго сказал Крикун. — Вижу, куда гнешь: значит, при царе и фотографии были лучше, чем теперь? Так или не так?
Пуханов именно это имел в виду и понял, что Крикуна даже скрытыми намеками не проведешь. Сидел перед ним молча, потупив глаза.
— Вижу, дошло, — заметил, довольный, Крикун. Вынул из стола несколько фотографий разных размеров, гражданских и военных, и разложил их перед Пухановым: — Ото, погляди.
Всех лиц, заснятых на фотокарточках, Крикун знал. Они арестованы и находились под стражей или были отпущены после допросов домой. Пуханов смотрел внимательно, некоторые фотокарточки брал в руки и не торопился положить на место. Не торопил его и Крикун.
— Нет, — сказал Пуханов.
— Значит, нет тут того?
— Нет.
Крикун был доволен тем, что ему по ходу разговора пришла в голову мысль о проверке, которая убедила в том, что Пуханов не водит его за нос.
«Значит, надо искать, — отметил про себя Крикун. — Запросить Новороссийскую ЧК и другие: не появлялся ли в наших портах «Гурдистан»? Да и в приметах есть кое-что новое... Ото, не дело, что контра, прибывая из-за границы, долго разгуливает руки в брюки по Кубани».
С новой энергией Крикун принялся за розыск.
8
Следствие по делу Малогутия и его банды подходило к концу. С каждым разбирались в отдельности. Определялась степень вины арестованных, готовилось обвинительное заключение для передачи материалов дела в суд. Некоторых примкнувших к банде казаков, тяготившихся пребыванием в ней и искавших удобного момента, чтобы сбежать домой, освобождали из-под стражи. По каждому случаю советовались с Гуляевым. Только после того, как Николай Васильевич заверял, что участник банды никого лично не убил, принималось решение об освобождении. Освободили и Гуляева, оказавшего неоценимую помощь следствию.
Разговор о поездке за границу, начатый с ним Фроловым, продолжали Смиренин Василий Васильевич и Крикун.
Поздним вечером, когда часовая стрелка на звонких ходиках приближалась к двенадцати, Василий Васильевич пригласил к себе Гуляева. На стол по случаю предстоящей важной беседы Крикун поставил три большие кружки с кипятком, заваренным вишневыми ветками, положил по два тонких кусочка сахарной свеклы, побывавшей перед этим в жаркой печке. Мягкая тушеная свекла напоминала сладкий мармелад, о котором в это голодное время у участников чаепития остались только одни воспоминания.
— Сахар и до войны был роскошью в нашей большой семье, — рассказывал Василий Васильевич Гуляеву, — поэтому мать частенько подавала на стол к чаю вот такие же «паренки». Все-таки лучше, чем ничего.
— У Малогутия в лесу и этого не было. С удовольствием отведаю, — сказал Гуляев.
Они принялись за чай, присматриваясь друг к другу, осторожно нащупывая общую нить, которая бы помогла им установить тот незримый контакт, который так нужен на подступах к решению весьма сложного и необычного вопроса.
— Бандитские убийства, грабежи... А ЧК в ответе за это перед народом и перед партией. И правильно сделают, если шею намылят нам в обкоме. В горах еще действуют банды, во главе которых стоят бывшие офицеры, заброшенные из-за границы. Нам пора взять в свои руки канал, заброски агентуры на Северный Кавказ и контролировать связь бандитского подполья с белой эмиграцией. Это, так сказать, главная цель вашей поездки за границу.
О принимаемом сейчас в кабинете Смиренина решении никто не должен был знать. Только при этом условии можно рассчитывать на успех операции, разработанной Крикуном еще при Фролове. Единственным свидетелем их разговора был Ф. Э. Дзержинский, строго посматривавший на них с портрета.
— Для решения этой, далеко не простой, задачи, — продолжал Смиренин, — надо не только потолкаться среди князей, офицеров, генералов и своры бежавших из России чиновников и попов разных калибров, но и войти к некоторым из них в доверие. Это очень нелегко, товарищ Гуляев. Ведь к каждому приезжему из Советской России они испытывают понятное недоверие. Но при этом не могут не проявить интереса, так как им надо показать французам и англичанам свою работу. Как считаете, можем мы быть уверены в том, что вы справитесь с этой задачей?
— Можете, — ответил Крикун, не дожидаясь, пока ответит Гуляев.
