Все эти причины в соединении с мотивами экономической конкуренции между большинственным правящим слоем национальных государств, вооруженным всеми прерогативами реальной власти, и безоружной интеллигенцией «чужаков и пришельцев» приводит к тому, что проявления угнетения и унижения национального чувства евреев вовсе не легализовано, как при старом порядке, в немногих, хотя бы и очень важных пунктах соприкосновения с областью высших государственных функций и интересов, но является в этих государствах, в более или менее прикровенной форме, некоторой постоянно предносящейся задачей всеобщей заинтересованности.
При таком явном несоответствии существующего порядка с элементарными культурными и материальными интересами еврейского населения, и в первую очередь интеллигентного, и при общеизвестном болезненно-чувствительном отношении еврейского интеллигента ко всякому намеку на ущербление своих прав и интересов положительное отношение нашей периферии к факту самостийности государств, возникших на территории «черты», представляется чем-то чрезвычайно парадоксальным и заинтриговывающе-таинственным. Смысл этого столь необыкновенно всепрощающего отношения может открыться только из рассмотрения указанных явлений в связи с общей совокупностью явлений великой русской революции, столь трагически-крепким узлом связавшей исторические пути восточного еврейства с тем исходом, который суждено получить гигантской борьбе противоположных религиозно-культурных начал, ведущейся ныне на необозримых равнинах Евразии.
Прежде, однако, чем перейти к рассмотрению отношения еврейско-периферийной массы к явлению русской революции в его наиболее классической, беспримесной и исторически-значительной форме, полезно будет хотя бы вкратце остановиться на том из разыгравшихся на территории черты оседлости самоопределенческих эпизодов, который, хотя внешне окончившись, в смысле удовлетворения самостийнических аппетитов, неудачей, тем не менее далеко превзошел все остальные в смысле реальности и огромности бедствий, нанесенных именно еврейскому народу. Мы имеем здесь в виду, как уже догадался проницательный читатель, эпизод украинский — во всех его со столь калейдоскопической быстротой сменявших друг другу вариациях — гетманской, петлюровской и даже ныне восторжествовавшей федеративно-советской. Отношение еврейской интеллигенции к комплексу проблем, связанных с попыткой насильственного отрыва исконной колыбели зарождения русской народности от остальной России, столь богато всякого рода противоречиями, что попытка рационального объяснения его с точки зрения определенных политических и житейски-бытовых условий, по нашему мнению, неминуемо должно приводить только к дальнейшему запутыванию этого клубка необыкновенных по яркости и наглядности противоречий. Содержание этого последнего отнюдь не исчерпывается, например, тем фактом, на который столь упорно жалуются украинские самостийники и за рубежом, и внутри СССР, что, теоретически признавая существование «украинской национальности» и не сомневаясь в ее праве на самоопределение «вплоть до», — еврейская интеллигенция тем не менее приветствует факт захвата территории Украины «московскими оккупантами», а также компрометирует идею и дело создания «украинской культуры» своим пренебрежительным отношением к ней и тем полным предпочтением, которое она в своем собственном практическом обиходе оказывает русскому языку и культуре. И нас здесь будут гораздо более интересовать явления, входящие в рамки проявления одного чудовищного этического феномена, который, на наш взгляд, является только одним из следствий извращенного, окончательно лишенного каких бы то ни было внутренних опор религиозного чувства периферийного еврея и с которым связано всестороннее искажение и изуродованность его исторического и нравственного чутья. Феномен этот, с которым можно встретиться чуть ли не во всех областях культурной и политической деятельности периферийного интеллигента и производящий в его нравственной природе столь огромные опустошения, может быть охарактеризован как чрезвычайно зловредная и соблазнительная тяга к самопожертвованию ради зла. И вот как раз в отношении еврейской интеллигенции к украинско-самостийническим домогательствам этот уродливый и отвратный феномен проявил себя в формах необычайно выпуклых. В самом деле, вспомним еще раз ту болезненную мнительность и раздражительную щепетильность, с которой относится периферийный интеллигент ко всякой возможности покушения на свою физическую, правовую и имущественную неприкосновенность, и его совершенно искреннее убеждение в том, что еврейский погром есть самый ужасный и низменный из всех осуществимых на земле видов зла. Вспомним далее из фактов сравнительно недавнего прошлого, с каким упорством, ненасытной мстительностью и неразборчивостью в средствах велась за границей еврейскими политическими эмигрантами в годы, близкие к событиям 1905 г., противоправительственная пропаганда[7], отнюдь не грешившая тщательностью подбора истинных виновников погромов и ставившая в этом отношении за общую скобку положительно весь административно-полицейский аппарат страны. Сравним общее число человеческих жертв одесского, кишиневского, белостоцкого и пр. погромов 1903–1906 гг., навряд ли могущее исчисляться в тысячах, с теми стотысячными гекатомбами, которые были принесены во славу самостийнического Молоха в годы петлюровщины. Припомним воистину удивительную по своей выдержке и единодушию борьбу передовой еврейской интеллигенции против загона 6 миллионов еврейского народа в захолустные местечки юго-западных окраин и при этом обратим внимание на тот факт, что территория, являющаяся объектом украинских и белорусских домогательств, в точности совпадает с пресловутой чертой, что дало даже повод некоторым самостийно-провинциальным идеологам видеть в установлении черты самую крупную из бесчисленных неприятностей, изобретенных специально во вред Украине и Белоруссии дьявольски хитрыми москалями. Отметим далее тот непреложный факт, что как раз еврейство, имея оседлость на территории проектируемых «держав», непрерывно в течение уже многих столетий, не может не сознавать на основании своего собственного исторического и житейски-бытового опыта, насколько утопически-лживы и нарочито-Фантастичны потуги самостийников создать задним числом какую-то свою особую, нерусскую историческую традицию. После всего этого нельзя будет не поразиться тому фанатическому упорству, с которым еврейская периферийная интеллигенция и в России, и за рубежом разделяет и защищает самостийническую лжеутопию, от осуществления которой еврейство для себя самого решительно ничего хорошего не может ожидать даже в лучшем случае, если даже оставить в стороне реминисценции 1918–1920 годов. Полное умолкание в этом случае голоса так называемого на самоопределенческом политическом жаргоне «священного национального эгоизма» со стороны еврейского правящего слоя, столь часто грешащего исхождением из узко понятых интересов собственной колокольни во всех оценках даже величайших по важности фактов окружающей исторической и политической обстановки, не может не повергать, повторяем, в самое искреннее изумление. Удивительна также джентльменская внимательность и тщательность, с которой периферийное еврейство разыскивает истинных виновников погромов при петлюровщине, с большой виртуозностью манипулируя терминами украинского военно-административного искусства вроде гайдамаков, синих жупанов, черных шлыков, сечевых стрельцов и т. д. и прилагая унаследованные талмудическо-схоластические навыки к тщательной дефиниции и отделению регулярных частей от иррегулярных, сотников и полковников от атаманов и батек и т. п. отнюдь не ставя всего и всех за одну скобку. На процессе Шварцбарда еврейские политические деятели начинали свои свидетельские показания с изъявления своих симпатий украинскому движению, а не так давно в этом же духе писал сионистский вождь г. Жаботинский в газете г. Милюкова.
Погрязшая в лживых предубеждениях и злобном невежестве еврейская периферия берет под подозрение в реакционности и мракобесии всякую попытку обосновать, в отличие от установившихся европейских мертворожденных шаблонов самоопределения, настойчивую необходимость для восточноеврейского народа, с точки зрения его же собственных, самым трезвым образом оцененных интересов, выказать и на этот раз свойственную еврейству «имперскую тягу» (Г.А. Ландау) и бросить все свое культурно-политическое влияние и вес на защиту России как единого, по естественно-географическим условиям и историческим судьбам, культурно-государственного мира, органической составной частью которого оно может и должно стать. И, конечно же эта глухота еврейского передового слоя к истинным нуждам своего же народа, его пренебрежение к реальной историко-государственной обстановке, в которой суждено жить этому народу, и к его чаемым, желательным и возможным судьбам; упорство и изуверство, проявляемое этим передовым слоем в самопожертвовании ради зла, ради злостной и злобной утопии, — все это для нас, свидетелей или исследователей опыта великой катастрофы народа русского, которой предшествовали аналогичные явления истончения и вырождения правящего слоя, предстает как несомненный и вещий признак исчерпанности и обреченности еврейской периферийной интеллигенции. Перед восточноеврейским народом должна наступить в близком будущем грозно-настоятельная необходимость произвести некий трагический выбор: либо сохранить свой нынешний и привычный, но рабствующий лжеутопизму правящий слой, идя за ним слепо и неотвратимо в разверстую бездну, к бесславному концу своих земных судеб, к растворению в море западно-демократической серединной пошлости; либо отречься от него, предоставить его собственной участи и отказаться от его водительства решительно и бесповоротно, чтобы, заняв в совокупности народов России-Евразии пусть скромное, но достойное и по заслугам почетное место, ввести дальнейший ход свода земных судеб в рамки чаемого в грядущем великого мессианского призвания России по отношению к вселенским судьбам всего религиозного человечества — под предводительством имеющего быть заново, от основания, созданным передового слоя.
